Донкастер. Сентябрь 1470 года.
Эдвард не мог заснуть, поворачиваясь на живот, перекатываясь на спину, взбивая подушку в мягкую податливость. Потратив на это время, он забросил усилия и оперся на локти, обозревая погруженную в темноту комнату. Одинокая белая свеча догорела на счастье, отдав весь свой свет, ставни были плотно закрыты, препятствуя доступу в помещение нездорового ночного воздуха. Он мог различить недвижные очертания ближнего дворянина, растянувшегося на соломенном тюфяке у двери, чье тихое ровное дыхание свидетельствовало о глубоком блаженном сне. В раздражении, Эдвард мигом решил растолкать его, чтобы разделить злополучные праздные часы.
Вскоре небо начнет прочерчиваться лучами света... и ему придется подняться вместе с восходом солнца. Сегодня он предполагал объединить свои три тысячи человек с пятью тысячами, состоящими под началом его кузена, Джона Невилла, маркиза Монтегю.
Для Эдварда было из ряда вон выходящим явлением - бодрствовать и чувствовать себя неуютно, тогда как другие в это время спят. Большую часть ночей он проводил подобно кошке, легко и спокойно. Но к прошлой неделе это не относилось. Не к тому моменту, когда пришла весть о высадке Уорвика на южном побережье.
Весь сентябрь английский флот крейсировал вдоль французского побережья. В середине месяца по Ла Маншу от Дувра до Гонфлера начали проноситься шквалы. Шторм разбросал корабли, и Уорвик воспользовался предоставленной возможностью преодолеть блокаду. Прошло более двух недель со дня, когда французская эскадра высадила Уорвика и Джорджа в Дартмуте.
Эдварду не дали шанса испытать сожаление о сделанном после совершенного призыва вернуться. Он знал, что не имел причин упрекать себя за оборонные меры, осуществленные минувшим летом в предвкушении возвращения Уорвика. Король исполнил все, что было в его силах. И, тем не менее, Эдвард не мог отмахнуться от навязчивого подозрения, что сотворил то, что Уорвик хотел от него, - отправился на север. Какую роль, терзал себя монарх, на самом деле исполнил Фитц-Хью? Раскаявшегося и неловкого мятежника? Или удачливой приманки?
Ясно, что подобные размышления едва ли способствовали здоровому сну, но Эдвард не мог отринуть ни опасений, ни того, что Уорвик высадился в Дартмуте, тогда как он находился более, чем в трехстах милях севернее.
Кузен проделал ловкое по проницательности продвижение, направляясь к Девону. Эдвард ворчливо принял выпад. Девон всегда поддерживал династию Ланкастеров, там ширились шеренги не смирившихся сторонников и подобных им недовольных. Стоило ему повернуть на юг, в надежде перехватить их, противник выбрал восточное направление, на Лондон.
Если к тому вести, Эдвард считал, что Лондон будет основательно защищаться. Но он ощущал уверенность, - взбунтовавшийся родственник оставит даже такой приз, как Лондон, ради решительного успеха. Уорвик был тщеславен, воображал себя самым способным военачальником со времен Гарри Монмута, одержавшего победу при Азенкуре. Эдвард придерживался другого мнения. Он никогда не проигрывал битвы и не боялся своего кузена. Уорвик забронзовел при Сен-Олбансе и дрогнул при Таутоне. Нет, единственный солдат, достойный опасений в семье Невиллов, это Джонни.
Подняв подушку с пола, Эдвард отправил ее обратно в изголовье. Он не хотел, чтобы это произошло таким образом. Но сегодня накатились усталость и горечь, больше всего тянуло положить конец разворачивающимся событиям. Сделать нечто, должное к свершению. Жаль, пронеслось в голове, что Маргарита настояла на оставлении подросшего сына с ней во Франции, не позволив ему уплыть с Уорвиком. Хотя, так скорее удалось бы прекратить все разом.
Прикрыв глаза, Эдвард задумался о жене, в Тауэрской резиденции Лондона ожидающей наступления родов. Срок уже подходил, повивальные бабки сказали, младенец должен появиться на свет в течение двух недель после Дня всех святых. Король тревожился, но не чрезмерно, - ведь родится четвертый ребенок за шесть лет, прошедшие с момента заключения брака. У Лисбет роды протекали легко, ее никогда не касалась молочная лихорадка, мучившая большинство женщин, только что ставших матерями.
Елизавета уже подарила Эдварду трех дочерей - Бесси, Мэри и Сесиль, последняя получила свое имя ради умиротворения неуступчивой матушки короля, так и не принявшей Лисбет и не простившей сыну брак, заключенный в мае в усадьбе Графтон.
Три белокурых маленьких девочки. Эдвард не разделял разочарования супруги в дочках, ни секунды не сомневаясь, что она подарит ему сыновей, обязанных быть у короля и, будучи уверен, - ребенок, вынашиваемый сейчас, - мальчик. Эта уверенность возникла, как только Лисбет впервые почувствовала движение плода в утробе. К тому же, четыре всегда являлось счастливым числом для короля.
Он резко сел, потому что ночная тишина внезапно была порвана. В передней раздались громкие голоса, сопровождаемые приглушенными звуками, больше всего смахивающими на схватку. Эдвард слетел с постели, схватившись за меч. Ближний дворянин уже вскочил на ноги, отбрасывая с пути матрас, когда дверь открылась с таким нажимом, что открытая задвижка сломалась и шумно слетела на пол.
Комната сразу наполнилась людьми, кричащими, ругающимися, спотыкающимися друг о друга с вытащенными из ножен мечами. Их предводитель уже преклонял колени перед Эдвардом.
'Ваша Милость', задохнулся он, с трудом восстанавливая дыхание и вздымая плечи, словно их сводили конвульсии.
К этому моменту пространство полыхало от зажженных факелов, и свет успел коснуться раскрасневшегося испачканного лица, в котором Эдвард узнал Александра Карлайсла, главу своих менестрелей. Как только король опустил меч, он заговорил
'Сохраните себя, Ваша Милость... Враги приближаются, чтобы схватить Вас...'
'Вы бредите', сжато ответил король.
Ночь была холодной, однако, пот, словно капли дождя, струился по лицу Карлайсла, его камзол, порванный от плеча до локтя, пропитался темными влажными грязными пятнами.
'Враги...' - повторил прибывший, словно других слов для него не существовало.
'Какие враги, парень?' - нетерпеливо поинтересовался Эдвард. 'Уорвик находится более, чем в двух дневных переходах от Донкастера. Что за призрачный противник вам явился...'
Карлайсл действительно осмелился перебить монарха. 'Я не знаю, мой сеньор.... Но я их видел', упрямо настаивал он. 'Вооруженные люди, не более, чем в шести милях отсюда... и собирались они совсем не в Йорк'.
Эдвард потянулся к факелу, приблизив его к лицу гостя. Карлайсл дернулся, но не оторвал взгляда от короля, и последний вернул пламя дворянину, стоявшему рядом. Пришелец, должно быть, безумен, но его ужас довольно ощутим.
Взгляд обвел круг внезапно замолчавших мужчин, остановившись на лице, располагающем к доверию.
'Проследите за этим. Если его рассказ правдив, объявится множество беглецов, направляющихся в Донкастер. Их следует найти и сразу доложить мне'.
Офицер кивнул, склонив колено перед королем, и после покинул комнату. Установившаяся тишина могла посчитаться почти абсолютной, если бы только ее не нарушало затрудненное дыхание Карслайла. Он стер кровь с рукава, щека была поранена во время борьбы, препятствовавшей внезапному проникновению в спальню Эдварда.
'Клянусь перед лицом Всемогущего Господа... Я сказал правду, Ваша Милость'.
Эдвард верил ему. Инстинкт, звучащий громче голоса рассудка, говорил, что Карлайсл не лжет. Обведя глазами окружающих, король увидел, как его вера отражается на испуганных лицах служителей. Появившейся в покоях страх ощущался физически, его можно было поджечь, словно высушенную на солнце солому, преобразовать в панику, способную утопить в себе целую армию.
Пришелец опустился на колени и начал бормотать: 'Господи, Боже, грехи мира принявший, помилуй нас...'
Остальные, здесь присутствующие, зашевелились, подстегивая боязливыми взглядами заразительное взаимопроникновение ужаса перед неизвестным. Эдвард не замедлил осквернить молитву саркастичной бранью.
Напомнив о своем главенстве, он подождал, пока подданные возвратятся к покорному молчанию. Один из дворян суетился под боком, держа в руках охапку одежды, из неловкого зажима вылетел сапог, приземлившийся ровнехонько на голую ногу Эдварда. Монарх сморщился, сознавая нелепость образа, являемого приближенным, - полностью обнаженный властелин, но зато с мечом. В этот раз чувство юмора подвело. 'Найти мне Глостера', - огрызнулся Эдвард. 'И Гастингса. Растолкать остальных'.
Король посмотрел на окружающих его трех мужчин, стоявших ближе других: родной брат Ричард, свояк Энтони Вудвилл и лорд-канцлер, Уилл Гастингс. Они настолько отличались друг от друга, что, не знай их Эдвард, не смог бы представить такого, однако сейчас на лицах всех троих читалось общее выражение ошеломленного понимания. Три пары глаз - темно-голубые, светло-зеленые и карие - устремились к нему...в ожидании.
Энтони продолжал облизывать языком сохнущие губы. От ужаса он побледнел. Эдвард не корил родственника. Только сумасшедший, подобный Гарри Ланкастеру, смотрел на меч с невозмутимостью. Но страх должно преодолевать, взнуздывая поводьями силы воли, ослабление удил и контроля будет наказано. Он одарил Энтони тяжелым оценивающим взглядом, заключив, что в зависимости от протяженности времени сохранения остальными головы на плечах, будет держаться и родственничек.
Обратив внимание на Уилла и Ричарда, Эдвард обнаружил причину для успокоения на их напряженных ожидающих лицах. Уилл слишком устал к своим тридцати девяти годам, чтобы по-настоящему удивляться какому-либо поступку, с человеческой или Господней стороны, если на то пойдет, он примет поражение совершенно без усилий. Дикон же обладал счастливой приспособляемостью с ранней юности, схватывая положение на лету и не задерживаясь на опасности разгрома и скорой смерти.
"Ты веришь рассказанному этим человеком, Нед?" - благоразумно поинтересовался Уилл.
"Сейчас с ним разберемся". Шагнув к приемной, Эдвард произнес: "Надо приказать седлать лошадей, ибо в случае..."
Ричард, одергивая сорочку из-под рукавов второпях взятого камзола, поднял глаза: "Я уже приказал" - коротко сообщил он, получив мрачный, но одобрительный кивок от брата.
"Молодец, парень. Мне нет нужды рассказывать тебе..." Он замолчал, внезапно встревожившись.
Ричард первым оказался у двери, распахнув ее так, что посыльный Эдварда споткнулся на пороге. Уже когда он приглаживал растрепанную шевелюру за спиной Ричарда, герцога Глостера и принца из династии Плантагенетов, даже без движения со стороны разведчика, король точно знал, что сейчас услышит.
"Вы в смертельной опасности, мой сеньор".
Эдвард сглотнул, осознавая, что рот слишком высох для речей. "С чьей стороны?"
"Монтегю", - выпалил разведчик. "Он перешел к своему брату, к Уорвику... его армия - меньше, чем в двух лигах отсюда, Ваша Милость".
Не удивительно, что так произошло. С момента, как он поверил в рассказанное Карлайслом, Эдвард понимал, существует только одна армия в пределах досягаемости Донкастера. Не хотелось позволять себя верить до самого последнего момента. Слишком эти истины опустошали, чтобы их принять. Джонни. Господи Иисусе, что он сделал?
Никто не проронил ни слова. Эдвард сомневался даже, что они дышат. Он заставил себя повернуть голову и взглянуть на товарищей. Значит, Ричард и Уилл тоже угадали правду. Только у Энтони был пораженный вид.
"Монтегю?" - недоверчиво откликнулся родственничек. "Как он мог, Нед? После всего, что ты для него сделал?"
На него никто не обратил внимания. Уилл смотрел на Эдварда. Ричард тоже не спускал глаз с брата. Эдвард повернулся так, чтобы не встречаться с ними взглядами, слепо наткнувшись на кровать. Джонни. Из всех людей на свете, именно Джонни. Проклятое графство. Прости его, Господи, надо было увидеть... надо было понять... Лисбет. Что станет с ней? А с его маленькими девочками? С людьми, доверившимися ему? Уилл. Дикон. Дикон, которому исполнилось семнадцать... как и Эдмунду. И это его рук дело. Он довел их до этого, отправив сюда - к Донкастеру - умирать.
Никогда в жизни Эдвард не был так близок к панике, как сейчас. Никогда до этого не терял веры в себя, представляя, что разгромлен, а его люди - уже погибли.
Счет времени пропал. Казалось, тишина затянулась навечно, не имея ни начала, ни конца. В действительности, прошли секунды. Эдвард ощутил легкое прикосновение к руке. Подошел брат, встав рядом. Король обернул лицо к юноше. Дикон испуган. Это проявлялось в натянутости положения и манере нависания плечами вперед, во внезапной бледности. Он слишком оглушен, чтобы почувствовать горе, приходящее обычно после... если мальчишка проживет достаточно долго. Но взгляд младшего брата не дрожал, смотря на старшего уверенно. Глаза Эдмунда, полные доверия.
Эдвард подавил неровный вздох, осознав, как тяжело сейчас дышать, словно после внезапного удара в солнечное сплетение. Когда пришлось заговорить, то голос оказался прежним, без малейшего намека на страх. 'Он устроил нам своевременную ловушку. Я всегда утверждал, что Джонни - настоящий солдат в семействе Невиллов".
Король увидел, что он один изумлен контролируемым звучанием собственного голоса, словно разделенного с сознанием. Для остальных разыгрывающаяся сцена была не более, чем ожидаемым набором действий с его стороны.
'Что мы должны делать, Нед?' Вопрос поступил от Ричарда, включая в себя многое от той успокаивающей веры, которую Эдвард только что видел в его глазах.
Уилл тоже ожидал ответа. Однако, Энтони принялся ходить из стороны в сторону, словно движение каким-то образом могло предотвратить надвигающуюся беду, неспособный дольше сдерживаться, он разразился взволнованным: 'Что мы можем предпринять, кроме как броситься в битву? Если мы объединим людей...'
Эдвард повернулся, чтобы рассмотреть свояка. 'Их почти в проклятые два раза больше, чем нас', ответил он, не пытаясь скрыть насмешки. 'Важнее, что они готовы сражаться, а мы нет. Заранее мы могли бы собрать свои силы, если бы они нас догоняли. Но ты же слышал рассказанное этим человеком, о том, что противник меньше, чем в шести милях от нас?'
Энтони вспыхнул ярко-алым цветом. На короткое время снова воцарилось молчание, пока мужчины переваривали страшное значение слов Эдварда.
"У нас есть время для отступления, Нед?" - Уилл смотрел внимательно и принял огорченный, но не удивленный вид, когда Эдвард покачал головой.
"Нас разделают" - сжато сообщил он. "Попытаемся ли мы здесь оказать сопротивление или же оттянем наших людей назад. Времени нет, в числе нас превосходят, и армия Уорвика несомненно прямо сейчас надвигается, стремясь отрезать нам путь на юг".
Эдвард замолчал, скользя взглядом по лицам. "Мои отец и брат погибли у замка Сандл из-за вступления в бой с численно превосходящим их противником. С их стороны такой шаг был отважен, героичен... но пагубен. Я подобной ошибки не совершу".
"Прикажите разогнать людей. Скажите солдатам рассыпаться, если они смогут. А сейчас... позовите ко мне Уилла Хаттклиффа".
Мгновения спустя, секретарь и врач в одном лице стоял перед королем, предвосхитив его нужды, безмолвно протягивая монарху перо и бумагу. Одним движением руки Эдвард очистил стол. Окружающие наблюдали за ним, комнатой владела тишина, если забыть о быстром царапанье пера. Выпрямившись, король протянул невычитанное послание Хаттклиффу.
"Найдите человека, которому можете довериться. Прикажите ему передать это королеве. Скажите ей искать убежища в монастыре святого Мартина или в Вестминстере. Однако, лучше встретьтесь с ней лично, Уилл".
"Не просите меня об этом, Ваша Милость". Голос Хаттклиффа прозвучал надтреснуто, загустев из-за овладевших им чувств. "Я последую за вами... будь дорога хоть до самих глубин ада".
Эдвард почти улыбнулся при словах соратника - почти. "Не так далеко, Уилл...по крайней мере, не сейчас. Сейчас мы отправляемся в Бургундию".
Бургундия. Произнесение вслух внезапно сделало происходящее реальным. Эдвард знал о важности времени, о том, что Джонни появится в Донкастере в течение часа. Тем не менее, какой-то миг стоял неподвижно. Потом, совершив усилие, вспрянул, ободряя взглядом товарищей. Энтони был ошеломлен. Уилл - бледен, но собран, хвала Господу за Уилла, и за Дикона.
"Храни тебя Бог, парень", - неожиданно вырвалось у Эдварда, "уже во второй раз ты пытаешься найти прибежище в Бургундии".
Ричард подошел к окну. Сейчас, когда худшее стало известным, он считал эту отсрочку невыносимой. Нервы молодого человека воспринимали все, словно обнаженные, они напряглись от необходимости действовать, уехать отсюда. Те несколько моментов, когда Нед писал Елизавете, растянулись для него на целую жизнь, и с каждой наступающей минутой Ричард ожидал услышать звуки приближающейся вражеской армии, отдающиеся во дворе. То, что врагом оказался Джонни, а бегство подразумевало изгнание на чужбину... Он на самом деле оцепенел, чтобы принять такое. Единственное оставшееся у Ричарда желание заключалось в выходе из комнаты, пробуждении от предутреннего кошмара, в который он столь внезапно провалился. Ставни были плотно заперты, сопротивляясь его пальцам, пытающимся их распахнуть. Но сейчас, что оказалось решающим, окно открылось, и Ричард резко дернул задвижку, заставив расколоться старую древесину, ворчливо поддающуюся нажиму.
При заставших его врасплох словах Эдварда, юноша обернулся, испытующе глядя на брата. Поколебавшись, он сумел выдавить более-менее приемлемую улыбку и неловкое пожатие плечами.
'Старые привычки тяжело умирают, Нед'.
Ответ был неожиданным. Эдвард пристально посмотрел на младшего, также улыбнувшись, убедительнее Ричарда, но все еще неестественно.
'Так водится у людей, братишка', мрачно произнес он. 'Поэтому, предлагаю скакать так, словно от скорости зависят наши жизни... Хотя так оно и есть'.
Укрепленный усадебный дом, занятый английским королем, все еще овевался знаменем Йорков, когда в Донкастер вступил Джон Невилл. Люди, которых он искал, к этому моменту неслись на расстоянии многих миль от него, мчась на юг сквозь ночь, на фоне тускнеющего впереди неба и появляющейся блеклой туманной серости.
Достигнув северного берега Уоша, беглецы из йоркистской партии сняли корабль, который смогли найти, и направились в Линн, рыбацкий городок на побережье Норфолка. Легендарная удача Эдварда, казалось, покинула его, - маленькие суденышки были безжалостно расплющены не свойственными времени года штормами, а часть его спутников - утонула, сам король едва избежал подобной участи.
30 сентября состоялась высадка в Линне, где, соединившись с несколькими сотнями самых надежных сторонников, поместившихся в скромные рыбацкие посудины, окружение Эдварда попрощалось с Англией и взяло курс на Бургундию. Отплытие пришлось на вторник, 2 октября, праздник Ангелов-Хранителей, в который минуло ровно двадцать дней с момента высадки Уорвика в Дартмуте. А еще это был восемнадцатый день рождения Ричарда.