Солнце в зените

Глава восьмая

Лондонская тюрьма Ладгейт, июнь 1483 года

Джейн плакала по Уиллу, пока ее глаза не сузились до степени щелочек, проглотив так много соленых слез, что, в итоге, ощутила тошноту, с усилиями извергшуюся в солому ее тюремной камеры. Тюремщики были молодыми мужчинами, поэтому скорее сочувствовали, нежели следили. Женщины ничего не понимают в политике, - решили они между собой, - поэтому без исключений глупеют, пытаясь вмешиваться в мужскую область деятельности. Тем не менее, жаль, что в сеть угодила такая хорошенькая пташка. Парни заглядывали к ней под предлогом доставки воды в большом глиняном кувшине, а, когда терзающая пленницу рвота не показала признаков отступления, один из них даже вызвался привести врача. Под бережным наблюдением своих стражников Джейн сумела проглотить чашку сдобренного беленой вина. Снотворное было приготовлено с большим старанием, поэтому вскоре она провалилась в глубокую медикаментозную дрему.

На следующее утро Джейн пробудилась с раскалывающейся от боли головой и требующим освобождения желудком. Винное послевкусие отдавало во рту желчью, обволакивающей язык, который испытывал достаточную степень раздражения, чтобы мечтать его выплюнуть. Все вокруг окружало зловонием рвоты, мочи и пота - характерным ароматом застенков. Ей не хотелось двигаться, только крепко закрыть глаза и лишить кошмар какого бы то ни было подобия реальности. Но это не являлось кошмаром. Джейн находилась в тюрьме Ладгейт по обвинению в совершении государственной измены. Том скрывался, а Уилл...Уилл бродил среди мертвецов. Она застонала и села.

Как только Джейн прополоскала рот и плеснула водой на лицо, она почувствовала себя оживленной настолько, чтобы обозреть окружающую обстановку. Как ей повезло, что слуги оказались так верны и преданны! Они прекрасно служили Джейн, пока она отдавала дань безумию не заботиться о соблюдении собственных интересов и обменивала монеты на предоставляемые удобства. Как результат, молодая женщина лежала на соломенном тюфяке, хотя могла иметь одно шерстяное одеяло. Она узнала стоявший в углу сундук и, встав рядом с ним на колени, обнаружила его набитым все тем, что женщины полагают необходимым - платьями, щеткой для волос и даже ручным зеркалом. Они также подумали обеспечить госпоже свечи, комнатный горшок, зеленую веточку ореха для чистки зубов и таз для умывания. Однако в помещении, кроме тюфяка и сундука, другой мебели не было, и, хотя, скорее всего, наступил полдень, тени продолжали колебаться, а единственным источником света являлось расположенное высоко над головой Джейн окно.

Резко встряхнувшись, она увидела, что платье запачкано следами рвоты, и торопливо дернула шнуровку, снимая его через голову. Застоявшийся тяжелый запах окутал Джейн, словно покрывало. В юбке было прохладнее, но не намного. Вынув остаток поддерживавших прическу шпилек, она начала яростно расчесывать волосы, прикладывая заметно больше сил, нежели обычно по утрам, но только с целью прекратить полу-ударами приступ потрясения, что проникал наружу всхлипами смеха. Как странно возымели над ней власть привычки, - Джейн ухаживала за волосами в то время, когда ей угрожала опасность расстаться с головой! Но, вспомнив об удивительном дружелюбии стражников, она решила, что имеет смысл предстать выглядящей настолько прилично, насколько это возможно. Снова подняв щетку, Джейн не прекратила своего занятия, пока волосы не легли на плечи мягкими волнами, блестящие, как солнечный свет, и мягкие, как шелк.

Откинувшись на тюфяк, Джейн закрыла глаза, заслонив рукой обступающий ее интерьер. Что с ней сейчас будет? Разумеется, Глостер не пошлет на плаху женщину. По телу прошла дрожь, а по ребрам заструился холодный и липкий пот. Заключенные, обвиненные в государственной измене, обычно размещались в Тауэре. Тогда, разве не нужно рассматривать пребывание в Ладгейте, как проблеск надежды? Но даже если Глостер не сумеет заставить себя покуситься на жизнь женщины, он в силах продержать Джейн в тюрьме, пока ее волосы не поседеют, а члены не скрутит от возраста. Как она может себя защитить? Приняв участие в заговоре, нацеленном на жизнь герцога, откуда черпать надежду на милосердие?

За дверью раздались шаги. До Джейн донеслось звяканье ключей, заставившее ее с колотящимся сердцем сесть на тюфяк. Когда дверь распахнулась, она поймала мимолетный взгляд одного из стражников. Тот махнул рукой и подмигнул, отступая, чтобы пропустить в камеру посетителя. Ему можно было дать тридцать с половиной лет. Одет со вкусом, но без сумасбродств, в темный бархат. Окружен облаком активного преуспевания, инстинктивно ассоциируемого у Джейн с юристами.

Поэтому она не удивилась, когда пришедший представился королевским ходатаем, Томасом Линомом. Он выглядел против воли зашедшим в трущобы, Джейн заметила, как сократились его ноздри при взгляде на изгаженную солому. Но она также заметила, как темные глаза гостя погрузились в V - образный вырез ее сорочки.

'Я бы пригласила вас сесть, господин Лином', - мягко произнесла Джейн, 'но вы видите, я крайне скверно приготовилась к приему гостей!'

Реакции на шутку не последовало. 'Государственная измена едва ли предмет для острот, госпожа Шор', - ответил он ледяным тоном, и Джейн поняла, что смехом такого человека не растормошить.

'Конечно, нет', - поспешно согласилась молодая женщина. 'Это только потому...потому что я очень напугана, господин Лином, и как бы ни была расстроена или испугана, стараюсь скрыть свое состояние за глупыми шутками'. Джейн протянула ступни в туфли, сделав лиф сорочки тем самым более обтягивающим, и поднялась.

'Господин Лином, что со мной будет? Как намеревается поступить Его Милость герцог Глостер?'

'Вы очень удачливая дама', - сухо ответил Лином. 'Удачливее, чем, несомненно, того заслуживаете. Господин Регент решил не предъявлять вам обвинения в государственной измене'.

'Благодарение Господу!' Джейн испытала такое огромное облегчение, что чуть покачнулась и была вынуждена для опоры схватиться за руку юриста.

'Принимая во внимание нынешние обстоятельства, вы выпутались слишком легко. Завтра вам придется совершить прилюдное покаяние перед крестом Святого Павла за прошлое достойное осуждения существование, после чего последует заключение на время поиска и следствия по делу вашего возлюбленного, Томаса Грея. Как только его отыщут, или придут к выводу, что он скрывается не в Лондоне, вас отпустят на свободу'.

Новость настолько превосходила то, на что осмеливалась надеяться Джейн, являясь, по существу, помилованием, что была воспринята не менее, чем чудо. 'Как он великодушен, как терпелив! Вы передадите ему это от меня, правда? Передадите, как я благодарна?'

'Очень сомневаюсь, что герцог Глостер нуждается в вашей благодарности', - огрызнулся Лином, изумляясь собственной грубости. Эта женщина его смущала. Она совершенно не походила на то, какой законник предполагал ее увидеть. Лином остро ощущал ее физическое присутствие, - влажный алый рот, тонкую белую шею, полный изгиб груди, удивительно округлой для такой миниатюрной дамы и словно проверяющей крепость шелка одежды. Он почти готов был отмахнуться рукой, - столь близко Джейн находилась, смотря на него огромными голубыми глазами не то доверчивого ребенка, не то полагающейся на собеседника женщины, но никак не пресыщенной блудницы. Эти глаза лгут, подумал Лином, защищаясь душевной невинностью, которая наверняка фальшива. Он отступил от нее и резко произнес: 'Как я уже сказал, госпожа Шор, вы на редкость удачливая дама. Большинство, замешанных в делах о государственной измене, редко имеют возможность жизни, чтобы сожалеть о сделанной ошибке, и, чаще всего, платят ту цену, какую господин Гастингс-'

'Не надо! Пожалуйста, не надо!' Джейн покачнулась назад, воздев руки, будто, предупреждая удар.

Лином почувствовал смущение. Это не являлось игрой, напротив, - представляло собой крик чистейшей боли.

'Это было моей виной, целиком моей виной! Если бы я не вмешалась, Уилл бы не погиб', - прорыдала она. 'Я думала, что действую из благих целей, клянусь вам! Он сделал это для меня, а сейчас я должна жить с такой ношей, с его кровью на руках...' Джейн немилосердно трясло, и слезы, не таясь, лились по ее лицу. 'Если бы я могла вернуть вчерашний день и поступить иначе...'

'Прощу прощения', - неуклюже промямлил Лином. 'Мне не следовало так говорить. Я не подумал...'

Он достал из кармана камзола носовой платок и протянул ей. А когда несчастная упала ему на грудь, плача в плечо, юрист поймал себя на том, что поглаживает ее по прекрасной голове, в него уткнувшейся, и умоляет не убиваться, совершенно не представляя, как этого достичь.

Джейн испытывала столь сильную благодарность за избавление от суда за государственную измену, что мало задумалась о возложенном на нее общественном покаянии. Подобное положение вещей продлилось до наступления следующего утра, когда она начала опасаться, с ужасом предвкушая лежащее впереди испытание. Ей приходилось наблюдать за вынужденными каяться в блуде женщинами и публично предававшимися позору за наживу на клиентах торговцами. Такие зрелища были довольно обычными на городских улицах. Если настрою толпы случалось оказаться угрожающим, бедный грешник мог попасть под обстрел гнилыми плодами или грязью, соединенный с непристойными насмешками. Что до нее, - стоило ожидать даже худшего оборота. Джейн не была рядовой распутницей, она делила ложе с королем. Картина ее прохода босиком по столичным улицам, облаченной в одну сорочку и высоко держащей свечу, станет подлинным пиршеством для досужей лондонской черни.

Тюрьма Ладгейт располагалась выше одноименных городских ворот. Стоило Джейн выйти на улицу, как она увидела уже собравшуюся большую толпу. Над головой высоко светило солнце, но на руках и на затылке появились мурашки. Молодая женщина ощутила на плечах руки, снимающие накидку. Она прикрыла веки, - уличный шум отдавался в ушах отдаленным ревом, больше всего напоминающим морской рокот.

'Не бойся так, милая. Красавица, подобная тебе, заставит их есть со своей ладони!'

Один из стражников пытался над ней пошутить. Понимая, что парень хочет проявить доброту, Джейн выжала слабую улыбку и протянула руки за свечой. Та оказалась неожиданно тяжелой, высокой восковой конусовидной башней. Она сделала глубокий вдох и снова закрыла глаза. Мария, Матерь Божья, пронеси меня через это. Помоги выдержать позор с честью.

Жалящие ступни булыжники были горячими и неровно положенными. Благодарение Господу, что идти ей недолго, - вверх по Бауэр Роу, а дальше в пределы храма Святого Павла, дабы там, у подножия креста апостола, прилюдно покаяться в полном грехов прошлом. Джейн напрягла спину и подняла подбородок. Том Лином оказался прав, неслыханная удача, что получилось отделаться так легко. И если она может как-то искупить смерть Уилла, претерпев издевки и оскорбления лондонской толпы, то пусть свистят, пусть целятся перезревшими яблоками в ноги, называют презренной и гулящей девкой. Все это малая цена за гибель достойного человека.

Джейн так переволновалась, что только несколько минут спустя осознала, что выстроившиеся по обе стороны Бауэр Роу зрители не глумятся. Она слышала доносящиеся со всех сторон грязные замечания, слова совершаемых пари по вопросу, с какой легкостью мужчина обхватит такую талию ладонями, эпитеты из разряда 'исключительно лакомый кусочек'. Но подобные высказывания звучали скорее восхищенно, чем презрительно, и, тревожно оглянувшись, Джейн увидела окружающее ее море улыбок.

Известия о смерти Уилла Гастингса лондонцы восприняли с флегматичным спокойствием. Они знали, что жизнь непостоянна и склонна разрушать честолюбивые замыслы многих могущественных лордов. Кто-то его оплакивал, кто-то считал, что бывший канцлер пожал то, что сам посеял. Но Джейн горожане давно любили. Народ помнил, как свободно она опустошала свой кошелек, помогая нуждающимся, как часто говорила от имени лишенных голоса и слабых. Идентичность уровня ее нравственных качеств с уровнем остального населения крайне мало волновала лондонцев, - настолько приятной, насколько и прекрасной женщине многое можно было простить. Получавшие порочное удовольствие от откровенных загулов покойного короля собутыльники совершенно не разделяли осуждения Ричарда по отношению к самой веселой возлюбленной бывшего монарха и его стремления прилюдно заклеймить ее блудницей. Своим поступком герцог только расшевелил сочувствие населения к несчастной.

Этого сочувствия Джейн не ожидала. Потрясенная и не верящая глазам она нерешительно остановилась. Благословенная Мария, они были с ней! Они находились на ее стороне! Глаза Джейн наполнили слезы. Она сморгнула их и робко улыбнулась толпе.