Глава пятая

Миддлхэм, май 1475 года




В этом году наступление весны не доставило Анне удовольствия. Она означала начало французской кампании Эдварда. Девушка с затаенным ужасом считала дни, молча проклиная своего деверя и беспомощно наблюдая, как песком и уксусом чистят прекрасные белоснежные латы, созданные для Ричарда накануне битвы при Тьюксбери, следя за приготовлениями к войне, несмотря ни на что, не имеющей в ее глазах смысла и наполняющей душу страхом.


На нынешний момент оставалось только два дня перед тем, как Ричард поведет людей, находящихся под его руководством на юг, - объединяться с королевской армией, собирающейся у Бэрхэм Даунс. Всю неделю в Миддлхэм, внимая призывам Ричарда браться за оружие, съезжались мужчины. Он принял на себя обязательство перед Эдвардом привести сто двадцать вооруженных пехотинцев и тысячу лучников, тем не менее, йоркширцы так восторженно стекались под его цвета, что молодой герцог предполагал увидеть на целых три сотни солдат больше, нежели упоминалось в данном брату обещании. Ричард был удовлетворен, уже три года он прилагал усилия, дабы завоевать благожелательность и уважение далеко не так легко поддающегося силе впечатления народа, и сегодня воспринимал стечение северян под свои знамена, как доказательство медленного, но верного преодоления местных пристрастий и клятв верности, на протяжении поколений принадлежащих династиям Ланкастеров и Перси. Но в глазах Анны все это значило исключительно то, что собравшиеся люди, вне зависимости от звания или крови, разделяли необъяснимое рвение рискнуть жизнью и частями тела в чужих землях.


Наступили первые спокойные минуты суматошного дня. На другой стороне светлой залы Ричард тихим, но оживленным тоном беседовал с Робом Перси, Френсисом Ловеллом и Диком Ратклиффом. Не удивительно, что темой их разговора была война.


Какое-то время Анна наблюдала, но затем отвернулась. Супруге Роба, Нелл, приходилось ожидать вместе с ней, в Миддлхэме, пока их мужья будут сражаться во Франции, но девушка находилась на ранних сроках беременности, демонстрирующей намного более тяжелое течение, чем предыдущая, отчего она рано ушла спать. В этот вечер Анну ждала одна Вероника.


Подруга вышивала, но у Анны на коленях лежала хозяйственная счетная книга, каждый вечер вынимаемая под надзором управляющих и предоставляемая госпоже для проверки. Она посмотрела на нацарапанные таблицы и лениво перелистала страницы, остановившись на случайной записи, датированной прошлым месяцем.


В среду, 19 апреля - на хозяйство герцога и герцогини:


Зерна - 46 бушелей


Вина - 12 галлонов


Эля - предварительно рассчитано


На кухню:


1,5 головы быка


2 барана


500 яиц


Молока на неделю - 9 галлонов


На конюшню:


Сено для лошадей из запасов


Овса - 1 бушель, 4 кварты


Зерна для собак на 10 дней - 3 кварты


Она снова взглянула на дату - спустя три дня после второго дня рождения ее сына. Один из последних обычных отчетов. Вскоре после него Миддлхэм был заполнен человеческой волной, не схлынувшей до сих пор, - людьми, стремящимися сражаться за Ричарда, - соседями, горожанами Йорка, посыльными Эдварда. Лишь доклад на текущую среду занимал целых полторы страницы.


Отложив в сторону приходно-расходную книгу, Анна встала и пересекла светлый зал, чтобы сесть рядом с Ричардом на сундук. Он довольно надолго прервался, дабы улыбнуться ей, но, почти тут же, обернулся к мужчинам, согласно кивнув Робу.


'Твоя догадка близка к истине, Роб, но, я надеюсь, у нас будет не меньше одиннадцати тысяч лучников и целых пятнадцать сотен вооруженных людей, - самая крупная английская армия, которая когда-либо высаживалась на французской земле'.


'Дикон, поведай Робу и Дику то, что рассказал мне о французском короле, - помнишь, из письма Его Королевской Милости тебе', - вмешался Френсис, на что Ричард усмехнулся.


'Брат слышал от наших агентов на континенте, что, когда Людовику доложили о наиболее сильной вероятности английского вторжения летом, он побелел, словно молоко, и громко воскликнул 'Святая Мария! Даже после пожертвования Тебе четырнадцати сотен крон, Ты ни на йоту мне не помогаешь!''


Все присутствующие рассмеялись. Анна потянулась к руке Ричарда, сплетая свои пальцы с его.


Пока разговор рядом с ней вращался вокруг войны, Вероника поняла, что действовала иголкой напористо, словно оружием, ибо довольно скоро воткнула ее в собственную плоть. Поднеся большой палец ко рту, она прижалась к ране губами, недовольная собственной неуклюжестью, но еще больше взволнованная услышанным.


Вероника не понимала мужчин, совершенно не понимала. Как могут они так говорить, как могут казаться столь обнадеженными? Девушка раздраженно переводила взгляд с лица на лицо. Что особенного заключается в военных действиях, если они вызывают у людей подобное роковое восхищение?


Она так резко дернула иголку, что нить порвалась пополам. На ее взгляд, на свете существовало мало причин, стоящих того, дабы отдавать за них жизнь, Вероника уверенно не включала в их число славу и добычу. Война ей не нравилась, совсем не нравилась. Не только оттого, что мишенью являлась родная для девушки Франция. Вероника была предана людям, а не географическим наименованиям. Она не испытывала привязанности к Англии, но сильно любила находящихся в этой комнате, любила свою жизнь в Миддлхэме. Ей совершенно не хотелось увидеть их истекающими кровью или напрасно погибающими из-за пустой мести.


Нетерпеливо отложив в сторону вышивание, Вероника бросила взгляд назад, по направлению к мужчинам, и вздрогнула, встретившись глазами с Френсисом. Она быстро отвернулась, злясь на себя по причине внезапно прилившей к лицу крови. Почему надо выдавать себя всякий раз, как этот юноша смотрит на нее с подобным выражением? Дура! Глупая маленькая дура!


Из всех мужчин, к кому ее могло потянуть, почему, во имя Богородицы, им должен был оказаться Френсис? Дура, - горько повторила Вероника. Не существовало ничего, чего бы Анна не сделала ради нее. Если бы Вероника пожелала сочетаться узами брака, Ричард с огромным удовольствием устроил ей достойную свадьбу с рыцарем, занимающим хорошее положение и служащим в славном чине, и союз с бароном не стал бы непостижимым, учитывая близость девушки к семейству Глостеров и щедрое приданое, которое бы они ей обеспечили. Но нет, Вероника влюбилась в Френсиса, умного, добросердечного...и женатого.


Когда это началось? Когда он успел стать для нее больше, чем просто другом? Вероника не могла вспомнить точную дату, все происходило так постепенно и естественно. К моменту, когда она осознала опасность, было уже слишком поздно. Сейчас девушка чувствовала себя несчастной при отъездах Френсиса из Миддлхэма и не менее несчастной при его возвращении. Она поняла, что ненавидит едва знакомую женщину - Анну Ловелл, имеющую на него права и абсолютно мужа не любящую. Хуже всего, что Вероника знала, - Френсис в курсе ее чувств. И как ему было их не заметить, подумала девушка, вздохнув, перемена в ней оказалась слишком различимой, лишь слепой не сумел бы ее проглядеть. Косноязычная, нервная...С таким же успехом она могла выгравировать на лбу послание для всеобщего ознакомления. Измена....ибо измена считалась в глазах и общества, и Вероники - смертельным грехом, однако, она еженощно думала о Френсисе, тем самым совершая вышеупомянутое преступление.




Вероника подобрала нужную щетку и начала массажировать волосы Анны привычной сотней взмахов. Когда их взгляды встретились в зеркале, девушка порывисто наклонилась вперед и поцеловала младшую подругу в щеку. Физически Анна казалась полностью выздоровевшей после пришедшегося на Рождество выкидыша, но душевно рана еще нуждалась в исцелении, что яснее всего проявлялось ночами, подобными нынешней, вне зависимости была ли юная герцогиня переутомлена или встревожена, что уже несколько недель с ней происходило.


Ее подруга часто повторяла себе, - случившееся было Божьей волей, так его и следовало воспринимать, хотя и не считала справедливым потерю Анной малютки. Она так мечтала о полной крохами детской. Но появление на свет маленького Неда прошло крайне тяжело, а за ним друг за другом последовали два выкидыша.


'Вам следует помнить, дорогая Анна, ваша сестра не могла зачать в течение нескольких лет после мертворожденного первенца. Но зато потом она подарила жизнь дочери, а сейчас Господь благословил ее здоровым сыном. Имейте это в виду, милая, и попытайтесь не отчаиваться'.


Анна кивнула. 'Знаю'. Она взяла гребень из слоновой кости и отсутствующе крутила его пальцами. 'Но я не об этом думала, Вероника...только не сегодня вечером'. Девушка обернулась на пуфике. 'Я размышляла о Ричарде...о том, что осталось лишь два дня до того, как он умчится на юг. Два дня', - повторила она тоном немного громче шепота.


'Ваш Ричард - закаленный боевой командир, дорогая, с самой юности. Вам никогда не следует об этом забывать'.


Анна почти незаметно кивнула. 'Помню. Но, Вероника, он же неудержим. Он притягивает слишком много опасностей, даже Нед заметил. Если он-'


Она резко остановилась на середине фразы, так как в комнату вошел Ричард. Присоединившись к ним перед зеркалом, он склонился, дабы поцеловать жену и забрать у Вероники щетку.


Желая удостовериться, что Анна больше в ней этим вечером нуждаться не станет, Вероника немного задержалась, выложив ночную рубашку подруги, зубной порошок, купальный халат и мыло. После она подождала, убеждаясь, стоит ли оставаться и помогать Анне раздеваться. Анна так долго не выказывала признаков движения, представляясь вполне довольной пребыванием перед зеркалом и наблюдением за тем, как Ричард медленно и бережно проводит щеткой по ее волосам, что Вероника скрыла улыбку, думая об интенсивном расчесывании, устроенном ею лично достающим до бедер локонам подруги. Но когда Анна коснулась свободной руки Ричарда, прижав ее к своей щеке, Вероника моментально удалилась, не желая присутствовать при личных разговорах. Заперев дверь, она оставила их вдвоем.


Ей было слишком неспокойно, чтобы идти отдыхать. Пройдя по охватывающему внутренний двор закрытому переходу и снова направившись в главную башню, Вероника вошла в большой зал, уже погрузившийся в темноту, освещенный только приглушенным сиянием ее фонаря. Она могла различить исключительно сонные очертания слуг, растянувшихся на разложенных вдоль стен соломенных тюфяках. Из полуоткрытой двери светлого зала мерцал манящий свет, Вероника инстинктивно двинулась к нему, пожалев о своем порыве лишь минутой спустя, лицом к лицу столкнувшись с Френсисом.


Девушка сразу отступила, услышав, как он громко окликает ее по имени, когда она уже почти бегом возвращалась в большой зал. По извивающейся лестнице Вероника спешила в южный угол главной башни, откуда можно было спуститься к кухне и погребам или подняться на крепостную стену. Она так скоро взлетала по ступенькам, что к моменту выхода на замковую стену задыхалась.


Было бы сейчас военное положение, на карауле стояли бы дозорные. Однако, сейчас Вероника оказалась в одиночестве. Вглядываясь вниз, во тьму внутреннего двора, она не видела ни света, ни признаков жизни, факелы горели только в здании у ворот. На такой высоте ветер чувствовался сильнее, он растягивал ее пучок и вытаскивал пряди, тут же взмывающие вокруг лица. Девушка не возражала, напротив, она приветствовала прохладу на все еще пылающей коже.


Порыв ветра хлестнул скрутившимся локоном по губам, и Вероника нетерпеливо вынула держащие прическу гребни, позволяя волосам свободно лечь на плечи и отводя их от лица. Волнует ли Анну Ловелл, что Френсис может не вернуться? Будет ли она о нем плакать? Или она станет-


'Вероника'.


Девушка обернулась.


Из наполняющей лестницу тени вышел и направился к ней Френсис. Нагнувшись, он нашел фонарь и поставил его в разделяющий их проем. Веронике хотелось отпрянуть от озарившего ее света, скользнуть за спину юноши и вернуться по ступенькам к уединенной безопасности. Но она не пошевельнулась.


Некоторое время никто из них не произносил ни слова. Оба смотрели через перила за погрузившееся внизу во тьму селение. С рассветом оно снова предстанет неброским пространством ослепительной зелени, но сейчас являлось темным молчащим морем, плещущимся у внешних крепостных стен замка.


'Никогда прежде не видел тебя с распущенными волосами'. Френсис протянул руку и накрутил на пальцы несколько прядей. Когда он поднял ладонь от плеча Вероники к ее лицу, девушка начала дрожать.


'Френсис, не надо', - очень тихо произнесла Вероника, ибо, даже охваченная сейчас волнением, помнила, как ясно и четко разносились голоса тихими сельскими ночами.


Он тоже говорил почти шепотом. 'Вероника, ты должна знать, как я к тебе отношусь. Это всякий раз отражается на моем лице при взгляде на тебя'


'Господи, Френсис, не произноси этих слов...пожалуйста'. Но она снова не сделала ни единой попытки уйти, наоборот, едва дыша, очень тихо стояла. Неужели действительно будет таким грехом отправить его на войну, пообещав любовь? Что, если Френсис погибнет, не узнав о ее чувствах? Как сможет она жить дальше с подобным сожалением? Вероятно, Всевышний поймет и не станет судить грешницу слишком сурово.


Вероника закрыла глаза и тут же ощутила прикосновение губ Френсиса к своим ресницам. Его поцелуи были легкими, летящими по ее коже, подобно нежным крыльям бабочки. Когда он, наконец, приблизился к губам девушки, она больше уже не думала о грехе, покаянии или об Анне Ловелл.


'Я люблю тебя', прошептала она. 'Прости меня, Боже, но я тебя люблю...'


Загрузка...