Солнце в зените

Глава двадцать вторая

Лондон, 1471 год

Крест Святого Павла, находящийся в самом северном углу церковного двора собора этого святого, считался самой известной из лондонских уличных кафедр. На ней зачитывались как папские буллы, так и королевские предписания. Несчастные, чем-либо оскорбившие Святую Церковь или столкнувшиеся со светским правом, совершали покаяние перед деревянной кафедрой, оформленной в виде восьмиугольника. Каждое воскресенье в полдень большая толпа собиралась на церковном дворе - послушать проповедь, чаще всего носившую ярко выраженную политическую направленность.

Великопостное воскресенье исключением не стало. В прошедшем сентябре доктор Джон Годард объявил здесь Гарри Ланкастера истинным королем Англии, а в этот промозглый мартовский день, шестью месяцами позже, он снова вещал у креста Святого Павла в пользу ланкастерской династии.

Джон Годдард был искусным публичным оратором, обладавшим тонким чутьем на удачную фразу, запоминающуюся метафору и привыкшим управлять ленивым и тяжеловесным вниманием слушателей. Однако, в нынешний полдень его зрители были беспокойны, рассеянны, а пастырь ощущал одновременно раздражение и неопределенность. Он уже более, чем наполовину прочел свою проповедь, прежде чем обнаружил, что внимание паствы равно направлено и в другую сторону, потом лишь изумляясь, как вообще сумел не заметить ее до настоящего момента, - строгую и элегантную женщину, подарившую жизнь Эдварду Йорку. Годдард слишком привык вещать толпе, чтобы где-то совершить ошибку, тем не менее, на мгновение замолчав, он уверенно продолжил свою речь. Герцогиня Йоркская, казалось, совсем не понимала, какое волнение она вызывает, бесстрастно слушая восхваления францисканцем благочестия и милосердия доброго короля Гарри.

На другой стороне церковного двора леди Скроуп громко шепталась со своим мужем, в то же время, не отводя глаз от герцогини.

'Мы обязательно должны поговорить с ней, Джон', тихо настаивала она. 'Мы знакомы с Ее Милостью много лет, как можно пренебречь ей?'

'Я не сказал, что мы должны пренебречь ей', - раздражительно прошипел в ответ сэр Скроуп. 'Но я не понимаю, почему мы должны искать ее общества. Это было бы чертовски неудобно, и я не вижу необходимости в подобном поступке. О чем мне говорить с госпожой герцогиней... о том, что я надеюсь, как бы ее сын побыстрее сгнил в Бургундии? Более того, с ней ее дочь, а ты знаешь, мне эта леди вовсе не по душе'.

Взгляд Элисон переместился с изящного силуэта герцогини Йоркской на ее более пропорционально сложенную дочь Элизу, герцогиню Саффолкскую.

'Простая вежливость, Джон. У нее существуют на это все права'.

Завершив проповедь, доктор Годдард начал спускаться с каменных ступеней, и внимание Элисон тут же было отвлечено. Когда она снова обернулась в сторону герцогини Йоркской, то увидела коренастого мужчину, прокладывающего себе дорогу сквозь людское море, чтобы в конце пути остановиться перед матерью и сестрой Эдварда.

'Взгляни', - прошипела Элисон супругу, больно впиваясь ему в бок локтем. 'Джек Говард не колебался, подходить или нет к Ее Милости'.

'Ему намного легче так поступить', - ответил кисло Джон Скроуп. 'Он всегда находился на стороне Йорков. Поэтому может честно выразить сочувствие леди Сесиль по поводу неудач ее сына. Но я не лицемер, Элисон, и я -'

'Джон, ты где-то ошибаешься', - перебила его супруга, и сэру Скроупу хватило одного взгляда, чтобы осознать ее правоту.

Герцогини Йоркская и Саффолкская, находящиеся рядом с лордом Говардом, смотрели на него с таким вниманием, которое свидетельствовало о большем, нежели случайная светская беседа. Даже юный Джек, восьмилетний сын герцогини Саффолкской, прекратил свои попытки подозвать одного из приблудных на церковном дворе псов, чтобы поиграть с ним, и дергая за материнский рукав, волновался из-за ее внезапной неподвижности.

Пока Элисон смотрела, лед начал трескаться. Говард решительно кивал, словно что-то подтверждая, причем с большим оживлением, чем обычно наблюдаемое леди Скроуп на этом затененном мрачном лице. Герцогиня Саффолкская обернулась к матери, а затем со смехом упала перед ней на колени и ликующе сжала ерзающего сына в объятиях. Пока она это делала, Элисон впервые с момента, как ее заметила, внимательно рассмотрела Сесиль Невилл. Герцогиня Йоркская улыбалась Джону Говарду такой сияющей, такой разбивающей сердце своей красотой улыбкой, что Элисон сразу поняла, о чем шел разговор.

'О Господи', - выдохнула она и повернулась, чтобы взглянуть на мужа. Леди Скроуп увидела, он тоже разгадал смысл послания Говарда. Когда их глаза встретились, Джон угрюмо кивнул.

'На стороне Йорков сражается сам нечистый, это точно', - мрачно заявил он. 'Я лишь надеюсь, что Господь Всемогущий будет с Уорвиком'.

Жакетта Вудвилл взглянула через плечо, нетерпеливо призывая к себе сопровождающую ее горничную. В ее руке покачивалась корзинка с недавно появившимися на свет и отнятыми у матери котятами, предназначенными внучкам дамы. После шести месяцев изоляции с младенцем, двумя шкодливыми мальчишками и тремя деятельными маленькими девочками нервы Елизаветы были стерты в кровь, и ее мать надеялась, что развлечение с пушистыми комочками получит гостеприимный прием.

Она не представляла, какая сцена ее ожидает при входе в дом аббата Миллинга. Госпожу Стидольф, воспитывавшую младшую дочку Елизаветы, Сесиль, и сейчас присматривавшую также и за другими детьми, нигде не могли отыскать. Двухлетняя Сесиль с плачем свернулась на своей раздвижной кроватке. При виде бабушки она сползла вниз и подбежала к Жакетте, протягивая ей грязную ручонку, темнеющую от увеличивающегося синяка. В угловой колыбели взволнованно вопил ребенок. Остальные дети, два внука Жакетты и сестры Сесиль, пятилетняя Бесс и трехлетняя Мэри, сбились у двери трапезной аббата, столь занятые своей вахтой, что до сих пор не заметили присутствия бабушки.

'Томас!'

Он тут же обернулся, - привлекательный белокурый юноша, шестнадцати лет, Томас был ее любимым внуком и знал об этом.

'Бабушка!'

'Что здесь происходит? Где госпожа Стидольф? Или няня Кобб?'

Вовсе не смутившись ее хмурым взглядом, Томас быстро подошел к бабушке и почтительно поцеловал ее в щеку.

Няня Кобб выбрала этот миг для оповещения о своем появлении, волоча тяжелую деревянную корзинку, которую она благодарно отдала горничной Жакетты.

'Присмотри за младенцем!' - огрызнулась Жакетта, прежде чем женщина смогла сказать хоть слово, обратившись затем к своей горничной, 'Ради Господа нашего, будь поаккуратнее! Вода из ведра расплескивается от каждого резкого движения'.

'Мне надо было принести воду, чтобы приготовить ванну маленькому принцу, мадам. Что вы от меня требуете, раз никто не помогает и...'

Жакетта не обратила внимания на акушерку и взялась за корзинку, стоило только котенку совершить попытку выбраться на свободу. Безуспешно стараясь освободиться от вцепившейся в ее юбку Сесиль, она раздраженно взглянула на Томаса.

'Вот как ты присматриваешь за младшими, Томас?'

Внук ухмыльнулся, дернув головой в сторону закрытой двери. 'Господин аббат сейчас беседует с госпожой матушкой. Он принес ей сообщение от... вам никогда не угадать... от герцогини Йоркской!'

Жакетта присоединилась к его изумлению, - послания от Сесиль Невилл представляли собой редчайшие случаи.

Остальные дети сбились сейчас вокруг нее, и, к тому времени, когда Жакетта смогла заставить их замолчать и привела к подобию порядка, из трапезной выплыл аббат. Бесс и Мэри стали спорить из-за котенка, тогда как Томас метнулся к двери с братом, устремившимся за ним следом, и лишь резкий оклик бабушки уберег юношу от столкновения со священником.

Пренебрегши его укоризненным взглядом, Жакетта проскользнула за Томасом, заперев дверь прямо перед лицом внука.

Комната была просторной и светлой, в восточном углу располагалась миниатюрная личная часовня, поставленная здесь для удобства аббата. Именно там перед покрытым бархатом алтарем находилась Елизавета.

'Дорогая, в чем дело? Что произошло?'

Елизавета покачала головой. Она не пошевелилась. Позади нее сквозь расписанное дорогими красками витражное окно внутрь пролился солнечный свет, и Жакетте показалось, что ее дочь притянула все струящееся из рамы сияние к своим глазам, до этого никогда не слепившими подобной яркой искристой зеленью.

'Я никогда не сомневалась', - произнесла Елизавета и рассмеялась. 'Ни когда они сказали, что он мертв, ни когда они сказали, что ему никогда снова не вернуться в Англию, я ни разу не усомнилась, - он не подведет меня!'

Глаза Жакетты заметили нечто белое, краешек бумаги, выпавшей на пол к ногам ее дочери. Наклонившись, она подняла лист и развернула. На письме не было ни даты, ни приветствия, ни подписи, только несколько слов, написанных крупным почерком по центру страницы: Эдвард высадился в Йоркшире.

Замок Уорвик лежал в семидесяти пяти милях к северу от Лондона, возвышаясь над берегами реки Эйвон, как было со времен норманнского завоевания. Он попал к Ричарду Невиллу благодаря супруге последнего, Нэн Бошам. Хотя сам граф отдавал предпочтение Миддлхэму, находящемуся среди йоркширских болот, замок Уорвик остался его главным жилищем на протяжении всех лет могущества, и именно там Создатель Королей ожидал сейчас новостей с севера.

Граф Уорвик находился один в личной комнате, сидя за заваленным рабочим столом. Он ставил роспись с росчерком на последних буквах, когда вошел его брат, архиепископ Йоркский.

Он обошелся без приветствий, произнеся только: 'Я ждал тебя раньше этого часа, Джордж', пока архиепископ распускал свою свиту и гладил, разгоняя в стороны, приветствующих гостя аланов (вымершая, но сейчас восстанавливаемая заводчиками порода собак - Е. Г.).

Джордж Невилл погрузился в ближайшее кресло, отталкивая самого упорного из псов.

'Иисусе, Дик ты можешь хоть где-то обойтись без этих проклятущих собак?'

Уорвик пожал плечами, держа запечатанное письмо. 'Замечательно, вечером оно отправится во Францию'.

'Ты написал Людовику, что авантюра Йорка провалилась, что Нед был вынужден искать укрытия вскоре после высадки?'

Уорвик кивнул. 'И он почувствует сильное облегчение, услышав такие новости, можешь быть уверен'. Он швырнул письмо обратно на груду бумаг. 'Я только хочу, чтобы я сам сумел в это поверить'.

Архиепископ нахмурился. 'С севера идут вести, что Нед встретил жесткое сопротивление и вынужден был отступить. Звучит правдоподобно, он не мог надеяться на дружественный прием в Йоркшире. Почему наш кузен решил там высадиться, никогда не пойму... Но он это сделал и загнал себя в ловушку. У меня такое положение вещей вызывает доверие... Почему ты сомневаешься, Дик?'

'Я не уверен', - сознался Уорвик. 'Вероятно, потому что это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Вероятно, потому что слухи хоронили его два десятка раз за прошедшие полгода. Временами мне кажется, что у Неда больше жизней, чем у шести кошек, вместе взятых... Он ускользнул от Джонни у Донкастера, избежал утопления, миновал вероятную встречу с нашими восточными соседями, а потом обошел наш флот, возвращаясь в Англию. Мы буквально перекрыли Канал с февраля, тем не менее, кузен каким-то образом проскочил сквозь раскинутый невод'.

'Он вышел в море в один из сильнейших штормов, какой случался в течение последних лет, когда ни один дружащий с головой мужчина не отважится покинуть порт', - сморщившись произнес архиепископ, и Уорвик одарил брата немного удивленным взглядом.

'Совсем не предприимчиво, согласен', - произнес он сухо. 'Джордж, суть в том, что Нед поставил на шторм и выиграл...и я был бы дураком, если бы поверил сплетням о его падении, не получив тому доказательств. Наш кузен не относится к числу людей, которых можно недооценивать'. Уорвик снова прикоснулся к письму. 'Однако, не вижу причин облегчать мысленную пытку французского союзника. И не рассчитывай на это, Джордж. Успокаивать его я не стану'.

'Даже если история с укрытием - обманка', - возразил архиепископ, 'у него большие неприятности. С Джонни в Понтефракте и Генри Перси в Топклиффе Нед попал в ловушку, а по пути в Ньюарк мчатся Эксетер и Оксфорд. У кузена, по самым завышенным подсчетам, пятнадцать сотен человек, когда ему предстоит встретиться с тремя армиями. Его захват - вопрос времени, и неизвестно, не произошло ли это уже'.

'На словах все так', - согласился Уорвик. Но в его голосе не слышалось настоящей убежденности, и Джордж Невилл, изучив брата внимательнее, обнаружил мало приятного.

'Выглядишь, будто неделю не спал', - критически заметил он, в ответ на что Уорвик опять пожал плечами.

'Я устал', - признался он.

'От Нэн какие-нибудь новости есть?'

Уорвик кивнул. 'Письмо пришло только два дня назад'.

'Как у нее дела?'

'Также пылко рвется в Англию, как Маргарита Анжуйская откладывает отъезд из Франции. Прошло семь месяцев с момента нашей последней встречи, ожидание оказало на нее тяжелое воздействие, как ты и предполагал'.

'Прекрасно понимаю нетерпение Нэн. Мы месяцами ждем Маргариту, а она все еще находит причины медлить, оставаясь во Франции. Что беспокоит эту женщину?'

'Согласен, недальновидна. Ей надо соблюдать свои интересы здесь. Смею лишь предположить, Маргарита тревожится из-за мальчишки, не хочет ставить под удар его безопасность, пока Нед больше не представляет угрозы'.

'Мальчишка станет проблемой, Дик', - мрачно предсказал архиепископ. 'Он истинный сын своей матери...кем бы ни был его отец'.

Уорвик угрюмо улыбнулся. 'Мне не особенно везет с зятьями, правда?'

'Есть известия от Джорджа?'

Уорвик покачал головой. 'Я писал ему как раз, когда ты вошел в комнату'.

Он поднял перо, потом снова его отложив. 'Странно', - произнес граф в конце концов. 'Совсем недавно я бы рассмеялся, услышав, что однажды встречусь с Недом и Диконом на поле боя'.

'Звучит, словно это говорит Джонни, а не ты, Дик', - хлестко вставил архиепископ, вызвав короткий и отрывистый смех брата.

'Тебе незачем опасаться', - сдержанно сказал он. 'Я не поддаюсь чувствам. В любом случае, до этого не дойдет. Не удастся Джонни и Перси заставить их высадиться, задачу выполнят Эксетер и Оксфорд. Им некуда идти, особенно в Йоркшире'.

'Почему, по-твоему, он решил пристать к берегу там? На севере Йорков не любят, и Нед прекрасно осведомлен о местном отношении. Не похоже на него...'

'Нет?'

'О чем ты?'

'Мы укрепили весь восточный берег, где Нед готов был причалить скорее всего... высадись он там, наверняка попал бы в капкан. Но мы не укрепляли север, и я подозреваю, кузен сыграл на нашем упущении. Нед всегда обладал инстинктами игрока, всегда проявлял готовность поставить все, что имел, на единственный бросок костей'.

'Дик, что тебе известно о Джонни?'

'Ничего'.

Они взглянули друг на друга, ни один, не проявляя охоты произносить приходящее в голову. Архиепископ первым устремился разрушать возникавшую стену.

'Мы мало виделись с Джонни в последние месяцы. Не знаю, заезжал ли он в Лондон хотя бы раза два после дня святого Мартина. Дик... ты уверен в его преданности Ланкастерам? Он с нежностью относился к Неду и Дикону...'

Уорвик покачал головой. 'Джонни никогда не был верен Ланкастерам, Джордж', - тихо сказал он. 'Джонни верен мне...и тебе'.

На лице архиепископа появился смущенный румянец, в противном случае он милостиво принял бы упрек. 'Знаю', - согласился он с готовностью. 'Я помню, как мы обязаны Джонни за Донкастер. Также я помню, чего это ему стоило. Если ему придется оказаться одним из тех, кто положит конец безрассудной авантюре Неда... Да, не завидую ему в этом. Ради Джонни, надеюсь, все сделает Перси'.

Уорвик не ответил. Он снова потянулся за пером, глядя на белый лист, лежащий перед ним.

'Сейчас, полагаю, мне стоит написать моему зятю Кларенсу и известить его о возвращении домой братьев'.

Внезапно граф рассмеялся и, отвечая на еще один вопрошающий взгляд, ответил: 'Я вот подумал...когда Ричард Львиное Сердце был освобожден из германского заключения, французский король отправил предупреждение его брату Джону, любившему Ричарда не больше, чем Джордж Неда. Знаешь, что он написал?'

'Каким образом я могу это знать?' - нетерпеливо поинтересовался архиепископ.

Уорвик одарил брата непроницаемым усталым взглядом, процитировав: 'Дьявол на свободе'.

Говоря, он чертил на странице уменьшающиеся с каждым разом в размере круги.

'Писать Джорджу кажется скорее пустой тратой времени. Подозреваю, он знает не больше о местонахождении Неда, чем любой другой человек в Англии'.