Лондон, май 1483 года
Решение против обвинения Энтони Вудвилла, Дика Грея и Томаса Вона в государственной измене Ричард был вынужден принять с неохотой. Он чувствовал, что обнаружение в обозах Дика Грея четырех телег, полных доспехами, более чем подтвердит обвинительный приговор. Находка несомненно доказала бы намерение Вудвиллов при необходимости прибегнуть к вооруженной силе, сохранив, таким образом, свое влияние на правительство. Лично герцог совершенно не склонялся к снисходительности. Будь на то его воля, Ричард бы проследил, дабы Вудвиллы сполна заплатили за совершенное ими предательство. Тем не менее, политические соображения судили иначе. Отношения с племянником отличались слишком заметной неопределенностью, чтобы можно было позволить себе личное возмездие.
Поэтому Ричард никак не подготовился, когда на полуденной встрече Совета в стенах Тауэра Джон Мортон, епископ Или, вдруг задал ему вопрос о продолжающемся заточении родственника Елизаветы. Так как он не особо симпатизировал Мортону, ответ герцога последовал в более резкой форме, нежели тот дал бы его при иных обстоятельствах. Ричард прямо напомнил епископу о не подлежащем обсуждению доказательстве заговора Вудвиллов, в чем немедленно получил поддержку от Бекингема и Джона Говарда. Однако Мортон стойко продолжал, желая выяснить, уверен ли герцог, что эти люди, в самом деле, виновны в государственной измене.
'Да',- огрызнулся Ричард, - 'у меня нет в этом ни малейшего сомнения', и лишь тогда осознал, как искусно был расставлен капкан. Тогда, смиренно провозгласил Мортон, Совету следует принять меры, ведь измена - самое серьезное из всех преступлений, поэтому должна караться соответствующе.
Последовавшее голосование создало патовую ситуацию. Мортон и бывший канцлер Роттерхэм сражались против обвинения Вудвиллов в государственной измене. Они обосновывали свою позицию тем, что, так как до прибытия в Лондон Ричард не был официально утвержден в должности Регента, любое действие Вудвиллов в отношении заговора не подпадало под определение предательства интересов королевства. С незначительным перевесом Мортону все же удалось одержать победу, но Совет встал на сторону Ричарда, соглашаясь с продлением срока заключения обвиняемых на неопределенный период времени.
Герцог мог бы получить от этого некоторое удовлетворение, но не такое, как хотелось бы. Отказ Совета вынести приговор только подчеркнул уже ему известное - председательство над объединенным правлением соперничающих групп с неустойчиво определяемой преданностью. Позволив вовлечь себя в настаивании на обвинении в измене и не добившись победы, Ричард не только продемонстрировал собственную уязвимость и высветил внутренние разногласия Совета, он из-за незначительного повода добился личного противостояния с юным племянником. Как бы то ни было, горько подумал герцог, стоит гордиться выполненной сегодня работой, которая обязательно воздастся ему сторицей, всплыв на поверхность в предстоящие смутные времена.
Коронация Эдварда была назначена на вторник, 24 июня, и, в соответствии с традицией, молодого монарха разместили в королевской резиденции - в Тауэре. Чтобы добраться туда и нанести племяннику визит вежливости, требовался непродолжительный переход от Палаты собрания Совета в Белой башне. После вынесения Советом решения минуло менее часа, тем не менее, Ричард сразу увидел, - Эдварду уже обо всем сообщили. Слишком обиженный, чтобы скрывать свои чувства, вместо приветствия мальчик выпалил: 'Вы мне лгали! Вы сказали, что не хотите причинять дяде вред, а сами пытались обвинить его в государственной измене!'
Какого доброго самаритянина, устало изумился Ричард, стоит поблагодарить за это? Скорее всего, Мортона. Он надеялся на больший запас времени, на возможность лично объясниться с Эдвардом, не будучи в настроении выслушивать вскормленные Вудвиллами подозрения. Однако герцог попытался спокойно напомнить юноше об обнаружении телег с доспехами и оружием и о действиях, предпринятых его родственниками с целью лишить Ричарда регентства, об их захвате королевской казны.
Скоро стало ясно, что произносимые слова летят на ветер. Эдвард угрюмо замолчал, и доводы дяди наталкивались лишь на глухоту королевских ушей. Могло ли оказаться иначе? Можно ли было ожидать понимания и прощения от двенадцатилетнего подростка?
Стояла непривычная для середины мая жара, от которой в комнате нечем было дышать. Солнце проникало сквозь окна вместе с плотным дымом, в воздухе, медленно оседая на одежду, танцевали пылинки. В висок Ричарда начинала стучаться тупая упорная боль.
'Знаю, есть многое, что тебе понять тяжело. Все, в чем я способен заверить тебя, Эдвард, - мое старание действовать исключительно в твоих интересах. Хотелось бы надеяться, со временем ты это осознаешь, даже если сейчас не получается'.
'Какое отношение к моим интересам имеет разлука с дядей Энтони?' Дыхание Эдварда резко участилось, а тон голоса неожиданно подпрыгнул. 'Это совсем не из-за меня, это из-за вашей к нему ненависти, из-за вашей ни на минуту не прекращавшейся ненависти! Он рассказал мне, рассказал, как долго вы копили злобу против нашей семьи!'
Нашей семьи. Вудвиллов. Черт тебя возьми, Нед, но что бы ты об этом подумал? Покачав головой, Ричард медленно ответил: 'Эдвард, все не так. Не стану отрицать, что мало симпатизирую родне твоей госпожи матушки, не буду тебе лгать. Но они сами вынудили меня действовать в Нортгемптоне. Подобному не следовало происходить. Я не хочу использовать регентство для сведения старых счетов. Твой отец знал, что я никогда на это не пойду, именно здесь причина назначения регентом меня, а не твоего дяди Энтони'.
'Вы утверждаете, что отец доверял вам, но все, что мне известно, - дядя, напротив, относился к вам настороженно! Как и моя матушка! Зачем еще ей скрываться в убежище, до сих пор отказываясь выходить, если она не имеет причины вас опасаться?'
Это стало ударом в гноящуюся рану. Губы Ричарда отвердели, и он резко произнес: 'Опасение не имеет ничего общего с ее чувствами! Они объясняются злым умыслом, чистым и простым!'
Впервые увидев дядю в гневе, Эдвард отпрянул. Ричард сумел взять себя в руки, дорого бы заплатив за возможность взять свои слова обратно, но было, разумеется, уже слишком поздно.
В Вестминстере Ричард провел несколько изнурительных часов, потраченных на рассылку предписаний собирающемуся парламенту. К тому времени, когда его лодка устремилась вниз по течению, уже наступил глубокий вечер. Окрасив линию горизонта пламенеющим золотом, на небе закатилось солнце, однако воздух от жары продолжал тлеть. Отблески заката отражались на воде, обжигая Ричарду кожу и заставляя испарину стекать по его волосам. Вокруг распространялся густой и прогорклый запах реки. На берегу можно было заметить человека, вопреки местным правилам, с брызгами спускающего в Темзу отбросы. Горожане Йорка не менее незнакомца пренебрегали соображениями здоровья, также используя воду в качестве удобного средства сбрасывания отходов. Тем не менее, сейчас это забылось. Ричард угрюмо разглядывал поплывшие за лодкой ошметки, казавшиеся ему характерными для всего, что он обнаружил в Вестминстере отвратительного и неприятного.
До Кросби Плейс удалось добраться в успевшей уже прилипнуть к лопаткам намокшей рубашке и с пульсирующей болью в голове. Предстоял ужин с Джоном Говардом, и Ричард обладал временем только на мытье и смену одежды, поэтому он совершенно не обрадовался, застав ожидающего его возвращения Уилла Гастингса.
Несколько минут он бессвязно распространялся о мелочах, наслаждаясь беседой и мало говоря по существу. Но как только прислуживающие Ричарду люди покинули зал, и мужчины остались наедине, поведение Уилла резко изменилось. Поставив кубок с вином, Гастингс отрезал: 'Вы удивили меня утром, правда, удивили. Один из лучших полководцев, которых мне посчастливилось видеть, вы, однако, запамятовали самое простое правило сражения...Любой ценой прикрывать свои фланги'.
Ричард не нуждался в подобном объяснении, как и не испытывал удовольствия принимать его от Уилла, голосовавшего утром против предъявления обвинения в измене вместе с Мортоном. 'В любом случае, пусть это будет данным вами уроком', - холодно ответил герцог, увидев еле заметный румянец замешательства, разлившийся по лицу и шее Гастингса.
'Дикон, послушайте, говоря между нами, я искренне с вами согласен относительно Вудвиллов. По многим из них плачет веревка. Только не ждите, что я признаюсь в этом на заседании Совета. Наш мальчик-король искренне привязан к своему дяде Вудвиллу, и я не собираюсь закрывать на данную привязанность глаза. Если подобное поведение делает из меня сейчас лицемера...' Он пожал плечами. 'Хорошо, пусть так'.
Искренность Гастингса обезоруживала, высекая из Ричарда воспоминания о брате. Он видел, что сейчас действует тот же сорт расчетливого здравого смысла, что прививал ему Нед, поэтому доля зарождающегося возмущения начала идти на убыль. Едва ли стоило укорять Уилла за сообразительность, достаточную для ускользания из расставленной Мортоном западни.
'Даже если вы и лицемерили, то честны в своем поведении', - произнес герцог со слабой улыбкой. Гастингс улыбнулся в ответ, и Ричард поймал себя на том, что уже рассказывает об ужасной встрече с племянником в полдень. Уилл молча выслушал, покачав головой, как только рассказ был завершен.
'Знаете, что Нед однажды сказал о вас, Дикон? Он заметил, что вы считаете терпение одним из семи смертных грехов! Согласитесь, это правда. Эдвард - блестящий юноша, и со временем обязательно освоится. Но сделает он это не завтра или на следующей неделе, или в следующем месяце. Вудвилл общался с ним почти десять лет, мы - каких-то две недели. Вам нужно постараться помнить данный факт
Тем не менее, проблема, меня беспокоящая, связана не с Эдвардом. Она заключена в Гарри Стаффорде, герцоге Бекингеме'.
Ричард выпрямился, расплескав на запястье вино. 'Господи, Уилл, неужели опять?'
'Да, опять', - мрачно ответил Гастингс. 'Правда, что вы хотите назначить Бекингема верховным судьей и канцлером Северного и Южного Уэльса?'
'Да, хочу'.
'Это ошибка, Дикон. Бекингем не тот человек, которому следует вверять подобные полномочия. Ручаюсь вам'.
'Мне нужно большее, Уилл. Гарри не дал причин сомневаться в нем, каждым шагом располагая к доверию. Если бы не он, я с успехом бы попал в ловушку Вудвиллов. Я перед ним в огромном долгу'.
'Думаю, Нед говорил то же самое об Уорике!'
'Чего вы от меня ждете, Уилл? По одному лишь праву крови Бекингем может претендовать на место в Совете. Он с самого начала поддерживал меня, даже когда никто не знал сохраню ли я не только регентство, но и жизнь. С его стороны я видел одну чистосердечную помощь. Как вы представляете, я отплачу ему сейчас? Отказом в голосе, которого ему не хватает в моем правительстве? На каком основании? Потому что он вам не нравится? Господи, Уилл!'
'Нед тоже не жаловал Бекингема', - резко парировал Уилл. 'Вы ни разу не задумывались - почему?'
'Уж не намекаете ли вы, что Нед никогда не ошибался в своих суждениях? Человек, женившийся на Елизавете Вудвилл и отдавший родного сына на воспитание ее брату?'
'Да, Нед совершил много ошибок, наверное, даже больше, чем ему следовало. Но Бекингем к ним не относится. Он - ваша ошибка'. Гастингс откинул волосы и встал на ноги.
'Верность - восхитительное качество, Дикон. Пока она не ослепляет вас до степени игнорирования изъянов, видных всем остальным. Я видел, как вы заблуждались в отношении Уорвика и вашего брата Кларенса, видел, как вы усвоили болезненный урок, - они не те люди, которыми вы их считали. При всей опасности вас ранить - вы не лучший знаток человеческих душ, Дикон. Слишком часто для этого защищаете не заслуживающих ваших участия и преданности господ'.
Ричард также встал.
'Если верность искажает точность суждения, что и говорить о ревности? В действительности мы говорим именно о ней, Бекингем заслужил мое доверие, и вам это не понравилось. Я ожидал от вас лучшего, Уилл. Вы же знаете людей, с которыми мы вынуждены иметь дело - Мортон, Роттерхэм, Стенли - все они корыстолюбцы. Тем не менее, вы хотите, чтобы я отверг человека, несомненно доказавшего свою верность, и почему? Лишь с целью заполучить больший кусок пирога!'
Уилл окаменел от ярости. 'Не стану далее отнимать у вас время', - глухо процедил он, пересекая комнату и дотягиваясь до дверной щеколды. Ричард молча на него смотрел. Гнев не совсем затмил герцогу здравый смысл, было понятно, что нельзя позволять Гастингсу уйти таким образом. Но Ричард не мог заставить себя совершить первый шаг. Он устал и чувствовал обиду, отчего легче казалось не говорить ничего, находя успокоение в личной правоте и лежащей только на Уилле обязанности извиняться.
Спальню омывали лучи июньского солнца. Дорожка из одежды вела прямо по ковру к кровати Ричарда и Анны, - тропу устилали черный шелк его траурного камзола, ее темное платье и обрамленная кружевом верхняя юбка. Повернув голову на подушке, Анна сквозь ресницы изучала Ричарда. Она до сих пор не могла оправиться от изумления эмоциональностью их приветствия. Какую бы пылкость муж не проявлял наедине, при посторонних он был скорее сдержан. Ричард не привык демонстрировать чувства более, чем держась за руки или даря скромный поцелуй. Поэтому Анна не могла предвидеть страстного объятия на внешних ступенях большого зала на виду у половины жителей Кросби Плейс. Вдруг абсолютно не заботясь о направленных на них веселых одобрительных взглядах, Ричард увлек жену прямо в спальню. Анна даже не успела разобрать вещи, - сундуки так и остались внизу, в большом зале.
Также Ричард удивил Анну стремительностью своей страсти. Ее губы раскрылись, и их уголки поползли вверх, - в теле снова пробуждалась томная теплота, одновременно и ленивая и эротичная. Она не была уверена, что хочет от Ричарда повторения подобного натиска раз за разом, слишком многое для Анны значила нежность. Но произошедшее сегодня несомненно взволновало. Анна мягко улыбнулась. Действительно, волнение она испытала нешуточное.
'Что тебя развеселило, любимая?'
Анна придвинулась ближе, устроившись так, чтобы их тела соприкасались животами, бедрами и плечами. 'Размышляла о подаренном мне тобой удовольствии и силе моей к тебе любви', - прошептала она, заметив его улыбку.
С момента их последней встречи Ричард похудел. Анна увидела провалы на его скулах и натянувшуюся на челюсти кожу. Еще больше говорили впадины вокруг глаз. Она бережно прочертила их пальцем, думая, почему люди называют это явление 'морщинками смеха', если суть его была совершенно противоположной.
Ричард внимательно слушал, как Анна успокаивала его относительно сыновей, делилась новостями из Миддлхэма, передавала сообщения от городского Совета Йорка и лорда мэра. Однако в течение последних шести недель он редко по своей воле выполнял прошлые обязанности, и герцогиня сомневалась, не желая пытать супруга, хотя и тревожилась, в стремлении выяснить, что произошло.
'Я поступила, как ты просил, Ричард, и остановилась по пути на юг в Беркхампстеде. Твоя матушка передала тебе письмо, оно лежит в одном из моих сундуков'.
'Ты попросила ее пересмотреть отказ прибыть в Лондон?'
Анна кивнула. 'Да, любимый. Она ответила, что надеется на твое понимание ее неспособности это сделать. Сесиль не покидала Беркхампстед с тех пор, как принесла обет, чему исполнилось вот уже почти три года. Даже похорон Неда не посетила'. Анна помолчала. 'Не думаю, что следует и дальше давить, Ричард. Нам всем надо отыскать свой собственный путь, а обретенный Сесиль - единственно для нее верный. Я твердо в этом убеждена, ибо никогда не видела ее столь спокойной духом и находящейся в мире со своей душой'.
'Завидую ей', - отрывисто произнес Ричард, добавив: 'Я написал тебе, что послал за детьми Джорджа? Грей держал их отдельно друг от друга в девонских усадьбах, около пяти лет ни разу не позволив встретиться. Девочка прибудет к концу недели, а мальчик здесь со вчерашнего дня'.
'Эдвард Плантагенет, граф Уорвик', - тихо и отчасти грустно произнесла Анна, после чего сочувственно продолжила. 'Помоги нам Господь, как только сюда приедет еще и Нед. Как мы разберемся со всеми этими Эдвардами, представления не имею! Расскажи мне о мальчике Джорджа. На кого он похож?'
'Точная копия Джорджа в восемь лет. Хотя по темпераменту они различаются словно день и ночь. Джордж родился, чтобы бедокурить. А сын крайне тихий, робкий и пугливый больше, чем это нормально для мальчика его лет. Может объяснение заключается в том, что ребенок пока не чувствует себя со мной легко. Мне, по-видимому', - с неожиданной горечью признался Ричард, - 'не сильно везет в эти дни ни с одним из племянников'.
'Поделись со мной, Ричард. Поведай обо всем...пожалуйста. Тебе необходимо разделить свое бремя, любимый, правда, необходимо'.
Она права, подумал Ричард, ему это надо. 'Я никогда раньше так себя не чувствовал, Анна...таким отчаявшимся, полностью во власти событий, мне не подвластных'. Он взбил подушку под головой и повернулся к жене.
'Кажется, что каждый день не приносит ничего, кроме еще большего количества проблем. Первая из них - вопрос с деньгами. Хотя почти все корабли флота, за исключением двух, покинули Эдварда Вудвилла, он сохранил командование на том из них, который вез львиную долю казны Неда, и в целости привел его в Бретань. А здесь Совет, неспособный ни на что согласиться. Единственные люди, на кого я там могу рассчитывать, - Бекингем и Джек Говард. Появление короля-ребенка разбудило в придворных худшие качества, - они видят в нем марионетку, осталось лишь за ниточки взяться, причем, страшнее остальных оказались некоторые из наших почтенных епископов!'
'Ричард, как насчет Уилла Гастингса? Неужели ты не можешь положиться на Уилла?'
Уголки губ герцога опустились. 'Мы с Уиллом по-разному смотрим в эти дни на многие вещи. Он очень возмущен Бекингемом, и я согласен, - Гарри никак не облегчает положение. Бывают минуты, когда напряжение между ними настолько плотное, что его можно резать и раскладывать на подносы'.
'Ты пытался поговорить с Уиллом, Ричард?'
'Что я могу ему сказать, Анна? Я не в состоянии признаться в согласии с его подозрениями относительно Бекингема, а это все, что ему хочется услышать. Не знаю, полагаю, я не изучил Гастингса так хорошо, как думал раньше'.
Анна нахмурилась. 'Но ты ему до сих пор доверяешь, не так ли?' Она облегченно вздохнула, когда Ричард, не колеблясь, ответил: 'Да, я ему доверяю. Уилл может упрямиться относительно Бекингема и глупить с госпожой Шор, но он не Мортон и не Стенли. Я начинаю сомневаться в верности его суждений, но преданность Гастингса - вне всяких сомнений'.
'Уилл и Джейн Шор? Но Френсис написал Веронике, что та стала любовницей Томаса Грея!'
'Стала. Но сейчас, когда он продолжает отсиживаться в убежище, Джейн начала делить ложе с Уиллом, по крайней мере, так доносят слухи'.
Анна приподнялась на локте, читая на лице Ричарда отражение собственного отторжения. Для Неда Джейн Шор являлась кем-то дороже обладательницы теплого красивого тела, ни один мужчина не продержит любовницу почти девять лет, если не заботится о ней. Анна вздохнула. Наверное, она придирается, но совершенно не хочется думать, что любимая Недом женщина переходит по рукам его ближайших друзей, словно кубок с вином или столовый нож.
'Что с королевой, Ричард? Она все еще в убежище?'
'Да'. Кратко.
'Но это продолжается уже больше месяца! Чего она надеется добиться таким...таким фарсом?'
'Многого. С каждым проведенным в убежище днем она приносит мне затруднения, возбуждая в Совете разногласия и делая менее и менее похожим, что когда-нибудь я смогу завоевать доверие Эдварда'.
Анна села ровно. 'Ох, как же я ненавижу эту женщину!'
'Никогда не прощу ей этого, Анна. Никогда. Но как бы сильно не нуждался в оставлении Елизаветой пристанища, будь я проклят, если прежде не отплачу той же монетой. Видишь ли, условия королевы полны требованиями о прощении всех ее родственников и о местах в Совете для Энтони Вудвилла и Томаса Грея. Нет на земле обстоятельств, в которых бы я на подобное согласился'.
'Ну, она же не в состоянии бесконечно растягивать время своего пребывания в убежище. Как только поймет, что ее планы не реальны, Елизавета его покинет. Что меня беспокоит сильнее, - так это соперничество между Гастингсом и Бекингемом. Как собираешься поступить с ним, Ричард?'
'Не знаю', - сдался герцог. 'Не сомневаюсь, Нед нашел бы путь оставить довольными обоих. Он обладал сверхъестественной одаренностью в этом, жонглируя спорящими, словно множеством яблок. Однако, у меня ее нет. Терпения не хватает'.
'Ты слишком прямолинеен для подобных игр', - произнесла Анна с настолько защищающей его теплотой, что Ричард улыбнулся. 'Если бы Нед смог с корнем вырвать данные противостояния и интриги, как только они объявились на поверхности, ты бы не столкнулся с этими проблемами. Никогда не забывай, Ричард, поле засажено давно, и Недом, а не тобой'.
Анна удивилась переполненным горечью не меньше ее речи словам Ричарда: 'Действительно он предоставил мне возможность сбора чудесного урожая'.
Она помедлила и наклонилась, откидывая с его лба прядь волос. 'Звучит, будто ты сильно зол на Неда, любимый'.
Ричард повернул к ней удивленное лицо. 'Да', - ответил он медленно. 'Да, думаю, я зол'.
В воздухе повисло молчание. Анна удовольствовалась ожиданием, и, спустя какое-то время, Ричард задумчиво произнес: 'Внутри меня таилось так много злости все эти прошедшие шесть недель, Анна. Больше всего выводили из себя те, о ком ты сразу подумала - Елизавета Вудвилл и Томас Грей. Но еще и Уилл, ведь он делал излишне усложняющие положение вещи. Я и сам себя раздражал - можно же было успешнее справляться с проблемами. Временами накатывала злоба на Эдварда, из-за того, что я знал, - помочь мне он не в силах. Бесил Мортон - наш чрезмерно близкий мирской суете священник. Тем не менее, пусть я и не понимал до настоящей минуты, сильнее всего кипел гнев на Неда.
Я на него злился. За то, что взял в жены крайне не способную носить корону женщину. За вверение Эдварда опеке Энтони Вудвилла, за попустительство в воспитании мальчика как Вудвилла. За наблюдение сквозь пальцы на отравляющие двор склоки. Но больше остального ...за смерть, которой никогда не следовало случаться. Человек, в девятнадцать выигравший битву при Таутоне и в двадцать девять - при Тьюксбери, не должен был умереть как он - в сорок...Нет, я не могу ему этого простить'.
Как не могу простить его и я. Не могу простить за оставленное тебе наследство, Ричард, за завещание нам будущего в страхе. Вслух этих слов Анна не произнесла. Она была совершенно уверена, - Ричард тоже смотрел на грядущие дни с дурными предчувствиями. В один из них Эдвард действительно способен попросить довольно дорого отплатить ему за сегодняшние обиды Вудвиллов. Но делиться подобным страхом нельзя. Его покроет тишина, - не признанным и не выпущенным на свет.