Глава девятая

Кейфорд, Сомерсет, апрель 1477 года




Анкаретт Твинихо двигала раму с вышиванием к окну, чтобы можно было сесть с работой на солнце. Войдя в этот момент в светлую залу, ее зять сразу кинулся на помощь, приговаривая: 'А тут, матушка, позвольте мне помочь вам'.


Анкаретт с благодарностью уступила ему раму, удобно устроившись с корзинкой для шитья на коленях.


'Вот вы где', - сказал Том и улыбнулся ей. Он хотел выйти посетить конюшни, совсем недавно приобретенный им скакун показал себя истинным исчадием ада, и выяснилось, что конюхи не способны смирить его дикий нрав. Но солнце уже клонилось к закату, и Том решил немного подождать, побеседовав с тещей.


'Вы мало вспоминаете об этих последних месяцах, проведенных с герцогиней Кларенс. Несчастная дама...Вы любили ее, матушка?'


'Нет', - честно ответила Анкаретт. 'Но я испытывала к ней сильное сочувствие. В жизни она получила больше горестей, чем счастья, да и смерть ее легкой не назовешь'.


'Как и ее брак, держу пари', - добавил Том и ухмыльнулся.


Анкаретт почувствовала инстинктивную тяжесть, мгновенно оглядевшись, стараясь убедиться, что на расстоянии возможной слышимости не околачивается никто из слуг. Том это заметил и насмешливо на нее посмотрел.


'Вы так боитесь Кларенса?' - в изумлении спросил он, видя, как губы Анкаретт в уголках поджимаются, как всегда происходило, когда она сталкивалась с темой, которую не желала обсуждать.


'Все, кто находится у Кларенса на службе, боятся его', - тихо ответила она.


Том сделал вид, что не понимает гложущего тещу нежелания объясняться. 'Почему? Если у них поинтересоваться, самые могущественные вельможи быстро найдут, к чему придраться в делах младшего. Так есть. Что в Кларенсе внушает подобный ужас?'


Под таким воздействием Анкаретт понизила еще больше голос, коротко и неохотно раскрыв загадку: 'С Кларенсом ты никогда не знаешь, в какой ситуации пребываешь. Его настроения переходят от озарения солнцем к мраку в течение секунд, причем никому не известно, - по какой причине. Были те, кто...кто шептался, что он с рождения околдован'.


Устрашившись своим собственным словам, Анкаретт поспешно перекрестилась и, как только Том открыл рот, чтобы продолжить расспросы, дала ему знак, - больше разоблачений не последует, демонстративно направив все внимание на содержимое корзинки с шитьем.


Том вздохнул, пожелав, чтобы матушка супруги не испытывала такого предубеждения перед сплетнями. Он с тоской подумал о мрачных рассказах, ведущихся о Кларенсе, об имевших место за закрытыми дверями семейных сценах, свидетелем которых Анкаретт была в качестве штатной фрейлины. Том ясно понимал, она никогда не поделится подобными воспоминаниями.


'Ну, я пойду в конюшни', - начал он, когда в дверном проеме светлой залы появилась одна из молоденьких горничных. Девушка выглядела крайне растерянной для речи, но написанный на ее лице ужас по красноречивости превосходил все тревожные слова, что она могла произнести.


'Господи, девочка, в чем дело? Что-то с твоей госпожой? Говори же, черт тебя подери, говори!'


'Нет, Том, ты лишь больше ее пугаешь. Скажи нам, Марджери...'


Пальцы Тома намертво впились в предплечье девушки, вызвав развязавшую ей язык боль.


'Вооруженные люди! Там, внизу, они -'


'Том! Том!' Это был голос жены Тома, но настолько пронзительный, что его почти нельзя было узнать. Том в два прыжка оказался у двери, и вот Эдит уже в комнате, в его объятиях, и она бессвязно всхлипывает.


Возможности успокоить срыв супруги у него не возникло. За ней по лестнице поднялись солдаты, вломившиеся в светлую залу и бесцеремонно оттолкнувшие от двери напуганную горничную. Тому следовало бы испытывать ярость от того, что они вот так захватили его дом, но он также чувствовал страх, и это прозвучало в голосе при вопросе: 'В чем дело? Что вы здесь делаете?'


Анкаретт больше была потрясена, чем испугана. Зачем арестовывать ее зятя? Это, наверняка, ошибка, чудовищная ошибка. Она выступила вперед, собираясь положить сдерживающую ладонь на плечо Тома, но тут ее взгляд остановился на эмблеме, находящейся на рукаве у каждого солдата.


'Вас послал герцог Кларенс!' - задохнулась Анкаретт, и в ее голосе раздался такой ужас, что все глаза, как один, обратились к ней. Она так побледнела, что Том бросился поддержать тещу. Солдат вмешался, завязалась драка, и Том с окровавленными губами отлетел назад. Анкаретт услышала крик дочери, попыталась приблизиться к ней, но не сумела сделать ни единого движения, только смотрела, как в светлый зал входит человек.


Роджер Страгг. Анкаретт произнесла слова, но имя застряло у нее в горле, рот слишком пересох, чтобы она смогла хоть что-то сказать. Роджер Страгг, служащий Кларенсу без оглядки на совесть или сомнения, заботящийся исключительно о золоте, что Джордж столь щедро раздает исполнителям своих приказов.


Сейчас он стоял с ней лицом к лицу, говоря: 'Госпожа Твинихо', и кривя губы в насмешливой улыбке, словно хранитель тайны, стремление к разгадке которой заставляет всех гореть в лихорадке. 'Надеюсь, вы меня помните?'


Том одновременно сплюнул на пол кровь и возмущенный отказ на удерживающих его солдат. 'Я задержан? Если так, требую огласить, в чем меня обвиняют!'


Страгг за секунды смерил его взглядом, отмахнувшись, как от мелкой мошки. 'Мы здесь не ради вас, Делалинд', - холодно прозвучал ответ. 'Нам нужна госпожа Твинихо'.


Он сделал знак, и Анкаретт схватили за локти чьи-то руки, подталкивая ее к двери. Женщина была чересчур огорошена для сопротивления и не могла понять, что с ней происходит или почему. Она услышала возглас Эдит: 'Мама!', ругательство Тома и затем очутилась в коридоре, откуда ее торопливо повели по лестнице вниз. Только когда они вышли в вечернее зарево, Анкаретт удалось собраться с лежащими в оцепенении мыслями. Ей подвели коня, она отчаянно уперлась, удерживаясь переплетенными руками.


'Но почему? В чем меня подозревают?'


Страгг щелкнул пальцами, и солдаты отстранились, так что Анкаретт осталась в одиночестве. Со стороны дома до нее доносился непрерывный стук, и она поняла, - его подручные заперли Тома и Эдит в светлой зале. Подозрительно улыбаясь, Страгг смотрел на Анкаретт, женщина вдруг подумала, - он же наслаждается ситуацией, смакуя то, что должен ей сейчас объявить.


'Вы обвиняетесь в убийстве Изабеллы Невилл, покойной герцогини Кларенс. Герцогу будет приятно, если вы сразу вернетесь в замок Уорвик, где подвергнетесь суду за совершенное преступление. Вам предстоит...'


Дальше Анкаретт ничего не слышала. Она потеряла сознание, беззвучно рухнув на землю к ногам Страгга.


'Принесите немного воды', - спокойно приказал он, глядя, как двое из его людей вновь входят в двери усадебного дома. Склонившись после этого над бесчувственной дамой, он взял ее ладони в свои и снял с пальцев украшенные драгоценными камнями перстни, оставленные Анкаретт покойным супругом.




Вестминстерский дворец наполняли мрак и тишина. Тем не менее, Эдвард еще не готов был отойти ко сну, в его спальне все еще горели светильники. Когда один из его слуг пришел с известием о прибытии Джейн Шор, просящей разрешения с ним увидеться, король занимался диктовкой некоторых писем личного характера.


Эдвард удивился, но почувствовал скорее интерес, чем раздражение. Прийти к нему без предварительного приглашения, - совсем не походило на обычное поведение Джейн, даже после более двух лет близких взаимоотношений она ни разу не позволяла себе самоуверенности.


'Впустите ее', - велел Эдвард, отпуская писца и остальных слуг.


Джейн была закутана в длинный голубой плащ. Двигаясь к ней навстречу, король спрашивал себя, неужели это темнота придает лицу девушки такую бледность. Прежде чем он смог ее обнять, Джейн склонилась в глубоком реверансе. Когда Эдвард сумел поднять подругу на ноги, она бросилась перед ним на колени, хрипло говоря: 'Дражайший мой господин, простите мне такое появление, но я должна была с вами встретиться. Это срочно, сердце мое, и не может ждать'.


Девушка являла собой невыразимо прелестное зрелище. Она стояла на коленях, подняв к Эдварду свое лицо, мягкие покрасневшие губы подчеркивались тройственностью ямочек на щеках, капюшон плаща покрывали распущенные светлые волосы. Эдвард не остался безучастен к ее мольбе, он испытывал сильнейшую симпатию к этой женщине. Опустившись рядом, он взял Джейн за руки и притянул к себе.


'Ты прощена', - сказал он, ища своими губами ее рот. Джейн поцеловала его в ответ со своим привычным пылом, но когда руки Эдварда заскользили с талии девушки на грудь, она торопливо произнесла: 'Любимый, подождите...пожалуйста. Я привела с собой кое-кого, того, кто самым отчаянным образом нуждается во встрече с вами'. Джейн заметила, как Эдвард нахмурился, и в беззвучной мольбе приложила пальцы к его губам.


'Пожалуйста', - прошептала она. 'Уже много дней подряд он пытался добиться аудиенции, но все безрезультатно. А ему необходимо увидеться с вами, мой господин. Есть нечто, что вам следует услышать, Нед. Пожалуйста?'


Не дыша, Джейн ожидала его ответа и испытала значительное облегчение, когда Эдвард рассмеялся.


'Адское пламя и проклятие, женщина, но ты пользуешься питаемой мною любовью к тебе', - печально ответил король. 'Я уделю твоему просителю пять минут и не секундой больше'.


'Благодарю вас, любимый, благодарю вас!' Она снова страстно его поцеловала, - шею и подбородок, куда только могла дотянуться, а потом понеслась к двери. Секундой позже Джейн ввела испуганно выглядящего паренька лет семнадцати или около того. Побуждаемый девушкой юноша робко выступил вперед и опустился перед Эдвардом на колени.


'Мой сеньор, это Роджер Твинихо из Кейфорда, что в Сомерсете. Он расскажет вам чудовищную историю. Давай, Роджер, поведай Его Королевской Милости то же, что и мне'.


Однако, паренек казался неспособным говорить и словно бы испытывал терпение Эдварда. Джейн поспешно вмешалась: 'Его бабушка, Анкаретт Твинихо, являлась одной из дам герцогини Кларенс. После ее смерти она вернулась к своей семье и больше не поддерживала связи с вашим братом. В прошлую субботу он послал около восьмидесяти вооруженных людей в Кейфорд, взяв там Анкаретт под арест, обвинив в убийстве герцогини Кларенс путем отравления'.


'Что!'


Мальчишка обрел голос и энергично кивнул. 'Это правда, Ваша Милость. Они отказали моим тете и дяде в позволении сопровождать бабушку и силой отвезли ее назад в замок Уорвик'.


Эдвард вернул себя выдержку. 'Продолжай', - сказал он жестким тоном.


'Наутро после прибытия в Уорвик бабушку поставили перед устроившим незначительное заседание мировым судом и обвинили в убийстве. Милорд Кларенс заявил, что 10 октября она дала леди Изабелле напиток из смешанного с ядом эля, вызвавший болезнь и дальнейшую смерть последней в воскресенье, накануне Рождества. Тогда же некий Джон Тьюсби из Уорвика был обвинен в отравлении младенца-сына Кларенса, умершего 1 января'.


Юноша говорил без эмоций, он перечислял события, словно цитируя по памяти, пристально глядя в лицо Эдварду.


'Бабушка самым решительным образом отрицала обвинения, но это ей никак не помогло. Судья объявил ее виновной, и над ней свершили смертный приговор. Сразу отвели к виселице рядом с городком и там вздернули. Джона Тьюсби повесили рядом'.


Смотря Эдварду в глаза, он закончил говорить. Вместе с ним смотрела и Джейн.


'И она была невиновна', - тихо сказал король. Это не являлось вопросом, Роджер Твинихо выдохнул со звучным свистом, его плечи опустились, будто вдруг с них сняли тяжелый груз.


'Разумеется, мой сеньор', - спокойно сказал юноша. 'Леди Изабелла умерла от чахотки, обессиленная крайне тяжелыми родами. Моя бабушка никогда не причинила ей вреда, она никому никогда не сделала ничего плохого'.


'Весь процесс от начала суда до исполнения приговора длился не более трех часов', - перебила его Джейн, чье лицо пылало от возмущения. 'Несколько членов судебной комиссии потом подошли к госпоже Твинихо и попросили у нее прощения, добавив, что знают о ее невиновности, но из-за страха перед Кларенсом не могут поступить иначе, только признать правомерность обвинения!'


Повисла тишина. Казалось, Эдвард забыл об обоих посетителях. Страх Роджера начал понемногу возвращаться. Он знал, что Кларенс приходится этому человеку кровным родственником, что принц слишком часто вершит собственное правосудие. Но затем Эдвард поднялся на ноги, произнося: 'Ты храбрый парень, Роджер Твинихо. Мне следует это запомнить. Возвращайся в Кейфорд, ты сделал для своей бабушки здесь все, что мог'.


Роджер хотел спросить у Эдварда, что он намеревается делать. Применит ли тот к Кларенсу правосудие, в каком было отказано его бабушке? Или это все же останется еще одним преступлением, за которое Кларенса так и не привлекут к ответу? Но молодой человек не осмелился оказывать давление и дальше. Он был свободен. В хаосе противоречащих друг другу чувств, он неуклюже повиновался и сразу покинул комнату.


Джейн не двинулась, продолжая смотреть на своего возлюбленного. 'Нед?' - дерзнула она в конце концов. 'Мой господин, я ошиблась, приведя его к вам?'


Эдвард повернулся, чтобы посмотреть на нее, и Джейн затаила дыхание, увидев сжавший его губы и наполнивший глаза беспощадно сдерживаемый гнев. Хвала Господу, что он ни разу так не глядел на меня, - подумала девушка и поежилась.


'Нет', - категорично ответил Эдвард. 'Нет, ты не ошиблась'.




Герцогиня Йоркская с детства была 'жаворонком'. Она любила тишину ожидания и мягкую бледную дымку, занимающуюся в восточном крае неба в краткие минуты колебания меж тьмой и рассветом.


Тем не менее, этим утром Сесиль мало думала о прерывистом свете на небе. Поднявшись в шесть часов, герцогиня прослушала в своих покоях малую мессу, завершив которую преломлением хлеба и глотком вина, посетила Божественную службу и две малых мессы в замковой часовне вместе с домочадцами. Обычно она предпочитала проводить время до обеда в созерцании и в чтении религиозных книг, и сторонилась сейчас роскоши бархата и яркого шелка в пользу более мрачных оттенков серого и коричневого, воздерживаясь, таким образом, от привычных радостей собственной юности. Всегда глубоко набожная, герцогиня с возрастом поняла, - самое сильное удовольствие ей доставляет отказ от искушений, столь много значивших для нее раньше и столь мало теперь. Но в этот вторник позднего мая она не склонилась ни к размышлению, ни к чтению, вместо них удалившись в личный светлый зал, чтобы начертать письмо своей дочери Маргарет, вдовствующей герцогине Бургундии.


Начальные фразы дались довольно легко. Волнения в Бургундии казались незаметно утихнувшими. Представлялось, что они распространились в знак одобрения выбора Марией в мужья и соправители Максимилиана, сына главы Священной Римской Империи. Обращаясь к этим вопросам, Сесиль выражалась так свободно и быстро, что ее писец с трудом успевал фиксировать текст на бумаге.


Но когда она начала говорить о сыне, в голосе и манере диктовать произошли резкие изменения. В несвойственном ей обычае герцогиня гремела словами, колебалась, отступала и, в итоге, сама взялась за перо. Отпустив писца, она устроилась в окрашенном лиловым свете восточного окна и заставила себя поведать Маргарет о Джордже.


То, что я собираюсь рассказать тебе, Маргарет, способно причинить боль, как ничто из написанного мною ранее, тем не менее, тебе следует об этом знать, дабы подготовиться к грядущим событиям. Тебе известно, как сильно задел Джорджа отказ твоего брата Эдварда позволить его брак с твоей падчерицей, Марией. Поведение Джорджа отличалось невоздержанностью даже в лучшие времена, но, когда до него дошли вести, что Эдвард предложил Марии в качестве будущего супруга Энтони Вудвилла...это оказалось то же самое, что вонзить клинок в гноящуюся рану.


Джордж принялся вести себя отталкивающе, насколько лишь возможно. На устроенном в Виндзоре приеме в честь рождения у Эдварда сына он настоял, дабы, прежде разносчик кубков наливал ему вино, последнее выдержали бы в роге единорога. Всем известно, рог единорога считается защитой от яда, поэтому подобное оскорбление сложно было истолковать ошибочно. Эдвард пришел в ярость. Не знаю, что между ними случилось, но Джордж после этого удалился от двора, запершись в замке Уорвик.


Именно тогда он совершил настолько опечаливающее и поразительное преступление, что никто не сумеет его оправдать. Я, конечно, имею в виду убийство Анкаретт Твинихо, дворянки, находившейся в штате жены Джорджа, Изабеллы. Не могу сказать тебе, верил ли он в истинность своих обвинений, только Господу это ведомо. Но восприятие Джорджем окружающей действительности пугающе надломилось. Хладнокровно ли он пожертвовал невинной женщиной? Убедил ли себя в отравлении Изабеллы?


Мало о чем еще я думала в прошедшем месяце, но к правде нахожусь не ближе, чем раньше. Вероятно, Джордж и сам не знает истины. Он - мой сын, плоть от плоти моей, но, несмотря на это, является для меня чужим человеком. Я не могу перестать заботиться о нем, пока память и душу сжигают мысли о ребенке, которым Джордж когда-то был. Но и простить его я тоже не могу.


Ее перо запнулось. После нескольких секунд раздумий Сесиль быстро нацарапала последние три фразы.


Я никогда не видела Эдварда таким свирепым. Даже если Анкаретт Твинихо и являлась виновной, действия Джорджа преступили закон, став оскорблением, как для короля, так и для Господа Всемогущего.


Вскоре после того, как дело Твинихо вышло на свет, был арестован человек по имени Джон Стейси, оксфордский чиновник и астроном, обвиненный в колдовстве. Под пыткой Стейси совершил признание и вовлек в процесс некоего Томаса Бардетта, занимающего в Уорвикшире определенное положение и являющегося членом личного штата Джорджа. Для суда над обоими назначили комиссию по уголовным делам, инкриминировавшую им использование черной магии с целью убийства короля. 19 мая вынесли смертный приговор. На следующий день осужденных отвели к Тибурну, где повесили. Перед смертью Бардетт заявил о своей невиновности.


Сесиль быстро и критически скользнула взглядом по только что написанному. Она прекрасно сознавала вероятность подозрения, что описанное являлось намеренно разыгранным политическим процессом, долженствующим послужить для Джорджа предупреждением, в смысле которого сложно было ошибиться. Герцогиня не сомневалась, - Бардетт вовлечен Джорджем в определенную двойную сделку, но не верила в его причастность к колдовству. Сесиль было нехорошо от мысли, что человек может погибнуть из-за не совершаемого им преступления, пусть другие его деяния такого приговора и заслуживали.


Герцогиня подняла руки к лицу и прижала подушечки пальцев к испытывающим боль глазам. Милостивая Дева Мария, как же она устала. И какая ирония заключена в том, что сыновья должны причинять ей большее горе, будучи взрослыми, нежели, чем когда они являлись детьми.


Последняя мысль была очень близка, на ее вкус, к жалости по отношению к себе. Сесиль быстро моргнула и приподняла подбородок. Потом она снова взялась за перо, написав далее.


На следующий день после казни Бардетта Эдвард уехал из Лондона в Виндзор, отбыв не раньше, чем Джордж ворвался на заседание Личного Совета в Вестминстере. С собой он привел францисканского проповедника, доктора Джона Годдарда, того самого, кто некогда провозгласил у Креста Святого Павла право на трон Гарри Ланкастера. Джордж уверил собравшихся в невиновности Бардетта и заставил Личный Совет выслушать Годдарда, зачитавшего вслух заявление, сделанное Бардеттом у подножия виселицы. В нем последний клялся в своей непричастности к совершенному преступлению, по обвинению в коем он умирал.


Мне нет необходимости объяснять тебе, Маргарет, насколько серьезны могут оказаться последствия действий Джорджа. Это не то поведение, на которое Эдвард сможет закрыть глаза. Джордж убил невинную женщину, после чего осмелился предстать, минуя разрешение брата, на заседании Личного Королевского Совета, утверждая несправедливость гибели Бардетта и называя ее политической расправой, предназначенной запугать его и принудить к молчанию. Своими поступками он бросил вызов монаршему правосудию, чего Эдвард допустить не мог. Объективно оценивая твоего брата, Эдвард продемонстрировал по отношению к Джорджу в прошедшие годы поразительное терпение. Но он уже не так выдержан, как раньше, а Джордж не вынес из совершенных ошибок никакого урока. Не представляю, что Эдвард собирается делать после возвращения из Виндзора, но, думаю, похоже, на этот раз прощения своих прегрешений Джорджу не дождаться.




Загрузка...