Уорикский замок
Август 1469 года
Ночь была невыносимо теплой. Эдвард сел и расстегнул рубашку. Не помогло. Он перегнулся и начал рыться в груде книг, сваленных на пол у кровати. Вытащил несколько наугад и опять откинулся на подушки.
Первая из открытых оказалась тонким томом, переплетенным марокканской кожей, содержащим латинскую поэму тринадцатого века, - 'Спор Тела и Души'.
Эдвард начал читать.
Ты, кто привык гарцевать на глазах у толпы на лихом скакуне,
Осанкой бахвалиться в городе славном, в забытом селе.
К славы которого Зевс ревновал олимпийской сродни вышине,
Крайняя смелость которого вихрем умчалась границ всех вовне.
Только взгляни, возлежат твои почести в будней пыли,
Сердце отважного льва наклоняется вниз до земли,
Голос твой властный и лик непредвзятый в какой чужеземной дали?
В час, когда в саван укутавши, тело твое хоронить принесли?
В улыбке Эдварда промелькнула значительная доля горечи. Только что прочитанный вопрос показался ему особенно хорош. Действительно, с чего он разлегся здесь, в душной спальне замка своего кузена? С того, что зарекомендовал себя чертовым доверчивым дурнем. Как можно было позволить одурачить себя уловкой Робина из Редейсдейла? Как можно было расслабиться до такой легковерности?
Где стрелы, золотой фольгой увиты,
Кровати под пологом гобеленов дорогих?
Испанский иноходец, пеной боевой покрытый?
А ястребы и гончие, вкруг севшие, чтоб накормил ты их?
Друзей твоих где полчища лихих?
Еще один интригующий вопрос. Много бы он отдал, чтобы услышать ответ, узнать о местонахождении друзей и сторонников. Неужели вся страна смиренно согласилась с его заключением? Что происходит в Лондоне? Эдварда в столице всегда любили, как могли его жители кротко покориться присвоенной Уориком власти?
Свергнутый король захлопнул книгу. Неизвестность оказалась худшим из зол. Вместе с вынужденным крайним уединением. Уже на протяжение одиннадцати дней у Эдварда не было никакого контакта с внешним миром, ни малейшего известия о происходящем в его собственном королевстве, словно речь шла о далеком Китае.
Его собственное королевство. Вот уж чудесная шутка! Сейчас у Эдварда в руках находилось не больше контроля над развивающимися событиями, чем у жалкого дурачка, читающего молитвенный служебник в Тауэре. Четыре года минуло с того дня, как Гарри Ланкастер попал к йоркистам, и, говорят, он казался тогда довольнее арестом, чем каким-либо из мгновений своего царствования. Эдвард задумался, пришло ли в голову кузену Уорвику, что в его руках сегодня никак не меньше двух английских королей. Сомнений нет, пришло. Забыть о немыслимой гордыне Уорвика все равно, что проявлять таким образом иронию.
Однако, не будь этой гордыни, Эдвард убежден, он не встретил бы ни одного из прошедших одиннадцати дней. Проявлялась суетность кузена, его мнение о собственном славном образе, за который он крепко держался, и который сохранял всесильного графа от совершения убийства. Пока сохранял.
Эдвард верил, Уорвик не менее пылко, чем архиепископ Йоркский, принял бы на себя ответственность за убийство помазанного короля. Но он знал кузена, знал, что тот совершил бы преступление, если бы чувствовал, - другого выбора нет. Эдвард остался в живых, потому что захватил родственника врасплох своей капитуляцией, готовностью пойти навстречу пожеланиям Уорвика, подписать все предложенные ему документы, сыграть роль марионеточного суверена. Спектакль разыгрывался в жанре безупречной любезности между добрым хозяином и благодарным гостем. Велась маленькая, но смертоносная игра между плененным королем и его могущественным кузеном. Насколько долго она способна продлиться не было известно ни Эдварду, ни Уорвику, в этом сомнения отсутствовали.
Король потянулся за следующей книгой, чтобы потом апатично ее пролистать.
Вся печаль моя в зимних роз лепестках,
Стебли чьи обнажились под окнами пред холодами.
Я вздыхаю в отчаянье, заблудившись в пустынных лугах,
Покидают мой кров наслаждения плоти пустыми ночами.
Семя я посадил, но иссохло за осень оно.
Небеса путь покажут юдоли земной оправданье.
В ад ли, в рай попаду, - опасаюсь, что все им одно.
И когда? Не доступно мне грешному сроков тех расписанье.
Ну это уже слишком. Эдвард уступил порыву, отправив книгу лететь через комнату. Томик шмякнулся о косяк двери, и внешние голоса тут же умолкли. Он не сомневался, его 'телохранители' встревожились, спрашивая себя, чем король может там развлекаться. Развлекаться! Господи, он с ума сойдет от абсолютной скуки. Некоторым образом, она по тяжести превзошла неопределенность приносимого каждым новым рассветом. Эдвард никогда ранее не сталкивался с периодами вынужденной пассивности, никогда ранее не отказывался от удовольствий, считающихся само собой разумеющимися.
Король закрыл глаза и ненадолго отложил вызов слуги. Уорвик следил, чтобы все желания родича удовлетворялись, позаботился о появлении у Эдварда оруженосца, но молодой человек не считал подобные действия проявлением великодушия. На всем протяжении времени взаимодействия ему удалось усвоить, - Уорвик лично был заинтересован в сохранении вокруг королевского сана необходимого ареола.
Несколько минут спустя Эдвард снова сел и взбил подушки. Не правда, что все его желания удовлетворяются. За исключением редких приступов болезни или времен военных кампаний это самый долгий отрезок жизни, проводимый без женщины в постели. А ведь именно сейчас, более, чем когда-либо в жизни, ему нужны облегчение и развлечение. Следует напомнить кузену, осужденный имеет право на последнюю трапезу!
Не удивительно, что такие мысли напомнили о Елизавете! Ее физическая безопасность мужа не тревожила, ибо он не считал Уорвика, способным причинить вред женщине. Она, скорее всего, разъярена, тем не менее, и крайне напугана. На это оснований побольше, чем кто-либо может предположить. В прошлом месяце в замке Фотерингей у них состоялась краткая встреча, во время которой она сообщила Эдварду о предположительной беременности.
Элизабет все еще не была полностью уверена, поэтому никому не сообщили. За это стоит возблагодарить Господа! Единственный, с кем новость обсуждалась, был Дикон, но парень достаточно сообразителен для того, чтобы придержать язык. Нет, даже лучше, что Уорвик понятия не имеет об очередном положении Лисбет. Она может сейчас вынашивать сына, способного отнять у Джорджа его сомнительную уверенность в занятии незыблемого места между девочками Эдварда и троном.
Не то, чтобы Эдвард мог точно ожидать от Уорвика требований на корону для Джорджа. Но он был без вариантов обречен на периодическое появление такой мысли в головах обоих, причем довольно частое. Если брат и кузен рассчитывали преуспеть в своем предприятии... Если они думают, что страна примет Джорджа... Если возможно убедить Джонни держаться в стороне...
Эдвард знал, что терзает себя понапрасну, потому что подобные лихорадочные предположения не приносят ему добра, но, казалось, уже не мог остановиться. В голове снова сильно пульсировало, что причиняло боль днями напролет. Сказывалось испытываемое напряжение. Он просыпался по ночам мокрый от испарины, вырванный из рук Морфея биением собственного сердца. Эдвард поймал себя на воспоминании о язвительной шутке, прорвавшейся у него однажды, когда Уилл стал пенять ему на прогулки по Лондону с всего лишь символическим сопровождением. Кто, рассмеялся он, выразит охоту убить короля, зная, что наследником окажется Джордж? Сторожи, находящиеся в поле слышимости, изрядно бы повеселились, но Эдвард сейчас в таком воспоминании ничего забавного не обнаружил.
Дверь отворилась. В проеме стоял один из стражников, заметно неловко себя ощущавший.
'Ваша Милость... Господин Уорвик этой ночью выехал из Ковентри. Он просит, чтобы вы присоединились к нему в приемной комнате'.
Эдвард, не двигаясь, смотрел на него. На память пришла летняя ночь двухлетней давности, когда он отказал кузену в полуночной встрече. Сейчас тоже была полночь.
На столе уже разложили документы, ожидающие королевской подписи. Эдвард быстро пробежал их глазами. Совсем не удивился, обнаружив, что Уорвик требует для себя должность Главного судьи и казначея Южного Уэльса, которую раньше занимал лорд Герберт, отправившийся на плаху по приказу кузена каких-то восемнадцать дней назад. Небрежно поставил подпись и потянулся за следующим документом. Бумага вынудила остановить на себе внимание. Уорвик назначал Уилла Гастингса казначеем Северного Уэльса. Эдвард почувствовал волну облегчения, значит, родственник посчитал Уилла достойным привлечения на свою сторону. В то же время, оказалось сложно отрицать определенное беспокойство. Уилл являлся его другом. Эдвард доверял ему также, как и любому другому живому человеку. Но и это доверие перестало быть прежним. Когда-то он доверял Уорвику и действительно не смог бы поверить, что тот когда-то прибегнет к вооруженному мятежу. Не после всего вместе пережитого. Эдвард задумался, существует ли сейчас человек, кому возможно довериться без оговорок. Нет. Ни одного. Не Джонни. Не Джек Говард. Если быть справедливым, не родня Лисбет Вудвилл! Даже не Уилл и Дикон, потому что Дикон еще совершенно непроверенный пацан, а Уилл... Уилл - зять Уорвика. Ну вот, мелькнула мрачная мысль, только что обнаружился еще один неприятный спутник заключения, разрушение доверия.
'Уверяю тебя, кузен, все в порядке'.
Эдвард поднял взгляд и взглянул в глаза Уорвику. 'Я и не сомневался', - холодно произнес он, 'но мне однажды объяснили, господин, подписывающий бумаги, заранее с ними не ознакомившись, - дважды дурак'.
Рот Уорвика искривился, как если бы он пытался подавить улыбку. 'Помнится, именно я был человеком, который предупреждал тебя о возможности такого поворота'.
'Да, знаю. В те месяцы, что мы провели в Кале, вынужденные бежать из Ладлоу'.
Взгляды пересеклись. Стоя у камина, Джордж с неудовольствием наблюдал за ними. Многое во взаимоотношениях кузена с Недом воспринималось тяжело для него. Кларенс считал, что у Уорвика есть все причины ненавидеть Неда, и, действительно, большую часть времени Ричард Невилл действовал, словно так оно и есть. Но потом, вдруг, позволял подловить себя на каком-нибудь общем воспоминании. Как-то раз, к раздражению Джорджа, он обнаружил Уорвика и Неда, хохочущими над неким глупым происшествием, случившемся много лет назад. Кларенса начинало утомлять, что кузен казался неспособным порвать все связи с прошлым, позволял сохраняющимся в памяти мгновениям иметь над собой власть. Приниматься во внимание мог лишь сегодняшний день. Сегодня - Нед представлял угрозу.
В конце концов, Джордж не доверял Неду, каким бы дружелюбным тот не выставлял себя. Для этого он слишком хорошо знал брата и в первое время изумлялся, почему восприятие Неда Уорвиком не разрушилось. К несчастью, Кларенс видел, кузен явно не воспринимает его всерьез. Периодически обнаруживалось, что тесть, уже на протяжение месяца, относится к нему не более основательно, чем Нед. Намного проще было бы, окажи Нед сопротивление в Олни, погибни он в бою. Джордж тогда абсолютно уверился, так и произойдет, а когда Нед добровольно и без борьбы сдался в руки Уорвика, - испытал настоящее потрясение. Герцог Кларенс только недавно допустил для себя подобную мысль и никогда не произнес бы ее вслух, но смерть брата стала бы в его случае лучшим выходом. Уход Неда решил бы все их проблемы.
Тем не менее, причастным к убийству Джорджу быть не хотелось. Такое желание отсутствовало при мыслях о госпоже матушке, при мыслях о Мег и Диконе. Он никогда не сможет посмотреть им в глаза, случись подобное. Никогда. Если только Нед не оставит ему другого выбора.
Подумать хорошо, можно и не доводить до печального финала. Кузен разработал план, вызвавший у Джорджа бурю восхищения. Есть и другие способы сместить короля, помимо его физического устранения. Уорвик напомнил о слухе, пущенном много лет назад врагами Йорков, что Нед, в действительности, незаконен, так как не является родным сыном герцога Йоркского.
Джордж сомневался, что даже самый преданный ланкастрианец поверит в такую утку, но вера в подобном деле была не самым важным. Сплетня может использоваться, дабы развязать руки парламенту в вопросе о возложении короны на голову Джорджа. Юноша не позволял себе марать мечту, учитывая реакцию матери на предъявление ей тяжелого обвинения. Он убеждал собственную совесть, матушка поймет - слух - дело рук Уорвика, а не ее сына.
До сих пор, однако, задуманный выпад грозил риском в случае нанесения. Сильным риском. Улыбка Джорджа угасла. Нет, смерть Неда была бы для них намного выгоднее. Он рассматривал брата хладнокровным взглядом. Какая жалость, что Нед не погиб в Олни!
Эдвард потянулся за последним из разложенных перед ним документов. При прочтении первой же фразы он одеревенел и недоверчиво опустил взгляд.
'Король приветствует почтенного отца во Христе, Томаса, кардинала и архиепископа Кентерберийского. Так как приближается пятница, предшествующая Михайлову дню, мы повелеваем собрать в городе Йорке парламент и просим Вас лично присутствовать в вышеуказанный день в вышеуказанном месте -'
Эдвард резко поднял голову и увидел Уорвика, наблюдающего за ним с желчной улыбкой.
'Как видишь, Нед, двадцать второго числа следующего месяца в Йорке соберется парламент. Поэтому, мне хотелось бы, чтобы ты выслал предписания, скрепленные личной печатью, прелатам и пэрам королевства'.
Эдвард внимательно рассматривал Уорвика. Мозг напряженно и быстро обрабатывал полученную информацию. Парламент... зачем? Короновать Джорджа?
'Ясно', произнес он медленно.
'Я знал, что поймешь, кузен', Уорвик с удовлетворением подметил, - часть хваленого самообладания Эдварда исчезала, - вокруг рта возникла напряженность, отсутствовавшая еще несколько мгновений ранее.
'Джордж думал, ты можешь отказаться. Не представляю, почему он так решил'.
Уорвик развлекался. Были времена, он признавал это, когда нереальность их положения поражала его со сверхъестественной силой, когда не верилось, что он с Недом мог каким-то образом прийти к такому. Но не сейчас. Сейчас граф наслаждался вкусом особенного момента, считал его достаточной расплатой за то, что он воспринимал как годы причиняемых Вудвиллами унижений.
'Я, конечно, объяснил Джорджу, что он ошибается. Сказал, что уверен, ты оценишь... необходимость принуждает достаточно охотно помогать нам'.
Кулак Эдварда сжался. Он кинул взгляд на побелевшие костяшки пальцев, на алый рубин коронационного кольца. Прошла секунда, за ней - другая. Он потянулся за пером.
'Почему бы и нет?' - заметил коротко, вызвав у Уорвика улыбку в сторону зятя.
'Вот черта, которая часто восхищает меня в тебе, Нед', - сказал удовлетворенно граф. 'Ты всегда был реалистом'. Он направился к буфету, давая знак слуге, чтобы тот налил вина.
'Как подсказывает память, сейчас твой брат Эдмунд смотрел бы на происходящее с пессимистичной позиции. И Дикон, помоги ему Бог, повел бы себя как идеалист и моралист одновременно. У тебя же всегда присутствует очень проницательный подход к жизни, исключающий суету возвышенных представлений о рыцарстве или чистых моральных принципах. Похвально, кузен, в самом деле'.
Уорвик услышал смех Джорджа, но Эдвард отказался от наживки, произнеся лишь: 'Ты позабыл о зяте, Дик. Что скажешь о Джордже?'
'Думаю, он сам за себя ответит! Поведай нам, Джордж, как бы ты описал себя?'
Джордж не сводил глаз с Эдварда, даже отвечая на ироничный вопрос Уорвика. 'Как человека, умеющего извлечь максимально возможную выгоду из любой ситуации', тихо ответил он.
В комнате на какие-то мгновения воцарилось молчание. И Уорвик, и Джордж смотрели, как Эдвард подписывает бумаги. Кузен потягивал вино, смакуя как его вкус, так и предвкушение надвигающегося.
'Еще одно, Нед. Тебе стоит приготовиться к поездке'.
Он увидел перо в руках Эдварда остановившемся, но потом продолжившим мягкое скольжение по странице, и почувствовал секундную вспышку восхищения. Мало доводилось видеть людей, равных Неду в сдержанности на протяжении кризисных периодов. С улыбкой, выражающей почти любовь, Уорвик добавил: 'Также я решил, что в твоих интересах было бы удобнее остановиться в Миддлхэме'.
Фраза заставила Эдварда выдать себя. Перо непроизвольно дернулось. Миддлхэм! Двести пятьдесят миль от Лондона. В долго поддерживавшей Ланкастеров местности высоко ценили Уорвика. Но не его, не династию Уорков. На подписи образовалась чернильная клякса. Первые четыре буквы 'Эдварда Короля' стали не читаемы. Эдвард вычеркнул их, сделал надпись наверху клонящимися каракулями, совершенно отличающимися от его обычного курсивного почерка, и поднял взгляд.
'Пять лет прошло с тех пор, как я посещал север. Можно сказать, повторный визит слишком долго откладывался', произнес он спокойно, отметив, что кузена развлекла его мирная реакция, а брата - совсем нет.
Странно. Эдвард думал, что Джордж должен был проявить более сложное поведение в их взаимодействии. Он никогда раньше не осознавал, как сильно тот не любит старшего брата. Кровные узы имели такое большое значение для Неда, что он отказывался признать их ничтожность с точки зрения Джорджа.
Братец насмешливо произнес: 'Знаешь, Нед, мне всегда было интересно, как сильно ты привязан к родне со стороны Вудвиллов. Довольно ясно, ты скорее целиком захвачен самой дамой по причинам нам обоим хорошо понятным! Занятнее, как обстоят дела с остальными членами клана? Как ты относишься к ним? Например, к тестю?'
'Не понимаю, какое это имеет значение, Джордж, или каким образом вопрос касается тебя?' - очень ровно поинтересовался Эдвард, на что Кларенс лениво улыбнулся.
'В самом деле, Нед. Видишь ли, мне любопытно. Будь снисходителен'.
Остатки терпения Эдварда испарялись в последовавшей накаляющейся и липкой тишине.
'Лисбет происходит из большой семьи. Подразумевается, что я не испытываю равную степень привязанности к ним ко всем', устало уточнил старший брат и замолчал только на мгновение перед ремаркой: 'К сожалению, брат Джордж, мужчина не может выбирать родственников, в отличие от друзей'.
Довольно удивительно, но улыбка Джорджа не поколебалась, что внезапно встревожило Эдварда, - его брат никогда не относился к числу людей, получающих удовольствие от оскорбления.
'Чудесно, тогда моя задача облегчается, Нед. Это связано с новостями, которые необходимо тебе сообщить'.
Эдвард уже знал, что он испытывается на восприятие деталей, и поэтому молчал.
'Знаешь... нет, полагаю, нет, ты находился в изоляции в течение последних одиннадцати дней, не так ли, Нед? В общем, случилось так, что отец твоей жены и ее брат Джон оказались схвачены на следующий день недалеко от Чипстоу'.
Эдвард был крайне спокоен, но не сводил глаз с Джорджа. Однако, брат, казалось, не спешил продолжать. Он опустошил свой кубок, поставил его на камышовый коврик возле кресла, щелкнул пальцами одного из волкодавов Уорвика и, в конце концов, поднял глаза.
'Мы обезглавили их вчера в полдень за стенами Ковентри', сообщил он и улыбнулся.