Солнце в зените

Глава четырнадцатая

Вестминстерское убежище, октябрь 1483 года

Лето прошло для Бесс в тумане слез и недоуменной ярости. Человек, охарактеризованный мамой, как 'заботящийся исключительно о собственных удовольствиях, большая часть которых находилась между женских ног', человек, кто 'лег с Нелл Батлер, но потом утратил к ней интерес', женившийся на маме, зная, что уже не свободен. Как примирить его с отпечатавшимся в памяти образом отца? Отца, вне зависимости от степени своей занятости, всегда выкраивавшего для нее время. Дразнившего, принимавшего в противостоянии с мамой ее сторону, вытиравшего слезы, когда французский король отказался от помолвки Бесс со своим сыном, поцеловавшего и уверившего, что 'ни один зрячий мужчина никогда не отвергнет тебя, милая!' Он был таким, каким только мог представляться идеальный отец, веселым, нежным и заботливым, и дочь очень сильно его любила. Как могла она сейчас ненавидеть батюшку?

Не могла, и какое значение имеет тут им совершенное? Только Бесс призналась себе в этом, как часть ее боли начала исцеляться. Да, отец виновен в тяжком проступке, но он пошел на него задолго до рождения детей, что каким-то образом создавало отличия в ситуации. И батюшка страшно их любил, сделав все, что было в его силах, ради защиты отпрысков, укрытия от последствий старого прегрешения. Если сказанное мамой правда, то из-за них он даже отправил на смерть родного брата. Нет, она никогда не сможет возненавидеть папу.

Обнаружив, что не может обвинять отца, Бесс поняла, что не может также обвинять и дядю. Да, он обманул их с сестрами надежды, более всего обманув надежды Эдварда. Но девушка не способна была, в самом деле, ожидать от него, чтобы Дикон поставил детей брата выше родного сына. Появление сведений о той помолвке сделало необходимость принятия Ричардом короны неизбежной, - поступить иначе значило не только отречься от собственных прав, но и от прав своего маленького мальчика.

И, честно говоря, маму обвинять тоже не надо было. Она не подозревала о помолвке, пока не стало слишком поздно, но, с первых же минут ее обнародования, сделала все, что могла, чтобы защитить интересы детей. Если бы мама не пыталась отказать Дикону в регентстве! Если бы она не обращалась с ним, как с противником, таким поведением, утверждая его в этой роли!

В последующие годы, когда Бесс пыталась вспомнить проведенные в убежище летние месяцы, она сталкивалась лишь с наполненными странными пустотами повреждениями памяти. Каждый день проходил, словно у боящегося будущего и преследуемого прошлым лунатика, словно мелкие монеты расточающего настоящее. Если раньше Бесс стремилась покинуть границы убежища, то теперь желала скорее остаться тут, закрывшись от больше не имеющего для нее места мира. Встреч с людьми она избегала, в равной мере опасаясь, как их презрения, так и сочувствия. Бывали дни, когда, чтобы подняться с кровати и одеться, приходилось предпринимать усилия, ведь ей это ничего не давало.

Лишь присутствие трех маленьких сестер удерживало Бесс от безусловной капитуляции перед холодным, серым и все обволакивающим отчаянием. Анне исполнилось всего восемь, Екатерина и Бриджит были и того меньше, и все они, подобно Дикону, устали от налагаемых убежищем ограничений, требуя значительной доли времени и сил старшей девочки. Сначала обиженная, постепенно Бесс начала рассматривать любые их просьбы посланными свыше. Заботясь о младших, она медленно возвращалась к заботам и о себе, о своей потихоньку складывающейся заново разбитой жизни.

Бесс нашла способы проводить время, - читая, вышивая, играя с Сесилией в шахматы и шарады, с малявками - в Закрытого Капюшоном Слепца. Дикону она писала приветственные записки, иногда обращая их и к Эдварду. Послания вручались Джону Несфилду, который уверял, что для дальнейшей передачи мальчикам отдает корреспонденцию коменданту Тауэра, сэру Роберту Брэкенбери.

Джон Несфилд стал новой составной частью их жизни. В августе вокруг жилища аббата внезапно были поставлены стражники, во главе которых этот человек и находился. Бесс и Сесилия вскоре раскрыли его полную доступность для общения, именно от него узнав об отданном Советом приказе держать убежище под наблюдением. Девушки попытались разогнать скуку продолжительными размышлениями о причинах данных действий. Объяснялось ли происходящее подозрением их попытки ускользнуть, как уже поступил Том? Или же являлось предупредительной мерой, призванной помешать маме и дальше снисходить до интриг?

Подтверждение второй версии означало для противника ярчайшее поражение. Действительно, посетителям больше не дозволялось посещать аббатство так свободно, как они здесь показывались в течение тех июньских дней, когда между королевой и Уиллом Гастингсом служила посредницей Джейн Шор. Но, с помощью легкой смекалки, мама оказалась способна обойти свежие ограничения. Перейдя на постельный режим, она настолько убедительно притворилась больной, что вскоре добилась встречи с лично выбранным врачом. Нужным доктором стал некий Льюис, молодой уэльсец, тесно связанный с леди Стенли, и это не прошло мимо внимательного взгляда Бесс или Сесилии. Значит, мама ничего не поняла из краха заговора Мортона-Гастингса!

Как, кажется, и леди Стенли. Ей посчастливилось больше, чем она в последнее время заслуживала, оказавшись просто под опекой супруга. Маргарите Бофор даже позволили исполнить важную роль в коронации их дяди. Честь нести шлейф Анны во время шествия к аббатству поручили конкретно леди Стенли. Услышав это, вопреки собственному состоянию, Бесс развеселилась, не сумев придумать более тонкого и походящего наказания для матери Генри Тюдора, вынужденной наблюдать, как желанная ее сыну корона возлагается на голову другого человека. Сесилия и Бесс согласно рассмеялись, - папа бы поступил именно таким образом! Но, видимо, леди Стенли снова рискнула вступить на опасную глубину.

Что до вовлечения матушки в новый заговор, Бесс его почти приветствовала. В конце концов, мама создавала впечатление возвращения заинтересованности происходящим вокруг нее, отряхнувшись от внушающей ужас равнодушной апатии, так испугавшей как Бесс, так и Сесилию. Пусть другие женщины занимают себя личными садами, пяльцами для вышивания и домашними счетами, с мрачным удовлетворением думала девушка, с мамой ничего не сработает лучше лихо закрученной интриги! Она совершенно не беспокоилась по поводу созданного плана, ибо не могла понять, каким весом он обладает. Что бы ни изобрели мама и леди Стенли, чем они могли сейчас угрожать Дикону? Две одинокие женщины против мощи государства и помазанного короля?

На второй неделе октября по городу начали мелькать слухи о поднятом в Кенте мятеже. Однако, в пределы убежища новость просачивалась медленно, и Бесс с Сесилией узнали известное всему городу не раньше следующего воскресенья. На юге пылала смута, и шесть дней тому назад Ричард выпустил обращение к населению, в котором обвинял в измене герцога Бекингема.

Когда дочери ворвались в ее комнату с предупреждением, Елизавета в частном порядке настойчиво советовалась с доктором Льюисом. Пораженная, она обернулась с застывшим на губах упреком. Но Бесс, чьи манеры на время отошли в сторону, не оставила матери никакой возможности его сдержать.

'Мама, вы должны объяснить нам происходящее! Мы только что беседовали с Джоном Несфилдом, и он сказал нам, что герцог Бекингем разворошил против Дикона восстание, объединился с Генри Тюдором, а Том со всеми вашими братья также вошли в сговор! Мама, это правда?'

'Не сейчас, Бесс!'

'Госпожа, я действительно считаю, что ей нужно сказать...'

'Доктор, я была бы благодарна, если бы вы воздержались. Уже говорила, что сделаю это по-своему и во время, удобное мне'.

'Но если она выйдет замуж за моего господина, то ей следует-'

'Замуж? За кого?' - воззрилась на доктора Бесс. 'О чем вы говорите?'

'Мне известно, что леди Стенли часто беседовала с вами о своем единственном сыне, Генри Тюдоре, графе Ричмонде. Он посвятил жизнь возвращению неправедно отнятой у блаженной памяти короля Гарри короны, возвращению своего похищенного наследия. Несправедливость, совершенная по отношению к вам и вашим сестрам, также произвела на него впечатление, поэтому граф надеется восстановить ваши права и исцелить обиды тогда же, когда вернет законность своих. С подобными мыслями он официально просил вашей руки, и ваша матушка дала от вашего имени согласие. Граф намерен-'

'Мне...выйти за Тюдора? Нет! Я этого не сделаю!'

'Бесс!'

'Моя госпожа, не думаю, что вы в полной мере осознаете. Мой господин почтил вас предложением стать его королевой и-'

''Возникни на то желание лошадей, ими бы правили нищие!'' Это любимая пословица моего дяди, доктор. Вы помните его ...человека, которому случилось оказаться ныне правящим королем Англии? Так как корону носит он, а не Генри Тюдор, я не возьму в толк, как может ваш господин мне что-то предлагать, тем более сделать меня королевой?

'Я действительно удивлен, слыша, как вы ласково отзываетесь о человеке, ненавидеть какового имеете все причины. Полагаю, вам лучше послушать-'

'Нет, доктор Льюис, послушайте вы! Кажется, вы запамятовали, кто я, - дочь йоркистского короля, только что обвиненного вами в присвоении трона Ланкастеров! Батюшка обладал всеми правами на корону, и ваше отрицание этого меня оскорбляет. С вашей точки зрения, я соглашусь вступить в союз с врагом династии моего отца, выйти замуж за ланкастерского искателя приключений сомнительного происхождения... я даже обсуждать подобное не стану, можете от моего имени объявить Тюдору вышеизложенное, сказать ему-'

'Бесс, дурочка мелкая, послушай меня-'

'Нет, мама, не в этот раз. Передайте ему, доктор Льюис, передайте ему, что я сказала'.

'Вы совершаете огромную ошибку, моя госпожа. Он предлагает вам новую жизнь, корону, возможность отомстить человеку, причинившему вашей семье такую мучительную боль...'

'Моему дяде? Я не виню его за присвоение короны, доктор. Удивлена, почему матушка пренебрегла упоминанием этого, она крайне хорошо знает ход моих мыслей'.

'И вы так же простите ему совершенное с вашими братьями?'

'С моими братьями? Что вы имеете в виду?'

'Нет, доктор Льюис! Я же сказала, что сама ей расскажу!'

'Что расскажете, мама? О чем он говорит?'

'Прошу прощения, госпожа, но она имеет право знать. Думаю, это значительно изменит ее отношение к брачному предложению моего господина. Леди Бесс, мне жаль, что приходится сообщать вам такое, но ваши братья мертвы, будучи отправлены на смерть в стенах Тауэра по приказу герцога Глостера'.

Бесс задохнулась, но затем выплюнула: 'Лжец! Как вы смеете? Что я когда-либо поверю...что мой дядя...изо всех подлых, презренных выдумок...Никогда этому не поверю, никогда!'

Столкнувшись с яростью принцессы, Льюис стоял безмолвно и ошеломленно. Разгневанная не меньше дочери, Елизавета шагнула к двери, настежь ее распахнув. 'Вы достаточно сказали, доктор Льюис. Более, чем достаточно! Разве я вас не предупреждала, что желаю сама с этим разобраться? Но нет, вы не могли ждать!'

Он не спорил, перед лицом изливаемой злобы решив удалиться.

'Мама, вы не можете верить такой лжи! Дикон никогда бы не причинил вреда Эдварду или Дикону. Они дети его брата, мама. Дикон - его тезка, ровесник маленького сына дяди. Вы не должны верить их россказням, мама. Не должны!'

'Я не верю!'

'Пожалуйста, мама, послушайте...Что? Что вы сказали?'

'Я сказала, что согласна с тобой', - ровно произнесла Елизавета. Внезапно она открыла дверь, чтобы убедиться, - не подслушивает ли кто-то с другой ее стороны. 'Сожалею, что тебе пришлось выслушать выболтанное этим глупцом Льюисом, но тебе не стоит пытаться убедить меня в неуклюжести данного вранья. Я и так знаю, что оно собой представляет'. Королева рассмеялась, покачав головой. 'Но как это на тебя похоже, Бесс, в чем бы тебе не случилось оказаться правой, ты права по ложным причинам!'

Окончательно сбитая с толка Бесс могла лишь заикаться: 'Мама, я...я не понимаю. Ничего из этого. Если вы не верите в способность Дикона совершить убийство, почему тогда...?'

'Я никогда такого не говорила, Бесс!' Веселье Елизаветы испарилось, словно и не было. 'Не заблуждайся здесь. Ричард вполне способен на убийство, если оно отвечает его интересам. Чем были смерти Дика и Энтони, если не убийством?'

'Но вы сказали...сказали, что не верите в его способность причинить зло Дикону или Эдварду!'

'Я и не верю...потому что поступать так - не в его интересах. Каким бы человеком он не являлся, Ричард совершенно точно не дурак. Если бы мы сейчас имели дело с этим сумасшедшим Джорджем Кларенсом...но Ричард - нет. Он достаточно проницателен, чтобы предвидеть реакцию народа на убийство двух невинных мальчиков и понимать, что подобное деяние заклеймит его в качестве современного Ирода. Тем более, корона уже ему принадлежит, зачем пятнать все это пролитием крови детей родного брата?'

'Мама, я так рада, что вы понимаете!'

'Если Ричард не дурак, то и я не глупа, Бесс. Конечно, я понимаю. Убийство тайное, как незаметная дыра в углу, как хотели бы заставить меня поверить леди Стенли и Льюис?' Елизавета снова покачала головой, с презрением произнеся: 'Какую бы выгоду ему принесло то, что мальчики мертвы, и об их смерти никому не известно? Если нужно устранить политического противника, то необходимо оповестить об этом, как можно большее количество людей! Считай Ричард мальчишек для себя такой серьезной угрозой, он должен был поступить с ними, как поступил Нед в случае убийства Гарри Ланкастера, совершив полное сожалений объявление об их кончине, вызванной лихорадкой или чумой, после чего устроив тщательно разработанные в деталях похороны государственного масштаба. Но даже тогда, Ричард бы серьезно рисковал.

В действительности, пусть они по-настоящему бы заболели и умерли в силу абсолютно естественных причин, это ставит его в опасно неловкое положение, вызывая разные виды подозрений, как у доверчивых, так и циничных, а все население фактически попадает либо в одну, либо в другую из вышеназванных категорий! Нет, честно говоря, я подозреваю, что Ричард напрягался каждый раз, когда слышал, как кто-то из детей чихает. И ожидать от меня веры в то, что он тайно отправил их на смерть, без предоставления объяснений в связи с внезапным исчезновением, которое рано или поздно станет всем известным...это почти смешно! Мне также ни капельки не льстит, что они считают меня столь простодушной! Но я-' - Елизавета резко остановилась, впервые почувствовав крайнюю степень тишины, в которой дочери на нее смотрели.

Бесс слушала, словно под гипнозом, недоумевая, что ее матушка способна так бесстрастно рассматривать причины против и за, Дикону и Эдварду грозившие смертью. Мама была действительно необыкновенной женщиной, правда, также немного пугающей! Она столь увлеклась материнскими чарами, что не сразу осознала полное значение только что произнесенной речи.

Но Сесилия все поняла. 'Мама, вы сказали, что папа одобрил убийство Гарри Ланкастера? Мама, я выросла в твердом убеждении, что он умер из-за естественных причин, скорбя об утрате сына!'

Каким образом, Бога ради, спросила себя Елизавета, ей с Недом посчастливилось произвести на свет настолько простодушных детей?

'На протяжении половины отпущенного ему времени Ланкастер даже не помнил о наличии у него сына', - заметила она едко. 'Он умер, потому что таким был отданный вашим отцом приказ, потому что это было необходимо. Используй Нед столько же здравого смысла со Стиллингтоном, ваш брат сегодня стал бы королем'.

Голова Бесс закружилась, это уже слишком. Папа отдал подобный приказ, велел убить Ланкастера? И мама...Она не поверила мерзкой клевете в адрес Дикона, но до сих пор находится заодно с Тюдором и Бекингемом. Девушке крайне не хватало политических инстинктов ее родителей, но первым, что следовало, конечно, признать, не являлось ли наличие в маминых объяснениях огрехов, убийственных огрехов? Бесс только открыла рот, когда сестра поинтересовалась: 'Мама, доктор Льюис сказал правду, Тюдор предложил Бесс руку?'

'Совершенную правду, они поддразнивают этой приманкой, чтобы заручиться поддержкой Вудвиллов!'

'Но, мама...Мама, разве вы не понимаете? Тюдор не сможет жениться на Бесс, если ту помолвку не объявят обманом. Как только ее опротестуют, Эдвард и Дикон также получат восстановление в правах! Тогда у Эдварда возникнет законное право снова потребовать корону, мама! Он намного опаснее для Тюдора, чем был для дяди Дикона!'

'Мама, Сесилия права! Вы дарите свою поддержку человеку, не имевшему иного выбора, кроме как обречь ваших сыновей на смерть, чтобы одержать победу в сражении с Диконом!'

'Нет, Бесс, Сесилия не права! Этого не случится. Вы тревожитесь из-за ерунды'.

'Но...'

'Успокойся и послушай меня. Я знаю, что делаю. Нет, не спорь, просто выслушай! Когда твой отец признался мне в истории с Нелл Батлер, я ему сказала, что продолжаю считать себя его законной королевой, а Эдварда - его законным наследником. Эдвард должен стать королем и, будь на то Божья воля, он им еще станет'.

'Как, мама?'

'Это так очевидно, что я думаю, здесь нечего объяснять, но если мне следует рассказать подробно...Послушай, позволь мне рассказать тебе о природе волка. Знаешь, почему волки внушают всегда такой страх? Потому что они бегают стаями, с целью выслеживания добычи смыкаясь в цепь. Но когда убийство совершилось...тогда начинается свободное рычание и щелканье зубами, каждый волк борется с другими за большую часть дичи. Ты не понимаешь, Бесс? Сесилия? Это в точности то, что произойдет с Тюдором и Бекингемом! Ради свержения Ричарда они довольно долго держали свои силы в единстве, но потом обязательно направят их друг против друга'.

'Но как вы можете быть в этом так уверены?'

'Ради Господней любви, девочка, используй данные тебе свыше мозги! Ты действительно думаешь, что Бекингем окунулся в такое количество проблем, подверг себя стольким опасностям, просто для службы министром другого короля? Что Тюдор может дать ему из того, что уже не дал Ричард? По меньшей мере, его собственные права на корону так же законны, как права Тюдора, но они не замараны украсившей обе ветви Тюдоровского генеалогического древа незаконнорожденностью. Нет, он видит себя еще одним Создателем Королей, но, могу вас уверить, Тюдор не тот монарх, которого Бекингем намерен возвести на престол!

Что до Тюдора, он, наверное, самый отчаянный дурень во всем христианском мире, если хоть немного доверяет Бекингему, а из известного мне о нем, Генрих - человек, ищущий заговор под каждой кроватью! В данный момент у них есть взаимная заинтересованность в деле свержения Ричарда, но как только оно осуществится, кровопролитие начнется всерьез. И тогда наступит наша очередь, очередь Эдварда. К нему уже вырос высокий уровень сочувствия, многие из сомневающихся в существовании той помолвки, тоже подходят для взращивания доверия. Он родной сын Неда, думаешь, лондонцы уже это забыли? Думаешь, если Ричард погибнет, они вокруг него не сплотятся и не выберут вопреки неизвестному уэльсцу и двуличному приспособленцу, подобному Бекингему? Мы обладаем поддержкой всех преданных династии Йорков людей, к кому еще могут они обратиться?'

'Господи, мама, вы говорите о полномасштабной гражданской войне!'

'Я говорю о возможности восстановить права вашего брата на трон! Я делаю это ради Эдварда, ради всех нас, неужели тебе не ясно? Как считаешь, какое будущее нам сегодня уготовлено? Принимать рассыпаемые перед нами Ричардом крохи? Ты этого хочешь, Бесс? Как тогда быть с твоими сестрами? Какого уровня брачные союзы они смогут надеяться заключить? Предполагаешь, что я пойду к Ричарду просить за вас? К человеку, чьи руки запятнаны в крови моей семьи? Что я опять превращусь в леди Грей, хотя на протяжение почти двадцати лет являлась королевой?

И как быть с Эдвардом? Никогда не задумывалась, что с ним случится? Сейчас он слишком юн, чтобы угрожать Ричарду, но так будет не всегда. Если хочешь, чтобы я ничего не предпринимала, подождешь еще лет пять, посмотришь, как тот выдвинет против племянника тонко сфабрикованное обвинение в измене государству и отправит его на плаху? И не спорь со мной, что такое невозможно! Одно дело убить тринадцатилетнего мальчишку, и совершенно другое - послать на смерть двадцатилетнего потенциального бунтовщика! Да, он это сделает, причем, хорошо. Нет ничего, что люди бы не совершили, если оно отвечает их интересам, - ничего, - чем скорее вы обе это усвоите, тем лучше!'

'В вашем случае, мама, данные слова - чистая правда!' - едко произнесла Бесс и повернулась к двери.

'Бесс!' Но приказ замер у Елизаветы на губах, она знала, - Бесс не подчинится. Мать обернулась к Сесилии, но девушка уже последовала из комнаты за сестрой.

Елизавета осталась в погрузившейся в тишину комнате одна. Почему Господь дал ей в дочери таких простофиль? 'Выбора у меня нет', - услышала она собственное признание, сделанное на удивление громко звучащим в опустевшей комнате голосом. 'Нет выбора. Почему они не способны этого понять?'