Солнце в зените

Глава двадцать девятая

Замок Виндзор, апрель 1471 года

Вторник, 23 апреля. Праздник Святого Георгия, небесного покровителя Англии. Эдвард решил отметить этот день в Виндзорском замке, где он разместился в предыдущую пятницу, срочно высылая комиссии, ответственные за набор солдат, в пятнадцать графств, и требуя откомандировать людей для пополнения воинских формирований. Сейчас йоркистские лорды собрались вместе, в закатных сумерках, сгущавшихся в вечернем небе со всей внезапностью наступления ночи в зимний период. Комната озарялась свечами и омрачалась вытягивающимися тенями.

Днями напролет собравшиеся спорили друг с другом, лихорадочно стараясь предвосхитить ланкастерские планы. Согласно первому донесению, противник направлялся в Солсбери, что находится по пути к Лондону. Вскоре появились противоречащие ему доклады, которые Эдвард изучил, понял и привел к единому знаменателю, - солсберийский маневр - уловка, военная хитрость ради сокрытия истинных намерений - Уэльса и ожидающих там соратников во главе с Джаспером Тюдором, местным сводным братом Гарри Ланкастера.

Приняли решение, - утром йоркистские войска выступят на запад. Чтобы достичь Уэльса, придется перейти вброд реку Северн, а через нее существует лишь три возможных переправы - в Глостере, в Тьюксбери и в Вустере. Эдвард предполагал перекрыть ланкастерцам дорогу, прежде чем они доберутся до хотя бы одной из них.

Жестом попросив вина, король обернулся к Джону Говарду, шепотом спрашивая: 'Есть известия о сыне, Джек?'

Сурово сжатые губы несколько смягчились, почти сложившись в улыбку. 'Да, Ваша Милость. Ему лучше. Хвала Господу'.

Лицо Эдварда прояснилось. 'Вы, Говарды, выносливый народ. Уверен, ваш Томас доживет до глубокой старости!'

Король давно научился очень простому трюку, - один из надежнейших способов заставить других себя полюбить, - проявлять к ним личную заинтересованность, больше ни на кого не отвлекаясь. Руководствуясь этим мотивом, он казался очень внимательным, выслушивая ответ Говарда. Только все это время, пока глаза Эдварда не отрывались от собеседника, мысли бродили очень далеко, и он воспользовался первой же возможностью, дабы высказать терзающую его озабоченность.

'Как твоя рука, Дикон? Она не будет беспокоить тебя утром?'

Ричард не сел с остальными за длинный раздвижной стол, отдав предпочтение расположению на месте у окна, где он морщился в угасающем свете над картой, развернутой рядом на стуле. От частого использования карта была мятой и щедро забрызганной чернилами. При звуке голоса брата Ричард вздернул голову, торопливо пробормотав: 'Совсем нет! Всего лишь чертова помеха, не более того'.

'Ты заявил, что скорее позволил бы ломать тебе кость шестью различными способами каждый день недели, чем подхватил бы французскую сыпь!'

Из тени за спиной Эдварда лениво донесся голос Джорджа.

Шутка была добродушной, даже подразумевала, в некотором роде, похвалу, но Ричард не приветствовал обсуждений своей травмы. Он чувствовал ненависть к признанию физических слабостей, вынесенную еще из раннего детства, когда сильные лихорадки слишком часто приковывали его к кровати, подчиняя разнообразию встающих у него поперек горла заботливых действий нянюшки и, что происходило намного реже, матери. Сейчас юноша научился моментально переводить разговор в более приятные русла.

'Кто, по твоему мнению, примет командование в лагере ланкастерцев, Нед? Сомерсет?'

'Вероятнее всего. Но, если Маргарита могла бы поступать по-своему, я бы сказал, она лично вышла бы на поле. Эта дама никогда не забывала о французском происхождении Орлеанской Девы'.

Мужчины рассмеялись, а Эдвард прибавил с насмешливой улыбкой: 'Одного боюсь, Маргарита настоит на привязывании детеныша к юбкам и передаст опеку над ним Сомерсету'.

'Не беспокойся, Нед', - уверенно встрял Джордж. 'Я знаком с ее птенчиком. Ты помнишь об этом? Да, я нахожу его несказанно нахальным отродьем, но совершенно не трусом. Он выйдет против нас на поле. Держу пари, парня трясет от желания'.

'В самом деле? Надеюсь, ты прав, Джордж'. Эдвард забарабанил пером по столу, отсутствующе прикладывая столько силы, что острие расплющилось. Он отбросил его со словами: 'Уилл, я хочу, чтобы ты снова занялся тылом, как при Барнете'.

Уилл всем своим видом стремился изобразить бесстрастность, но совершенно в этом не преуспел. В течение прошедшей недели он пережил несколько тревожных дней, размышляя, доверит ли Эдвард ему опять командование после катастрофы, постигшей его левый флаг при Барнете.

Эдвард уже обращался ко всем, находящимся в комнате. 'Все ли мы едины во мнении, кому доверить руководство авангардом?'

Уилл криво улыбнулся, поднимая чашу с вином в сторону Ричарда в насмешливом приветствии. Никто больше не добавил ни слова. Джон Говард одобрительно смотрел, Энтони Вудвилл кисло выражал покорность, Джордж заметно уклонялся. Заговорил лишь Ричард.

'Давайте не будем так спешить. До Барнета я был довольно неискушен, чтобы поверить в честь подобного доверия мне. Сейчас я получил опыт!'

Эдвард улыбнулся. 'Я верю, ты взрослеешь, братишка!'

Он подтащил к себе вазу с фруктами. 'Тогда, решено. Я беру на себя центр. Уиллу снова придется закрывать тыл. Авангард отходит к Глостеру... Если ты, действительно, не хочешь, Дикон, дабы я передал командование кому-то другому?'

'Через мой труп!'

Король ухмыльнулся, надкусывая фигу. 'Едва ли самый удачный выбор слов, Дикон! И, пока мы на этом остановились, между храбростью и безрассудством существует разница. Из услышанного мной, я сделал вывод, при Барнете ты их перепутал. В следующий раз, пожалуйста, - поменьше удали, побольше благоразумия'.

Уилл пропустил ответ Ричарда, услышав только последовавший за ним хохот. Он опустил взгляд на поверхность стола, опасаясь встретить глаза Эдварда. Хотя прошло уже много лет с момента, как Гастингс сдался непрошенным чувствам, Уилл знал, временами зрачки Эдварда могут быть крайне проницательными, а у него отсутствовало намерение когда-либо позволить другу вытащить на свет ревность к его брату.

Эдвард гордился тем, как Ричард проявил себя при Барнете. Рассудком Уилл соглашался с его восхищением, но ему уже девять дней приходилось выслушивать, как король, не прерываясь, превозносит брата, и сейчас Гастингс совсем утомился.

Уиллу нравилось думать, что он всегда был честен наедине с самим собой, даже если не всегда говорил правду остальным. Он охотно допускал, - его нетерпимость отчасти проистекает из собственного ничем не примечательного командования при Барнете. Не то чтобы Эдвард упрекал Уилла за неспособность удержать солдат. Он просто беспрерывно вещал о Ричарде, которому это оказалось по силам.

Гастингс равнодушно взглянул через разделявшее их пространство комнаты на молодого человека. Он ни разу до настоящего момента как следует не думал над своими чувствами к нему. Уилл восхищался отвагой юноши, наслаждался его насмешливым, но сдержанным чувством юмора, мог оценить страстную преданность Ричарда любимым им людям. Но, кроме общей верности Эдварду, у них обнаруживалось мало общего. Ричард слишком отличался неистовством, слишком страдал от нехватки хитрости, чтобы Уилл выбрал его в друзья, не будь они сведены вместе обстоятельствами и необходимостью.

Гастингс гордился собственной отстраненностью, умением мысленно отступить на несколько шагов и взглянуть на любое событие, не важно, насколько личное для него, со всей возможной объективностью. Эдвард ценил в Уилле это качество, в определенной степени также им владея. Как бы широко он не прославился пребыванием в плену у своих страстей, Уилл знал, Эдвард был намного осторожнее, лучше владел собой, чем представляло большинство людей. Гастингс считал Эдварда близким другом более десяти лет, и все это время он едва ли мог вспомнить его в гневе, в истинном гневе, а не в потворствовании настроению, вспышки которого Уилл также мог пересчитать по пальцам только одной руки. Он прекрасно понимал, Эдвард, в связи с личными мотивами, предпочитал, дабы окружающие считали его порывистым, непосредственным, легко возбудимым поверхностными течениями страсти, сочувствия, гордыни. Другу истинное положение вещей представлялось ясней.

Тем не менее, Ричард действовал по побуждению чувств, что его старшему брату совсем не было свойственно. В глубине темных глаз, взирающих на мир, не скрывалось ничего объективного или аналитического, как не видел молодой человек в данных качествах чего-либо добродетельного, приди Уиллу в голову поговорить с Ричардом об этом. Но Гастингсу, несмотря на различия между ними, младший брат Эдварда казался приятным, и, в течение минувшего года, Уилл даже начал испытывать спонтанную привязанность к юноше, еще живую, но уже лишающуюся жизнеспособности после ударившей в голову родившейся при Барнете ревности.

'Уилл, как ее зовут?' - голос Эдварда внезапно прервал задумчивость Гастингса так, что тот вскочил, с трудом собравшись с мыслями.

'Кого?' - непонимающе спросил он, и Эдвард расхохотался.

'Об этом я и спросил тебя, Уилл! Если твои мысли сосредоточены так сильно не на женщине, то тогда на чем?'

Уилл ухмыльнулся и покачал головой. 'Считаешь меня достаточно слабоумным, чтобы называть ее имя? Может, я и не способен охранять свой лес от королевских браконьеров, но будь я проклят, если лично покажу дорогу к лани!'

Джордж тихо стоял позади кресла Эдварда. Но вот он выступил вперед, словно выброшенный волной общего смеха, ибо все это время дожидался подобного момента, когда его брат окажется максимально восприимчив и благожелателен к подготовленному им призыву.

'Нед, ты уже думал о дальнейшей судьбе земель Невиллов?'

'Ну, северные поместья в Камбрии и в Йоркшире будут конфискованы в пользу короны... Конечно, в случае нашей победы, Джордж'.

Внимательно наблюдающий Уилл поймал вспыхивающие искорки иронии в глазах Эдварда и подумал, удалось ли их заметить и Джорджу. Видимо, нет, решил он, услышав следующий вопрос Кларенса.

'Что с замком Уорвик?'

Уилл увидел, как рот Эдварда дернулся в точно определенной другом подавляемой ухмылке, но Ричард его опередил, первым взяв слово.

'Замок Уорвик - часть наследства графини Уорвик, и, являясь таковым, после смерти графа вернется под ее опеку. Измену совершил он, а не его супруга. Так как жена обязана повиноваться своему мужу, графиня не может, согласно справедливости и закону, отвечать за преступления графа. Ты, разумеется, в курсе, Джордж?'

Уилл бросил на Ричарда взгляд, полный заинтересованности и некоторого удивления. В голосе юноши прочитывалась отчетливая холодность, отчего теперь Гастингс понял, молодой человек смотрел на среднего брата без особой симпатии. Тот это тоже увидел, раздраженно проронив: 'Моя теща не нуждается в том, чтобы ее права отстаивали, Дикон'.

'Надеюсь, что нет'.

Эдвард следил за протекающим обменом любезностями с нарастающим всем заметным смехом. Наконец, он мягко сказал: 'Джордж, Дикон прав. Замок Уорвик по праву принадлежит графине Уорвик и не подлежит конфискации'.

На миг он скосил в сторону Ричарда лукавый взгляд, отмеченный лишь Уиллом.

'Более того, Джордж, даже если земли графини Бошам беззащитны перед реквизицией, не позабыл ли ты, что полноправной наследницей их половины является твоя невестка Анна Невилл?'

Джордж казался пораженным, но потом резко рассмеялся. 'А не позабыл ли ты, Нед, что Анна Невилл приходится супругой Ланкастеру? Предполагаешь, быть может, он заявит о своих правах от ее имени?'

Улыбнувшись, Эдвард пожал плечами. 'Ты мне напомнил. Хочу приказать проследить за безопасностью Анны Невилл, коли удастся разобраться с Ланкастером. Мне нужно, чтобы о ней позаботились с особым тщанием. Никакого хоть сколько-нибудь дурного обращения - под угрозой моего серьезнейшего недовольства'.

На лице Джорджа попеременно отразились удивление и удовольствие. 'Достойно с твоей стороны, Нед, к тому же снимет камень с души Беллы'.

'Совсем нет, братец Джордж'. Эдвард передвинулся со своего места, чтобы посмотреть на Ричарда. 'Могу ли я не думать в наступающие дни, по-твоему, что ты способен припомнить мне малютку Невилл? А, Дикон?' - поинтересовался он заботливо, разразившись вслед взгляду младшего неудержимым смехом.

Происходящее вызывало у Уилла непонимание. Насколько сильно от него ускользало значение эпизода, настолько он был уверен, что оно имеет большую важность. Глаза внимательно изучали трех братьев Йорков, но озарение от испытываемого напряжения ума не наступало. Эдвард со всей очевидностью развлекался, Ричард - в той же степени был крайне серьезен, одновременно производя впечатление отстраненности и раздражения. Сбитый с толку Джордж хмурился. Уилл еще раз тщательно осмотрел Эдварда, чтобы сдаться на милость неудовлетворенному любопытству. По-видимому, это был еще один личный момент, доступный для понимания лишь Эдварду и Ричарду. Ревность взмыла вверх приливной волной, заставив Гастингса почувствовать во рту привкус желчи. Решительно, это не было существенно, Уилл повернулся к младшему Йорку с хорошо просчитанным доброжелательным интересом.

'Ты же воспитывался вместе с дочкой Уорвика, правильно, Дикон? В Миддлхэме?'

Вопрос представлялся самым невинным из тех, что могли появиться в голове, идеально подходя для выражения дружеского интереса. Да, Уилл сразу понял, - его добрые намерения каким-то образом рассыпались, как прах. Эдвард необъяснимо развеселился, услышав Гастингса, Ричард также необъяснимо показался раздраженным, хотя довольно вежливо ответил, коротко подтвердив, что жил в Миддлхэме бок-о-бок с Анной Невилл.

На Уилла начало снисходить просветление. Он не был уверен, по какой причине, но тема дочери Уорвика казалась относящейся к разряду болезненных. Гастингс тут же задал Ричарду еще один вопрос, касающийся предстоящей кампании, и собеседник отреагировал с таким мгновенным восторгом, что Уилл уверился в правильности сделанного предположения, - молодого человека смущают разговоры о девушке.

Гастингс размышлял над этой проблемой, когда его взгляд случайно коснулся Джорджа. Кларенс смотрел на младшего брата с такой абсолютной поглощенностью процессом, что Уилл поймал себя на его изучении.

Однако Джорджу пришлось отвлечься от созерцания Ричарда. Его глаза, более других, когда-либо виденных Уиллом, приковывали к себе. Они манили неповторимой зелено-голубой прозрачностью, светящейся сквозь переливающееся золото ресниц, составивших бы мечту и вызвавших бы зависть любой женщины. Эти глаза оценивали юного Глостера с подозрительной сосредоточенностью, с пристальной неподвижностью, напомнившими Уиллу кота, почуявшего запах еще не видимой добычи.

Уилл посмотрел на Ричарда, указывавшего на карте ближайшую переправу через Северн Джону Говарду и не подозревавшему о немигающем испытующем взгляде среднего брата. Но Гастингс уже понял, Эдвард отличается большей наблюдательностью, чем герой лагеря. Он тоже изучал Джорджа, и Уилл сразу подумал, что у друга перед ним преимущество, ибо король понимал природу подозрений Кларенса. Сомнений быть не могло. Веселая заинтересованность покинула Эдварда, прикованные к брату глаза пугали прозрачностью и холодом.

'Нед?' Энтони Вудвил заговорил впервые с начала совета, он заметно зажимался в присутствии зятя со момента их ссоры в замке Байнард одиннадцать дней назад.

'Допуская, конечно, что мы разобьем Ланкастера, что ты собираешься делать с француженкой?'

'Вырвать ей клыки', - жестко ответил король. 'Я должен этой леди, и долг этот висит довольно долго'.

Все взгляды сошлись на его лице.

'Иисусе, крови, из-за нее пролитой, хватит, чтобы проложить багряную дорогу Тренту от Ноттингема до берега моря', - внезапно сказал Джон Говард, остальные закивали в мрачном согласии.

'Отправишь ее на плаху, Нед?' - спросил Джордж, больше из любознательности, чем из мстительности.

'Женщину? Господи Иисусе, Джордж!' - прорычал Ричард. Кларенс обернулся к нему с враждебностью, выглядящей значительно несоизмеримо по отношению к возмущению, которое могло бы разгореться из нетерпеливого и резкого тона брата.

'Я не с тобой беседовал, Дикон', - произнес он так хлестко, что Ричард посмотрел на него просто в изумлении.

'Он прав, Джордж', - поддержал младшего Эдвард, правда, без упрека. Его голос звучал лишенным каких-либо чувств, размеренно и монотонно. 'Женщину на плаху я не пошлю. Даже подобную Маргарите Анжуйской'.

Король посмотрел вокруг себя на присутствующих, на его губах скользила слабая улыбка, но ничего веселого в ней не наблюдалось.

'Верю, со временем это станет горчайшим из ее сожалений...то, что я оставил ей жизнь'.