Уэбли, октябрь 1483 года
Рассвет почти наступил, но небо продолжало оставаться темным и внушающим недобрые мысли. Гарри Стаффорд, герцог Бекингем, находился у окна спальни, тщетно пытаясь отыскать в плотном облачном одеяле просвет, искру солнечного луча. Он несколько дней пренебрегал сном, изнеможение от чего прочертило вокруг его губ глубокие борозды и налило кровью белки глаз.
Прошедшая неделя была настоящим кошмаром. С того дня, когда герцог развернул свои знамена и выступил из Брекнока, ничего не шло как следует по задуманному плану, и он уже отчаялся искать этому объяснение, не в силах понять, почему удача так неожиданно его оставила.
Начало положила буря, равной которой по яростности не встречалось на памяти ныне живущих. Растянувшись на несколько дней, она заставила их выйти под проливной слепящий дождь. Люди с полным на то правом называли подобные ему ливни 'Великим Потопом', - более двухсот покинутых везением душ утонули в одном только Бристоле. Реки мгновенно покинули берега, превращая поля в озера, а дома - в щепы. Дороги размылись, и вымокшие несчастные, предводительствуемые Бекингемом, обнаружили себя пробирающимися сквозь трясину. Наиболее суеверные принялись бормотать, что Господь отвернулся от них, что правы утверждающие, - якобы за Йорков сражается сам князь тьмы.
Не такой доверчивый Бекингем обладал более точными знаниями. Даже если дожди не были посланы во имя блага Глостера врагом человеческого рода, тот сумел получить некоторую чертовски действенную поддержку от простых смертных. Бекингем выругался и сплюнул. Семейство Вонов, сгнои их Господь, всегда возмущались властью Стаффордов в Уэльсе. Они незамедлительно выдвинули призывы браться ради короля Ричарда за оружие и, не успел Бекингем вывести своих людей из Брекнока, как небеса над Брекнокширом заволокло от дыма пылающих стаффордских земель. Воны перерезали в сердце Уэльса возможность всяческих сообщений, предотвратив, таким образом, вероятность объединения с Бекингемом для возможных мятежников, а, когда он повел солдат по возвышенности Блэк Маунтинс, стали преследовать замыкающие части поезда, под покровом ночи и с помощью прекрасного знания горных тропок, изматывая противника и уничтожая отставших смертоносными выстрелами из луков, превратившихся чуть позже в великий дар уэльсцев миру оружия.
Скудное количество собравшихся под его знаменами вызывало у Бекингема чувство горького разочарования. Хотя здесь и присутствовало немного местных уроженцев, готовых более пылко сражаться за своего соотечественника Тюдора, чем за командующего ими герцога, но основной объем войска состоял из сторонников Бекингема и арендаторов его владений. Покинув Уэльс и вступив в Херефордшир, он с облегчением вздохнул. Лишившись досаждавших армии Вонов, у них, разумеется, получится использовать время с большей пользой и привлечь на свою сторону множество охотников рискнуть, поддержав Бекингема в разногласии с Глостером.
Все вышло совершенно не так. В Херефордшире Бекингем не нашел ни воодушевления своим делом, ни собравшихся для его приветствия толп, лишь притихших и переполненных подозрениями сельских жителей, не желающих больше кровопролития и стремящихся только к тому, чтобы их оставили в покое. Там же он обнаружил противника, не менее опасного, чем Воны. Противостояние Хамфри и Томаса Стаффордов оказалось для герцога настолько же отравляющим, насколько и неожиданным, - они приходились ему кузенами. Но сейчас Стаффорды сожгли перед ним мосты, преградили дороги бревнами и взяли приступом развалины, устраивая дерзкие ночные облавы и вынуждая самых обескураженных из людей Бекингема начинать его оставлять.
Слезы Иисусовы, оцепенело думал герцог, как могло столь многое так быстро пойти под откос? Все складывалось безупречно словно головоломка, каждым кусочком которой владел один Бекингем. План, им разработанный, был идеален, продуман вплоть до несущественных мелочей. И он выстрелил! Это казалось так просто, потребовав исключительно содействия нескольких доверенных лиц и мощного усыпляющего зелья. Одну каплю - в эль, другую - подмешать в любимую мальчиками еду, - проще быть не могло. Спрятать тела во вместительный сундук, спрятать его и позже переместить подальше с территории Тауэра, - вот и повисли на шее Глостера два мельничных жернова. Бекингему оставалось только изобразить потрясение, когда к нему с известием об исчезновении принцев явится Брэкенбери, принять участие в их розыске, а затем увериться, что ему одному доверят поручение доставить новости Глостеру. И снова все пошло, как он предвидел. Герцог потянул за ниточки и, подобно доверчивому простофиле, Глостер, так и не заподозрив истины, сам любезно помог вбить гвозди в свой гроб. И с чего бы ему ее чувствовать? Нет, это был план во всех отношениях совершенный, надежный до основания. Единственное, чего он требовал - смелости поставить на кон все, рискнуть там, где другие бы отошли в сторону. Иметь дальновидность, чтобы представить, что выйдет, если Бекингем дерзнет. Люди так удивительно доверчивы, так глупы, что действительно, могут позволить правильному человеку управлять собой, будто множеством марионеток. Глостер и Тюдор, Мортон, Вудвиллы. Так просто, так изумительно просто.
Тогда почему это все стало разваливаться? Почему внезапно испортилось? Бекингем был так уверен, что население хлынет под его знамена, так уверен...Проклятый Богом дождь, он весь Херефордшир превратил в непроходимое болото, снизив одновременно до предела боевой настрой солдат. Хуже всего то, что течение реки Северн ливень размыл до состояния яростного потока из заляпанных грязью обломков и вздувшихся трупов. Благодаря сожженным Стаффордами мостам и неотвратимой гибели, поджидающей всякого, кто окажется достаточно безрассуден, чтобы направить коня в эти бесконтрольно закручивающиеся течения, Бекингем обнаружил себя попавшим тут, на берегах Северна, в капкан, отрезанным от западных частей страны, где на его прибытие надеялись Куртенэ и Вудвиллы.
Герцог был вынужден отступить, снова оказавшись в сельском городке Уэбли, где лишь несколько дней назад занял усадебный дом отсутствующего йоркистского лорда. Сейчас он вернулся, его люди разбили лагерь на лежащих за городком полях, - те из них, кто не ускользнул под покровом ночи, бежав назад в Уэльс. Лишенные уже всяческих иллюзий, встревоженные, услышав о сборе Глостером войска в Лестере и о его выступлении на юг, к ним на перехват, они поддались безудержной панике. Большинство даже не торговались, обещая выйти против самого Глостера, отчего каждое утро в их рядах обнаруживались все новые зазоры. И это солдаты, которых Бекингем не мог позволить себе отпустить. Напрасно буйствуя при виде распадающейся на глазах армии, он, в конце концов, начал ощущать холодок страха.
Честно говоря, герцог тоже не торговался. Являющийся посредником между Мортоном и леди Стенли Брей уверял, - Тюдор в любой день может высадиться на юге страны, чтобы вместе с Томасом Греем и его отрядами возбудить восстание в Девоншире и в Кенте, и Бекингем был убежден, - Глостеру на юг придется пробиваться, отвоевывая каждую чертову милю своего нелегкого пути. К этому времени вооружаться начнет вся страна, раздувая нарождающийся мятеж, словно множество лесных пожаров, питаемых заботливо распространяемыми слухами о несчастной судьбе заключенных в Тауэре племянников Глостера.
Но восстания так и не осуществились, страна осталась невозмутимой. Джек Говард подавил мятеж в Кенте с усилием, не превышающим стараний мужчины, закупоривающего бутылку, а Бекингем так и не получил от предполагавшего оттянуть на себя внимание Глостера кораблями и купленными на бретонское золото наемниками Тюдора ни единой весточки. Что до Вудвиллов, они против Глостера не пошли, как и он, полагаясь в этом на Тюдора и на широкомасштабное отвращение к человеку, ответственному за убийство сыновей родного брата. Не случилось. Одни слухи разжечь бунт не могли, слишком мало людей знали об исчезновении мальчиков. О настоящем возмущении не было и речи. Пока Тюдор не выполнил своих обязательств и не сошел на английский берег, Бекингем знал, - противостоять Глостеру придется в одиночестве. Противостоять и смотреть в лицо человеку, который должен ненавидеть его так, как и представить нельзя.
'Ваша Милость!' К нему обращался Томас Нандик, астролог, прибившийся к делу Бекингема в августе, когда корона казалась созревшим для срывания плодом.
'Мой господин, Мортон ушел! Его комната пуста, а постель - не тронута. Должно быть, он ночью улизнул'.
Во рту у Бекингема внезапно пересохло. Значит, правда, мелькнула дикая мысль, значит, народное творчество не ошибается по поводу покидающих тонущий корабль крыс!
'Мой господин, я не понимаю. Епископ Мортон был нашим союзником, связующим с Тюдором звеном. Почему тогда он бросил нас, мой господин? Почему?'
Бекингем не ответил. Он смотрел поверх головы Нандика, невидяще взирая на небо заледеневшими золотисто зелеными глазами, темнеющими от нарастающего в них ужаса.