Солнце в зените

Глава шестнадцатая

Солсбери, ноябрь 1483 года

Отступив к Шропширу, Бекингем нашел пристанище у своего бывшего вассала - в Лэкон Холле, близ городка Уэм. Выбор убежища оказался таким же опрометчивым, как и безумная тяга к короне, - не прошло и нескольких часов, герцога задержали и отдали под опеку Джона Миттона, шропширского шерифа. В субботу, 1 ноября, Бекингема доставили в Солсбери, где расположился лагерь Ричарда. На аудиенции у сэра Ральфа Эшштона, английского вице-коннетабля, он сразу услышал обвинение в государственной измене, был найден виновным и осужден на смертную казнь, назначенную на следующий день.

Генриху Тюдору повезло больше, природные инстинкты сослужили ему лучшую службу. В середине октября войска вторжения были откинуты назад сильными ветрами и высокими яростными волнами. Попытавшись причалить во второй раз - к побережью Дорсета - он обнаружил, что бухта полна солдат, всем своим видом доказывающих поддержку его высадки, службу герцогу Бекингему и смерть Ричарда. Но Тюдор давно усвоил цену выживания, научившись с каждым вздохом принимать в себя новое подозрение. Слишком осторожный для заглатывания приманки, он отказался причаливать и отошел к Плимуту, где узнал об окончании восстания Бекингема бесславным поражением, скрывании или бегстве Вудвиллов и о беспрепятственном торжественном продвижении Ричарда на юг. Тотчас подняв паруса, Генрих вернулся в Бретань, на чем мятеж и завершился.

Чтобы увидеть смерть герцога Бекингема, на рыночной площади Солсбери собралась внушительная толпа. Сейчас она медленно расходилась, большинство пришедших обсуждали продемонстрированный осужденным неприкрытый страх, несколько набожных зрителей выражали неодобрение Ричардом, выбравшего для казни мятежника столь святой праздник, как День поминовения всех усопших.

Качнувшись в седле, Френсис, встречая на лице холодный порыв ветра, пустил коня по площади галопом. Он предполагал найти в лицезрении смерти герцога горькое удовлетворение, но не почувствовал ничего, кроме вызывающего тошноту презрения. Спустившись скорой поступью по Минстер Стрит, Ловелл натянул поводья напротив 'Георга', - удобной, наполовину выстроенной из дерева гостиницы, в последние пять дней служившей ему домом. Не хотелось ничего больше, чем получить возможность закрыться в комнате и потребовать принести столько бутылок, сколько понадобилось бы для полного забвения, но Френсис проехал сквозь накрытый аркой пролет, позволяющий попасть в запертую соборную церковь Благословенной Девы Марии.

Перед ним раскинулось обширное каменное имение, предоставленное Ричарду аббатом Шербурна на время пребывания в городе. По территории усадьбы в своеобразном беспорядке слонялись люди, что в последние четыре месяца Френсис уже начал воспринимать как неотъемлемую часть королевского мира. Когда он спешивался, из толпы вышли, чтобы забрать скакуна, узнавшие Ловелла прислужники. Среди них оказался отделившийся при виде Френсиса от остальных Джек де Ла Поль.

'Казнь закончена?'

Ловелл кивнул. 'Мне нужно встретиться с королем. Он внутри?'

'Нет, ушел в церковь почти с час тому назад. Пойдемте, я вас провожу'.

Пока они не удалились от других, ничего больше не произносилось. Френсис бы предпочел пройти молча, намеренно не прикладывая усилий для оживления беседы. Но Джек никогда не был склонен прислушиваться к тончайшим указателям чужого настроения.

'Господи Иисусе, Френсис, что происходит? Все эти три недели я ни о чем больше не думал. Иисусе, даже во сне я видел Бекингема и причиненное им всем нам зло. Не могу перестать вспоминать о малолетних парнях, прости их, Боже, и о моей кузине Бесс...Я не имел возможности даже сказать ей, Всевышний меня уберег. Но как бы я не ломал голову, не вижу выхода из западни, расставленной Дикону Бекингемом. Как он допускает, что мальчишки мертвы, обвиняя в этом герцога? Кто ему поверит? Какое доказательство свершившегося есть у Дикона на руках? Даже признания Бекингема, даже его совершенно не достаточно.

Люди мало верят в исповедь осужденных, не подозревая, что даже отчаянного смельчака после нескольких подходов к дыбе не заставишь поклясться - якобы черное было белым'.

Джек взглянул на Френсиса в ожидании ответа, но не получил его и мрачно добавил: 'Говорю вам, Френсис, выхода нет, никакого. Выйдите за городскую черту, как думаете, сколько сельских жителей умеют читать и писать? Они приобщаются к новостям через устную речь, слухи заменяют им мясо и воду, вне зависимости, надуманны те или абсолютно не соотносимы с реальностью'.

Сколько бы усилий Френсис ни прилагал, чтобы не прислушиваться, голос собеседника продолжал бубнить. Каждое произнесенное Джеком слово почти не запоминалось, настолько часто Ловелл прокручивал то же самое в собственной голове. Дикон не мог обвинить Бекингема, не смел идти на подобный риск. Дикон мог только надеяться, что мальчики со временем сотрутся из людских мыслей, что народ поверит в их отправление жить на север. Каким-то образом население научится жить с подозрениями, с невысказанной верой большинства в ответственность Ричарда за смерть сыновей брата. Потому что обвинять Бекингема - слишком поздно. Потому что час признания в исчезновении мальчишек наступил тремя месяцами ранее. Потому что он, Френсис Ловелл, так убедительно ратовал за тишину, что сейчас она обрекает Дикона на осуждение в глазах его подданных, делает его вину намного весомее и правдоподобнее.

'Я не желаю говорить об этом, Джек! Ради любви Господней, оставьте данную тему!'

Джек был поражен, но в несколько шагов преодолел оскорбленное молчание и горячо заявил: 'Самообвинения ни к чему не приведут, Френсис. Вы сделали то, что считали правильным, что еще в таком положении могут люди? Да и Дикон - не тот человек, кого легко принудить помимо его воли. Если бы он не почувствовал в ваших предложениях здравого смысла, никогда бы не согласился хранить молчание'.

Френсис упорно продолжал не отвечать, понимая, насколько неоправданна его грубость, и не в силах ничего с собой поделать. При виде западных дверей церкви он испытал облегчение.

'Дикон уже присутствовал на утренней службе', - с сомнением проронил Джек. 'Не думаю, что он хочет помолиться, скорее, немного побыть один. Почему бы прежде не зайти в монастырь?'

Затененный кедрами и омытый ослепительным солнечным светом, монастырь Святой Девы Марии являлся пристанищем внушающей благоговение красоты и почти неземной тишины. Ричард сидел на скамье у южного прохода, при приближении Френсиса и Джека он поднял взгляд и встал на ноги.

В обоюдном согласии мужчины направились к восточным вратам, ища, таким образом, еще большей уединенности, предложить которую могло лишь помещение Капитула. Ричард дождался, когда Френсис запер дверь, и спросил только одно: 'Свершилось?'

Тот утвердительно кивнул, в надежде на другие, так и не прозвучавшие вопросы. Ричард начал бесцельно бродить по помещению, рассматривая высокое перекрытие и величественные окна, рассеивающие по полу и по лицам наблюдающих за ним товарищей окрашенные в живые лиловые и рубиновые оттенки лучи дневного светила.

'Уилл Гастингс пытался меня предупредить', - в конце концов изрек он, не глядя на собеседников. 'Он сказал, что я глупец, если доверяю Бекингему. 'Нед совершил множество ошибок', - заявил Уилл, 'но Бекингем среди них отсутствовал', по его словам, герцог - исключительно мой промах'.

Впервые более, чем за четыре месяца Френсис смог услышать от Ричарда упоминание об Уилле Гастингсе, прервавшее закоченелое молчание, протянувшееся с того июньского дня, когда Глостер в скором порядке отправил его на смерть. Ловелл сделал вдох и возмутился: 'Господи, Дикон, Гастингс ревновал к Бекингему, вот и все! Он не обладал вторым зрением и, как и все мы, ничего не подозревал о задумываемом герцогом. Уилл оказался прав по поводу Бекингема, но исходными данными руководствовался тогда ложными'.

'Говоря по правде', - вмешался Джек, - 'никто из нас особо ему не симпатизировал. Но одно дело - не любить человека за его высокомерие, ибо казалось, что власть ударила Бекингему в голову, и совершенно другое - считать способным на государственную измену и детоубийство. Вы не можете себя корить, так как доверяли ему. Герцог предоставил вам все поводы для этого доверия'.

'Да', - ответил ровным голосом Ричард, - 'я ему доверял. И из-за этого теперь нет сыновей моего брата'. Он обернулся к ним и увидел, что ни один из присутствующих не знает, как и что ему ответить.

'Расскажи мне', - попросил король резко, - 'расскажи, как он умер, Френсис'.

'Скверно', - Ловелл невольно скривился. 'Крайне скверно. В назначенное время Бекингема вывели к плахе, но он продолжал просить о встрече с вами, хотя чего, во имя Господа, он думал добиться...'

'Дикон оставался его последней надеждой', - заметил Джек, пожимая плечами. 'Когда ты настолько отчаялся, то не очень заботишься о логичности своих действий, хватаясь за тончайшие ниточки. Если позволите, Дикон, я добавлю, что он мямлил какую-то безумную историю, якобы, сделал это все для вас, а потом оказался одурачен Мортоном. Тут мы имеем дело с чем-то, намного превосходящим обычное честолюбие. Наш кузен Уорвик тоже был честолюбивым человеком, но детей не убивал никогда. У большинства людей на такое рука бы не поднялась. Нет, в образе мыслей Бекингема присутствовало что-то неуправляемое, неуравновешенное, должно было присутствовать. Как лично мне представляется, он чрезмерно близко подошел к безумию, совсем как Джо-' Джек остановился, надеясь, что успел вовремя. Сравнение Бекингема с Джорджем Кларенсом ни к чему бы не привело, только лишний раз причинило бы дяде боль, и он поторопился добавить: 'Считаю, вы правильно поступили, Дикон, не встречаясь с ним, правда, правильно'.

'Я сам себе не доверял, Джек', - после молчания признался Ричард, понимая, что это только часть правды, что он также боялся того, что может услышать, что Бекингем способен рассказать ему о роде смерти племянников. 'Продолжай, Френсис'.

'Я сказал, что не существует на земле способа, склонить вас его увидеть, и он... ну, он позабыл о каких бы то ни было гордости и чувстве собственного достоинства'. Лицо Френсиса накрыла граничащая с омерзением тень отвращения. 'Я никогда не встречал человека, столь неприкрыто демонстрирующего свой страх', - медленно произнес Ловелл.

'Вас это так удивляет, Френсис? Он понимал, что стоит перед чертой вечного проклятия. Разве не испытывали бы вы ужаса, находясь перед Божьим престолом с таким жутким прегрешением на душе?'

Френсис покачал головой. 'Нет, Джек', - ответил он задумчиво. 'Мне не кажется, что Бекингем мучился от подобного вида ужаса. Представляется, что его страх носил чисто физиологический характер, являясь ужасом перед топором, перед самой смертью. Когда герцог понял, что надежды нет, то начал просить у меня время, молить об отсрочке на день. Он напомнил священникам, что сегодня - День поминовения всех усопших, заклиная их заступиться за него перед вами, Дикон, убедить вас отложить казнь до завтра'.

'Неужели, Бога ради?' - воззрился на Френсиса Ричард. 'Сегодняшний день имел для него только такое значение... День поминовения всех усопших?'

Френсис стоял в растерянности. 'Дикон?'

Ричард повернулся. Он мог чувствовать, как жесткое самообладание, удерживаемое им в эти последние три недели, начинает потихоньку ослабевать, ускользать из хватки силы воли, отчего закусил нижнюю губу, пока из нее не засочилась, оставляя во рту свой привкус, кровь.

'Сегодня', - взволнованно сказал Ричард, - 'был бы тринадцатый день рождения Эдварда'.