Глава четвертая

Лондон, ноябрь 1474 года




Уже несколько часов над рекой поднимался ветер, и, вскоре после полудня, небо стало темнеть. Ливень барабанил по оконным рамам резкими взрывами стакатто, совершенно непохожими на убаюкивающий ритм падающего дождя. Ледяная крупа, несомненно, как Адамов грех, подумал Уилл Гастингс и улыбнулся. Мало тихих радостей доставляли такое наслаждение, как возлежание в постели в томной дымке догорающего заката после занятий любовью, прислушиваясь к бесплодной ярости ветра и дождя, ударяющихся о камень и деревянные балки под черепицей.


'Уилл! Взгляни, любимый!'


В воздух над кадкой для мытья поднялся один пузырь из прозрачной мыльной пены, затем другой и еще один. Сквозь наполовину прикрытые глаза он наблюдал, как они подлетают к потолку, отражая свет настенных факелов, будто каждый превращался в крошечное свечное пламя, заточенное внутри воздушного шара.


'Ты такое дитя, милая. Это приспособление для выдувания пузырей - игрушка, предназначаемая мной для сыновей. Я едва ли думал о тебе, приобретая его на Смитфилдской ярмарке!'


'Хорошо, Уилл, в прошлом августе мы еще не были знакомы, едва ли ты мог приобрести еще одно такое также и мне', - разумно уточнила девушка, и он усмехнулся. Она разделяла обыкновенное для женщин пристрастие к драгоценностям и дорогим ароматам, но была первой возлюбленной, способной получать удовольствие от пустяков.


Девушка выглядела завораживающе растрепанной: волосы медового оттенка не поддавались заколкам из слоновой кости, выбиваясь влажными вьющимися прядями на затылок, спускаясь пологими отчаянными жгутами на глаза, щекоча нос. Уилл нетерпеливо наблюдал за ее движениями, это была самая непосредственная из всех известных ему женщин, контраст отсутствия у нее тщеславия с неоспоримостью физической привлекательности еще больше удивлял его.


Не то, чтобы она поражала красотой, о соперничестве с девкой Вудвилл не могло быть и речи. Его подруга не надеялась и на сравнение с Елизаветой, Уилл честно признавал это. Но, несмотря на объективные данные, что-то притягивающее мужчин в ней находилось. Смех. Впадины. Пробуждающий тягу к поцелуям рот. Упругая грудь, сияющая сейчас мягкостью и влагой.


Глядя на покачивание и медленное растирание ею стройной ноги, перекинутой через кромку кадушки, он улыбнулся, зная об умышленном вызове, но, тем не менее, ощущая жажду снова пробудиться. Может статься, в том и заключалась истинная тайна манкости девушки, настоящая причина, почему Уилл неожиданно обнаружил себя одурманенным в возрасте сорока трех лет этой девочкой-женщиной двадцати-двух лет, округлой маленькой женушкой лондонского купца, сумевшей заставить его почувствовать, что двадцать разделяющих их лет ничего не значат, сумевшей вынудить его дважды за час привлекать ее в свои жаркие объятия с пылкостью, долгие годы ему неизвестной и почти позабытой настойчивостью.


'Где твоя жена?' - уже спрашивала она. В другой женщине Уилл принял бы такое за преступное намерение, у нее, он был уверен, вопрос значил не больше простого любопытства.


'В Эшби -де-ла-Зух, в Лестере'. Не в силах сопротивляться страсти к уточнению, он прибавил: 'Как и этот дом, Эшби дарован мне Его Милостью Королем'.


Ее глаза глубокого серо-голубого оттенка обрамлялись длинными ресницами и были так широко расставлены, что сообщали владелице совершенно не соответствующий действительности невинный вид. При упоминании о короле они расширились, Уилл знал, что так и произойдет, наслаждаясь потворствованием подруге личными сообщениями, относящимися к двору Йорков и к королю из этой династии, являвшемуся его другом.


'Уилл...король уже возвратился из своего путешествия по Мидлендсу?' - несколько робко спросила она, ибо еще не привыкла вести праздные разговоры о монархе, как будто тот относился к числу знакомых ей лично людей.


Уилл кивнул. 'Он вернулся после шестнадцатого числа. Поездка оказалась довольно полезной, король собрал значительную сумму также и путем благожелательностей, а не только должных к уплате займов'.


Она смотрела на него с недоумением: 'Что такое благожелательности?'


Гастингс рассмеялся. 'Вежливое определение для грабежа с большой дороги! Вот как это работает. Король вызывает к себе одних из самых богатейших граждан, приветствует названных господ с льстящей им теплотой, ослепляет монаршим обаянием, совершая затем собеседникам признания, как хорошо бы они поступили, сделав добровольный взнос в государственную казну... нужно ли говорить, достаточно заметный взнос. Не удивительно, милая, что большинство предпочитает выворачивать кошельки, а не отвергать своего суверена!'


'Как умно! Но, если у него существует такая нужда в деньгах, значит, слухи верны? Что Его Величество собирается воевать с Францией?'


'Да, я полагаю, он собирается. Не только соломинки поднимаются сейчас ветром. В июле Его Величество подписал с Бургундией договор, заявляющий, - английская армия готова высадиться во Франции в течение ближайшего года. В прошлом месяце Эдвард обручил свою третью дочь, маленькую Сесилию, со старшим сыном шотландского короля, поэтому ему нет необходимости опасаться проблем с шотландцами, пока происходят бои во Франции. Оценивая интенсивность, с которой король собирает деньги, могу предположить, мы двинемся на Париж, прежде чем минует несколько месяцев'.


'Ты хочешь отправиться на войну, Уилл?'


'Не особо', - беззаботно сдался мужчина и вытянул руку. 'Иди сюда', - позвал он, и девушка рассмеялась, поднимаясь из воды холеной и покрытой стекающими каплями. Когда дверь спальни распахнулась, она тянулась за полотенцем. Уилл с ругательством сел в постели, а его подруга снова поспешно шлепнулась в кадку, стоило в комнате запнувшись показаться эконому Гастингса.


'Мой господин, здесь король! Они уже сейчас находятся внизу, в большом зале и-' Он обернулся на пороге, и застигнутые врасплох обитатели комнаты услышали выдох: 'Ваше Величество!' В спальню за управляющим вошел Эдвард.


'В постели среди бела дня, Уилл? Что тебя тревожит?' Если вопрос адресовался Гастингсу, то глаза устремлялись в другую сторону, выхватив девушку в банной лохани, не упуская ни детали блестящей влажной кожи, полуоткрытого алого рта и взъерошенных пшеничных волос.


'Снимаю вопрос', - заявил он и расхохотался.


Уилл резко махнул рукой управляющему. 'Возвращайтесь в большой зал. Проследите за удобным размещением сопровождающих Его Королевскую Милость'.


Гастингс обернул вокруг себя простыню, перекинув ногу через край постели, но Эдвард сделал ему знак оставаться на месте.


'Не беспокойся...только не из-за меня!' Король прошел в спальню и, стоило затвориться двери за экономом, произнес: 'Мы плыли вверх по течению - из Тауэра в Вестминстер, когда поднялся ветер. Я посчитал наилучшим высадиться на пристани Святого Павла, откуда недалеко твой дом, на тот момент казалось, способный предложить самое гостеприимное укрытие. Увы', - закончил он и тихо рассмеялся. 'Вижу, меня также рады видеть, как и появление французской оспы!'


Эдвард оглянулся на девушку, взирающую на него, будто сомневаясь в ясности своих собственных чувств. При приближении короля к бадье, она закрыла рукой грудь, но, Уилл отметил для себя, не совершила даже попытки натянуть на кадку натянутые занавеси.


'Мой сеньор, вы...' Она провела языком по губам. 'Вы застали меня в неудобной ситуации...'


'Надеюсь, что так', - ответил король и усмехнулся. 'Вы не хотите подняться и поприветствовать своего монарха?'


Девушка вспыхнула, в первый раз Уилл увидел, как она смутилась, а затем улыбнулась, показав ямочки на щеках: 'Я была бы рада это сделать, Ваша Милость, но едва ли могу просить, чтобы вы подали мне полотенце!'


'Почему бы нет?' Эдвард потянулся, но не за указанным ею полотенцем, а за банным халатом, висящим на кромке кадушки. 'Это делает Уилл?' - протянул он, и красавица расхохоталась.


Гастингс разрывался между развлечением и вызываемым другом никогда ранее не испытанным чувством, некоторым образом поразительно родственным ревности.


'Все книги об этикете, прочитанные мной в детстве, согласны - вершина невоспитанности - обольщать возлюбленную мужчины в его собственной кадушке', - сухо заметил он, и Эдвард рассмеялся.


'Подозреваю, меня только что вежливо попросили убраться! Также подозреваю, что скорее увижу обледеневший ад, чем услышу от тебя имя твоей русалки, Уилл!'


'Госпожа Шор', - сказал Уилл с преувеличенной демонстрацией притворного нежелания, которое, в действительности было совершенно настоящим.


'Элизабет Джейн', - быстро вызвалась она, улыбаясь Эдварду, словно ее ослепило солнце.


Робость девушки, заметил Уилл, рассеялась также моментально, как поднимающийся над водой в бадье пар. Она наклонилась вперед и, оставив сложенные руки на ободке кадушки, произнесла с непринужденностью давней знакомой: 'Мой батюшка - Джон Ламберт из гильдии торговцев шелком - называет меня Элиза, но остальные обращаются как к Джейн, потому как, сколько себя помню, сама предпочитаю это имя'.


'Как и я', - согласился Эдвард, улыбнувшись ей. 'В моей жизни уже слишком много Елизавет, помимо тех, что могу вспомнить, но нет еще ни одной Джейн!'


Стоило ему покинуть спальню, Джейн выкарабкалась из бадьи и, презрев полотенца, метнулась в постель к Уиллу.


'Уилл, не могу поверить в это! Что он находился здесь, на расстоянии меньшим, чем длина руки! Что нашел меня достаточно хорошенькой, дабы взглянуть! Он же подумал так, правда? Уилл!'


В его объятиях она была влажной и пылкой, мягкой и скользкой, целующей в губы, спускающейся прикосновениями по телу до тех пор, пока он не решил ответить на ее жажду, даже говоря себе, что вспыхнувшие воодушевление и страсть адресованы не ему, а Неду.


После того, как оба получили удовлетворение и лежали, обернувшись простынями, в объятиях друг друга, он слушал в тишине размышления Джейн об Эдварде.


'...в первый раз, когда я его увидела...Уилл, это произошло тринадцать лет тому назад...в феврале, за месяц до одержанной им победы при Таутоне. Мне было восемь лет, а он еще не стал королем. Отец взял меня на церковный двор Собора Святого Павла, чего я никогда не забуду. Он гарцевал на белом скакуне, облаченный в доспехи, способные тебя ослепить своей яркостью, самый прекрасный из когда-либо виденных мною людей и из тех, кого я надеялась встретить, похожий на одного из архангелов...'


Уилл насмешливо присвистнул. 'Неда по-разному называли в жизни, но архангелом - впервые!'


Девушка сделала вид, что надулась. 'Смейся, если хочешь, но именно таким он мне в тот день показался...'


'Звучит так, словно ты еще находишься под впечатлением подобного ложного видения!'


'Почему, Уилл?' Она поднялась на локте, чтобы лучше разглядеть выражение его лица, на ее личике отразилось изумление. 'Звучит так, словно внутри тебя бушует ревность!'


'Не будь смешной!' - огрызнулся Гастингс и, после минутного перерыва, она снова устроилась в его объятиях.


'Глупое я создание, да?' - немного озадаченно согласилась Джейн. 'Кроме того, кто может ревновать к королю?'


'А кто может не ревновать?' - сжато парировал Гастингс.


Через какое-то время она заснула. Уилл все еще лежал, прислушиваясь к затихающим отзвукам зимнего дождя, ибо буря двинулась на восток, и небо над городом стало проясняться. Ревность к Неду была так неожиданна и незнакома, что он не представлял, как с ней поступить. Нед являлся для него большим, нежели его король. Гастингс всецело любил его наравне со своими родными братьями. Когда Уилл думал о женщинах, которых они годами делили, о возлюбленных, которыми обменивались, о завоеваниях одного или другого...Почему, тогда, с Джейн Шор дело обстояло иначе? Почему он должен беспокоиться, затащит Нед ее в постель или нет? Уилл не совсем понимал, почему это его волнует, только знал, что это так.




К моменту получения приглашения от Эдварда Джейн почти перестала надеяться. В течение десяти дней девушка грезила о короле, представляла, какой он любовник, убеждая себя, что он способен найти ее без чрезмерной сложности, разве она не позаботилась уведомить монарха о членстве отца в гильдии торговцев шелком? Но дни проходили, и Джейн, в конце концов, решила - она ввела сама себя в заблуждение. Как можно было подумать о взлете так высоко, вообразить, дабы король пригласил в свою постель дочь купца?


При виде цветов Йорков сердце Джейн начало колотиться так сильно, что она едва смогла услышать доставленное ей сообщение. Не сказать, чтобы оно имело значение, девушка отправилась бы куда угодно, не задавая вопросы и не растерявшись, позволив этому незнакомцу сопроводить ее хоть до края земли, возникни в Эдварда подобное желание. У Джейн достало времени лишь на помещение в маленький кошелек маленького флакончика духов и прикрепление его к своему поясу, затем она нашла перо и чернила, чтобы нацарапать супругу торопливое извинение за отсутствие, благодаря Господа и отца за то, что оказалась обучена читать и писать.


Когда лодку поставили на якорь у Королевской пристани, в храмах уже отслужили Повечерие. Эдвард ждал ее в своей спальне. Джейн бросила мимолетный взгляд на накрытый для двоих стол с графинами, наполненными вином и отполированными серебряными блюдами, после чего склонилась перед королем в глубоком реверансе. Она в высшей степени бегло продемонстрировала знание придворного этикета, надеясь на точную передачу движений, девушка прикоснулась губами к коронационному кольцу, а затем порывисто прижалась губами к ладони Эдварда.


Он поднял гостью, не снимая рук с ее плеч.


'Рад, что вы смогли прибыть после такого скромного приглашения. Вы голодны?'


Джейн никогда не относилась к числу предрасположенных к притворству особ и не видела причин начинать сейчас. Ей не хотелось сидеть напротив него за столом, вести бессвязную беседу, задавать любезные вопросы и казаться заинтересованной в его ответах, все это время стремясь только ощутить вкус губ Эдварда, королевские ладони на своем теле, монарший вес на себе поверх того, что являлось самой широкой из виденных ею перин.


Девушка медленно покачала головой, понимая по его улыбке, что ее прямота забавляет Эдварда.


'Я тоже', - сказал он, и властно сделал знак, отпуская служащих им помощников.


Эдвард оказался значительно выше, когда он приблизил свои губы к ее рту, Джейн пришлось вытянуться на цыпочках и прильнуть к нему, дабы не потерять равновесие. Король разрешил проблему с разницей в росте, взяв девушку на руки и перенеся на постель, где они возлегли вместе и обрели друг в друге источник надолго растянувшегося наслаждения, большего, чем то, которое монарх мог себя вообразить.


Джейн начала бросать косые взгляды на прикроватную свечу, размеченную для определения проходящих часов. Нет, она не стремилась уходить, никогда еще ей ничего не хотелось меньше. Девушка привыкла представлять себя занимающейся любовью с одним или с другим мужчиной, так же щедро посвящая этому сердце, как отдавала свое тело. В общем говоря, ее чувства отличались природной мощью и краткой продолжительностью. Тем не менее, ничто не подготовило Джейн к нынешнему повороту, к тому, что она испытывала сейчас, лежа рядом с Эдвардом, пока внизу пылал камин, покусывая холодную курицу, передвигая туда и обратно наполненный вином кубок и часто смеясь.


Она не удивилась тому, что король подарил ей такое удовлетворение. Однако, изумление шло от того, насколько был он чуток после вспышки их страсти. Джейн скоро обнаружила, - Эдвард много внимания уделял прикосновениям, заигрываниям с локонами, поддержке ладонями ее груди, потиранию ступнями мускулов ее икр. Он задавал ей неожиданные вопросы - о детстве и пристрастиях, о семье, спрашивая так, словно искренне интересовался ответами. Король громко расхохотался, когда Джейн безыскусно призналась, что все эти прошедшие десять дней молилась Святой Деве Марии, дабы он ее не забыл. Если бы Дева Мария, в самом деле, снизошла до столь сомнительного призыва, заметил Эдвард, она предоставила бы милость, чаще всего оказываемую своднями, управляющими домами терпимости в Саутворке. Это была самая богохульная шутка, из всех, когда-либо слышанных Джейн, отчего девушка забилась в потрясенном хихиканье, не прекратившимся, пока он снова ее не поцеловал.


Нет, совершенно точно, уходить Джейн не хотелось, она отдала бы практически все из того, чем владела, лишь бы иметь право лежать с ним вот так - до рассвета, обнявшись, засыпать, заниматься любовью и опять засыпать. Несмотря на это, девушка понимала, чего от нее ждут, понимала, что смелость поставит под угрозу любое будущее, какое могло бы быть с ним, растянется ли оно на неделю, на месяц, или на другой срок, в течение которого продлится его страсть к ней. Джейн с неохотой села и начала искать на полу свою разбросанную одежду.


Эдвард нагнулся и перехватил ее руку: 'Куда ты?'


'Домой, Ваша Милость. Уже поздно и...'


Он смутился, но ненадолго. 'Я хочу, чтобы ты осталась на ночь', - произнес он, некоторым образом удивив себя сделанным предложением. Обычно Эдвард так не поступал, чаще предпочитая, чтобы партнерша уходила, как только он ею насладится.


Она посмотрела на него так, будто Эдвард сейчас предложил ей разом солнце и луну. Король начал хохотать, притягивая девушку обратно и снова укладывая рядом с собой. 'Я и забыл...Ты же замужем, верно? Он сильно разозлится, если ты уйдешь на всю ночь?'


Последний человек, о котором она сейчас могла бы подумать, был ее муж, Джейн с трудом вспомнила бы его имя, спроси ее о нем кто-нибудь. Девушка счастливо помотала головой и опять улеглась в объятиях своего короля.


'Что ты ему скажешь, милая?'


Джейн подумала, после чего начала хихикать. 'Разумеется, правду, мой сеньор. Что я провела ночь на службе моему королю!'


'Я думаю', - произнес он, лениво ей улыбаясь, 'в определенных обстоятельствах, ты можешь называть меня Недом!'




Уилл стоял в спальне Эдварда, наблюдая как того одевают личные оруженосцы. Слуги убирали следы позднего ужина, приготовленного на двоих, а горничные еще не заправили до сих пор перевернутую и теплую постель. Взгляд Гастингса выхватил блеск золота, он потянулся к подушке, извлекая из-под нее дамский медальон. Это было замечательное произведение искусства, и Уилл заплатил за него лондонскому золотых дел мастеру довольно значительную сумму еще месяц назад, желая вручить его Джейн на день ангела.


'Мне забрать его, чтобы передать ей при следующей встрече, Нед?' - спросил он, испытывая некоторую гордость от естественности в своих устах прозвучавшего вопроса, не выдававшего больше, чем любопытство, ожидаемое Эдвардом к демонстрации.


'Не стоит беспокоиться, Уилл'. Находившийся в приподнятом настроении Эдвард бросил на Гастингса улыбающийся взгляд через плечо. 'Сегодня вечером она вернется, и я прослежу за его возвращением владелице'.


'Второй раз за две ночи', - тихо отметил Уилл. 'Она так тебе понравилась?'


Эдвард рассмеялся. 'Странный вопрос в твоих устах, Уилл! Она - лучшая из всех, с кем я был в течение долгого времени, и тебе должно быть это чертовски хорошо известно! Говоря по правде, мне стоит затаить на тебя обиду, - так долго скрывать ее лишь для себя, как сделал ты...едва ли подобный поступок может считаться дружеским!'


Гастингс молча слушал, как Эдвард принялся подшучивать над сыном Джона Говарда, Томасом, уже третий год служащего личным королевским оруженосцем. Он не мог говорить перед Томасом и остальными людьми, толпящимися в комнате. Но мог спросить у Неда немного позже. Мог поведать ему правду, сказать, что эта женщина отличалась от других, что он не хотел ее ни с кем делить.


Оруженосцы надевали на рубашку Эдварда бархатный камзол великолепного малинового оттенка, тщательно вышитый золотой нитью и нащупывали пуговицы, чтобы пристегнуть к нему лосины. Уилл дважды открывал рот, но дважды придерживал язык. Только Глостер находился к Неду ближе, чем он. Нед даровал ему земли, должности, титул барона. Но Гастингс никогда не просил у него того, что король прежде не был готов охотно ему предложить. Что значило для Неда, если говорить честно, пожаловать другу владения, конфискованные у мятежных ланкастерцев? Но Джейн...Джейн родилась со знанием, к изучению которого большинство женщин никогда не приступало, Джейн могла разжечь кровь в жилах мужчины, и Нед еще не утолил возбужденную ею жажду. Захочет ли он отступиться от девушки просто потому, что Уилл его попросит?


Когда-то Гастингс мог попросить у Неда подобной услуги и быть уверенным, что тот окажет ее. Сейчас...сейчас он не ощущал подобной уверенности. Предательства, изгнание, пропитанные кровью поля Барнета и Тьюксбери произвели в Неде значительные изменения. С момента предъявления требований на престол он стал менее терпеливым к чужим слабостям, менее великодушным и более склонным приказывать там, где раньше мог предложить или намекнуть. Нед в девятнадцать лет никогда бы не сделал того, что Нед в двадцать девять, велев отправить Гарри Ланкастера за предел земных забот и взаимоотношений. Двадцатидвухлетний Нед рассмеялся бы признанию Уилла, пожал плечами и начал бы искать удовольствий в другом месте. Но тридцатидвухлетний? Уилл не знал. Он не сомневался в заботе Неда. Но не знал, - пожелает ли Эдвард отступиться от Джейн Шор, пока не утолит распаленный ею голод.


Подозрения выводили из равновесия, - способен ли Нед предпочесть быстротечное желание тринадцатилетней дружбе. С подозрениями жить было вполне можно. С уверенностью - нет. Если Нед не сделает этого для него, лучше даже не знать.


Уилл уронил медальон на постель. Страсть Неда горела ярко, но не долго, он довольно скоро уставал от женщин. Почему с Джейн все должно пойти иначе?




Обычно Эдвард предпочитал оставлять двор на Рождество в Вестминстере. Но в нынешнем году его основной заботой являлось собрать капитал для предстоящей войны с Францией, - канун Рождества застал короля в Ковентри, и, вскоре после этого, монарх рискнул двинуться достаточно далеко - на север, в Линкольн, - в поисках щедрых взносов и займов. Возвращение в Лондон состоялось лишь во второй половине января. На вторую ночь после прибытия Эдвард послал за Джейн Шор, что в последующие недели стало часто повторяться.


Впервые Уилл подметил изменения в Джейн весной, когда столицу объяла военная лихорадка. С охваченного оттепелью и цветением апреля она начала находить извинения для отмены встреч. От вопросов девушка отмахивалась с несвойственной ей уклончивостью, а во время разделения постели Уилл также обнаруживал перемену в ее физической восприимчивости. Джейн больше не проявляла пыл, занимаясь с ним любовью, и казалась скорее снисходительной, нежели страстной, временами даже равнодушной. Гастингс не был обременен глупым тщеславием и прекрасно улавливал оттенки и делал из них выводы, он быстро пришел к неприятному решению, - она действовала, отвечая его нуждам, а не получая для себя удовольствия, и успела устать от возлюбленного так, как ранее Уилл надеялся, от нее мог устать Эдвард.


Было поздно. Уже какое-то время они лежали в тишине. Обычно Гастингса сильно не беспокоило то, что он не сразу воодушевлялся, подобное с ним случалось не часто, и Уилл знал, не существует на земле человека, не страдавшего бы от такой оплошности в тот или иной раз. Обычно. Сейчас же он мысленно проклинал собственное тело за появляющуюся полноту, за замедленность рефлексов, за то, что ему уже не двадцать пять лет. Это был второй случай в течение двух недель, когда у Гастингса возникала такая проблема с Джейн, и он вопрошал Господа, почему конфуз происходит именно с Джейн, а не с какой-либо другой женщиной.


'Уилл?'


При звуке ее голоса, он повернулся к ней и поспешно произнес: 'Прости, милая. Боюсь, я устал сильнее, чем мне представлялось...'


'Уилл, не глупи. Ты же знаешь, что я не возражаю'.


В этом-то и заключалась проблема. Гастингс знал - Джейн не возражает. 'Темнеет. Будет лучше, если я позову слугу, чтобы он в целости и сохранности проводил тебя до дома'.


'Не надо, я могу остаться на ночь. Говорю тебе, - теперь, когда я стала королевской любовницей, муж предоставляет мне свободу в такой степени, о которой я могу только мечтать. Нужно лишь сказать ему, что я была в Вестминстере, и он никогда не подумает задавать вопросы дальше'.


'Возблагодарим Всевышнего за существование покладистых мужей', - прошептал Уилл в ухо Джейн, и она рассмеялась. Обычно, упоминая о супруге, девушка выдавала голосом смесь любви и глубоко скрытого пренебрежения.


'Он всегда был таким, ставя условием мою разумную скромность. Ты знаешь, он намного меня старше...'


Фраза вызвала у Уилла приступ боли. Уильям Шор лишь на четыре или пять лет опережал его.


'...и конечно с первого года нашего брака он находился в состоянии неспособности что-либо сделать', - беззаботно продолжала Джейн, не замечая легкой одеревенелости, сковавшей лежащее рядом с ней тело. 'Уилл...мне необходимо поговорить с тобой, любимый, но я не знаю, как начать. Никогда не попадала в подобную западню ранее и боюсь, ты поднимешь меня на смех'.


Она внезапно села, обхватив поднятые колени руками. 'Уилл, я всегда так тебя любила. Тебе это известно, не правда ли?'


'Но ты вообразила себя влюбленной в Неда', - очень спокойно продолжил Гастингс, в ответ на что, девушка посмотрела на него пораженным и благодарным взглядом и пылко кивнула.


'Полагаю, это было не сложно понять, да? Я люблю его, Уилл, люблю...Никогда не чувствовала подобное прежде ни к одному мужчине. Думаю о нем днем и ночью, когда я не с ним, ощущаю внутри пустоту. Мне больно. Честно. Каждый раз, когда вижу его, все происходит, словно в ту первую ночь, и меня снова поражает изумление от ситуации. Изумление от того, что данный человек английский король, король Англии и мой возлюбленный...мой!' Джейн улыбнулась и поделилась: 'До сих пор тяжело думать о нем, как о Неде, даже наедине с собой, я размышляю о нем чаще, как о короле!'


'А что с ним, Джейн? Конечно, ты не можешь считать, что Нед тебя любит?'


'Не знаю', - тихо ответила она. 'Предполагаю, он...он заботится обо мне. Мне так кажется, Уилл. Он был очень ко мне добр...'


Гастингс испытал благодарность за предвидение подобного поворота, за волну гордости, мгновенно захлестнувшую боль. 'Поэтому сегодня ты жаждешь сыграть новую роль, - верной наложницы', - холодно подытожил он, отметив дрожание ее нижней губы, будто у несправедливо отшлепанного ребенка.


'Я знала, что ты будешь надо мной смеяться...Но, Уилл, это то, чего я хочу. Пожалуйста, не ревнуй. Ты - самый дорогой для меня друг, и я больно слышать от тебя ранящие слова. Понимаю, ты должен считать, что я глупая и помешавшаяся, но не в моих силах как-либо этому помочь, Уилл. Я так сильно его люблю. Ему стоит лишь коснуться меня и-'


Гастингс не хотел этого слышать и поспешно перебил ее. 'Я не смеюсь над тобой, Джейн. Мое поведение объясняется только тем, что я не хочу видеть, как ты страдаешь. А страдать ты будешь. Прими это от меня, человека, знающего его лучше остальных. Нед из тех, кто получает больше удовольствия от охоты, нежели от убийства. Не существует женщины, которая сумела когда-нибудь удержать интерес Неда надолго, не смиришься с таким положением дел - ожидай болезненного падения'.


'Остается лишь подумать', - ответила, некоторым образом защищаясь, Джейн. 'Говоришь, не существует женщины, сумевшей бы долго его удерживать. Тогда, как насчет королевы? Она подарила ему двух сыновей и троих дочерей...четверых, если учесть несчастную маленькую девочку, умершую в позапрошлом декабре. Ясно, он до сих пор получает наслаждение в ее постели, и их браку исполнилось уже десять лет!'


Уилл понял, что ему нечего сказать, дабы переубедить подругу. Ей придется пройти с Недом тяжелый урок, - обычно с женщинами происходит именно так.


'Тем не менее, довольно мило с твоей стороны, тревожиться обо мне, Уилл'. Она перегнулась и коснулась его руки. 'Уилл...мы все еще останемся друзьями, хорошо? Не представляю, к кому бы я обратилась, не будь у меня тебя. Никогда не получалось поговорить с кем-либо по душам, даже с Недом, так, как я привыкла разговаривать с тобой'.


'Глупый вопрос, Джейн', - отреагировал Гастингс после короткой паузы, и, в то время, когда натренированное ухо смогло бы уловить отголоски напряжения, девушка не услышала в его голосе ничего, кроме намека на сонливость. 'Разумеется, мы останемся друзьями'.


Она потянулась за одеялами и затем удобно прижалась к нему, пытаясь согреться его теплом. 'Тебе не следует беспокоиться из-за меня, Уилл', - заверила его сонно Джейн. 'Честное слово, любимый. Это стоит риска. Нед...Он - король', - сделала простой вывод девушка, словно он все объяснял.


'Да', - ответил Уилл. 'Я знаю'.




Загрузка...