Солнце в зените

Глава двадцать вторая

Лондон, январь 1485 года

После того, как оставила убежище, Елизавета наняла усадебный дом в деревушке близ Эссекса - в Уолтем Холи Кросс, что в двенадцати милях от Лондона. Сесилия с матерью не осталась, присоединившись к Бесс при дворе их дяди, и домочадцы Елизаветы состояли лишь из трех ее младших дочерей, сестры Кэтрин с детьми и скромного числа слуг, дабы те удовлетворяли их потребности. В новой жизни Елизаветы царило спокойствие, но удовлетворения не хватало, что и побудило бывшую королеву предпринять столь опасный шаг.

Двое слуг, выбранных, дабы сопровождать госпожу в Лондон, обменялись пораженными взглядами, стоило ей выйти из дома, закутанной во вдовье темное покрывало и в старье. Однако они поняли, - их хозяйка, должно быть, не горит желанием оказаться узнанной, - лондонцы горячо сочувствовали ее дочерям из-за вероятной опалы, но мало кто находил сожаление и для матери девушек, пожинающей сегодня посеянное в течение проведенных в бездумной надменности и в потакании собственным сиюминутным настроениям двадцати лет.

Елизавета подождала, пока к ней подвели лошадь, и накинула на голову, так что он почти полностью скрыл лицо, глубокий траурный капюшон. Оставшись довольной, она позволила конюху помочь ей устроиться в седле, и процессия покинула окрестности.

К полудню маленький караван въехал на церковный двор собора Святого Павла. Отослав одного из подручных проследить за их лошадьми, Елизавета наказала остальным ожидать ее внутри монастырской крытой галереи, и затем вошла в храм. Пройдя неф, она выскользнула через дверь Пожертвований и поспешила к аллее Павла. Даже если бы слуга не послушался и попытался отыскать свою госпожу в церкви, то подозрений его неудача не вызвала бы. В этот день отмечали праздник Крещения Господня, и собор Святого Павла до предела переполняли толпы, - время Елизавета выбирала тщательно.

Через нескольких минут Елизавета уже бодро шла вверх по Айви Лейн, проходя мимо ворот, ведущих в усадьбу Ловеллов и мимо лондонского особняка лорда-канцлера Ричарда. Никто из прохожих не обратил на нее внимания больше, нежели повторный взгляд, тем не менее, сердце билось до неудобства часто, - никогда прежде не доводилось ей гулять по столице в одиночестве, не сопровождаемой даже слугами. Оставалось молить Господа, чтобы не пришлось пожалеть!

В первый раз Елизавета начала сомневаться, стоит ли предпринимаемый риск ожидаемого выигрыша. Ее жизнь сейчас не изобиловала неприятными моментами. Нужды удовлетворялись, а с дочерьми при дворе Ричарда обращались с глубоким почтением, уж в этом он слово более, чем выполнил. Тогда ради чего ставить на кон то, что есть, ради того, что может никогда не осуществиться, играть личным благополучием из-за призрачных обещаний? Если бы Ричард узнал о продолжающемся вовлечении родственницы во взаимоотношения с Тюдором, если бы он узнал о сегодняшней встрече... Да, положив руку на сердце, Елизавета легче многих других могла получить прощение в совершении государственной измены. Она не только находилась в безопасности перед угрозой топора, но было и совершенно не похоже, что бывшей королеве когда-либо посчастливиться познакомиться с обстановкой тюремной камеры, - Ричард избавит от этого невестку ради ее дочерей. Но он вполне способен выбрать и заточение по форме заметно деликатнее, заточив Елизавету в стены женского монастыря, а у нее напрочь отсутствовало желание надевать покрывало и наблюдать, как известный мир сужается до столь ужасающих масштабов. Монастыри предназначались для чрезмерно набожных и до основания уничтоженных, она такой станет вряд ли.

Внезапно Елизавета охнула, - ноздри атаковал смрад выпотрошенных внутренностей и падали, - она поспешно прижала к носу и рту носовой платок, не отнимая их, пока без приключений не миновала Пентикост Лейн с ее скотобойнями и мясными лавками. Господи, как же выносят это зловоние живущие в окрестностях люди?

Улица оказалась грязной, а воздух - отдающим гнилью, отчего шаги Елизаветы начали замедляться, - она всерьез подумывала - не повернуть ли обратно. Что за возможностью разбить Ричарда на поле боя обладал Тюдор? При всех его притязаниях, не являлся ли этот уэльсец, прежде всего, находящемся в изгнании искателем приключений?

Пункт ее назначения лежал впереди, оказавшись жалким постоялым двором, находящемся как раз напротив окрестностей церкви святого Мартина Великого. Елизавета остановилась, воззрившись на накренившуюся вывеску с надписью - Бычья голова. Краска на ней облупилась, дерево хранило следы воздействия атмосферных явлений, а общий внешний вид - запустения и гнили.

Дева Мария, но он выглядел чуть лучше публичного дома! Как можно войти в подобную лачугу? Это дело больше подходило Тому. Где он околачивался, когда мать нуждалась в нем больше всего? Сам виноват, чтобы ему пусто было, лишь сам во всем виноват. Когда Елизавета написала сыну, сообщая, что Ричард согласился его простить, и убеждая вернуться домой - в Англию - почему отпрыску не хватило здравого смысла просто улизнуть под покровом ночи? Но нет, ему потребовалось пробормотать слова прощания своей последней подружке, и девчонка, разумеется, не долго решала, будет ли в этих сведениях что-либо ценное для Тюдора. Люди Генриха догнали Тома в Компьене, 'убедив' его возвратиться ко французскому двору, после чего наблюдали за ним, словно за хищной птицей, продолжая обращаться со всей возможной почтительностью, но, в то же время, фактически держа в заложниках. Елизавета не слишком тревожилась о физической безопасности сына, - вряд ли Тюдор мог надеяться завоевать в лице Вудвиллов опору, причинив вред их представителю. Но случившееся со стороны Тома стало грубой ошибкой, и мать до сих пор ее ему не простила.

Порыв ветра подхватил плащ, и Елизавета вздрогнула. Обратной дороги не было. Не имеет значения, насколько благородно обращается с ее дочерьми Ричард, - сейчас они состояли при дворе исключительно из его милости, заклейменные незаконнорожденными при помощи постановления парламента, признавшим тем самым права на трон Глостера. Что до нее, - у Елизаветы не осталось ничего... Превратиться снова в леди Грей, когда она на протяжении почти двадцати лет являлась королевой Англии? Нет, Бога ради, на это Елизавета не пойдет. Тюдор прилюдно принес присягу, что сделает Бесс своей королевой, и та присяга стоит риска. Значительного. Она пересекла улицу и вошла во двор гостиницы.

Елизавету уже ждал слуга, он тут же проводил ее через боковую дверь вверх по узкому лестничному пролету. Комната была маленькой и бедно меблированной, отдающей свечным салом, потом и застоявшимся воздухом. Расположившийся внутри человек отличался средним ростом и возрастом около сорока - ближе к пятидесяти годам, он обладал маленьким брюшком и красновато-золотистыми волосами, медленно отступающими с его висков, редеющими, но сединой еще не тронутыми.

При виде ее траурного наряда брови ожидавшего Елизавету человека приподнялись: 'Примите мое восхищение, госпожа', - медленно произнес он. 'Выглядите словно символ неутешной вдовы среднего достатка. Могу найти лишь один маленький изъян в вашей маскировке, - если вы намеревались сойти за вдову простого рыцаря, то вуаль носить следовало бы ниже подбородка...не так ли?'

Глаза Елизаветы сузились. 'Каким же глупцом был Ричард',- ответила она, - 'что даже простил вас!'

Реджинальд Брей рассмеялся. 'Смею заметить, остальные бы с вами согласились! Мне посчастливилось оказаться двоюродным братом Кэтрин Гастингс, а еще больше повезло в том, что Глостер прислушался к ее мольбам обо мне. Не сказали бы вы, что это странно? Не часто вдова казненного за государственную измену может рассчитывать, чтобы к ней снизошел сам король...Муки совести, может статься?'

Елизавета сдернула свой капюшон. 'Предпочла бы не тратить время на банальности. Могу я уточнить тему нынешней встречи?'

'Всенепременно...госпожа'. Брей усмехнулся, и ироничность его голоса взметнула к лицу Елизаветы волну гневной крови.

'Больше года тому назад Генри Тюдор принес перед высоким алтарем Реннского собора торжественную клятву - сделать мою дочь своей королевой. Я хочу от вас объяснений - собирается ли он придерживаться этого обета?'

'Что заставляет вас сомневаться в его намерениях?'

'Анна Герберт' - спокойно парировала Елизавета, наблюдая за реакцией на имя Брея.

'Кто?'

'Я думала, мы договорились не тратить времени зря', - огрызнулась она. 'Вы знаете, о ком я говорю. О женщине, чьи родственники обладают в Уэльсе громадным влиянием. Разве не так? Ходит слух, что Тюдор сделал семье официальное предложение, и уже были разговоры о свадьбе. Мне хотелось бы знать, господин Брей, откуда проистекают эти известия'.

'Каким образом вы услышали об Анне Герберт?' - с раздражением поинтересовался Брей. 'Полагаю, ваш сын постарался?'

'Едва ли. В последние дни Том точно не пользуется доверием Тюдора. Нет, случилось так, что среди сторонников Тюдора многие считают, - брак с моей дочерью лучше всего послужит его интересам. Просто там присутствуют и те', - с ударением прочеканила Елизавета, - 'кто сделал бы все, что в их силах, дабы сорвать данный союз. А сейчас, когда мы прояснили вопрос, вам, вероятно, придется объяснить, почему человек, публично обещавший жениться на Бесс, внезапно оказывается на грани изменения своего решения?'

'Смею заметить, ваша дочь осталась его первым выбором, госпожа. Он прекрасно осведомлен, как многие чувствуют недолжное, даже низкое с ней обращение и станут лишь приветствовать данный союз, символизировавший бы истинное примирение династий Ланкастеров и Йорков. Но Генри Тюдор - человек прагматичный, и, если девушка больше...не свободна, тогда замечательно, и следует предполагать, что он окинет взором другие края, стараясь заключить не менее выгодную партию'.

'Что заставляет вас думать, что Бесс больше не свободна? Разве я не предоставила Тюдору гарантий, что способна добиться ее согласия на брак? Моя дочь обладает мощным чувством семьи и сделает то, что от нее требуется. Конечно, учитывая, что и Тюдор поступит, как от него ожидают, и предъявит претензии на трон не только на словах, но и на деле. Чтобы вы не запамятовали, Ричард Глостер проводит в Вестминстере ночи в одиночестве, и это продолжается уже восемнадцать месяцев. Предполагаю', - заметила Елизавета язвительно, - 'главной заботой Тюдора должен стать именно Ричард!'

'Как вовремя'. Брей направился к окну и убедился, что уличное движение внизу пребывает в порядке.

Елизавета не смогла сдержаться. 'Увидели привидения, господин Брей?' - усмехнулась она, обнаружив, что ее стрела попала в цель.

'Вы изумляете меня, госпожа', - ответил тот ледяным тоном. 'Для дамы, столь хорошо осведомленной о происходящем во внутреннем кружке Тюдора, вы оказываетесь прискорбно несведущей об имеющем место прямо здесь - в Вестминстере - под самым вашим носом'.

'Например?'

'Сколько месяцев прошло с тех пор, как ваша дочь вернулась ко двору...девять? Десять? Не будь вы собой, возможно, и не обладали бы полной информацией о глубине милости, оказываемой девушке Глостером. Насколько мне известно, в канун Нового Года она даже появилась на придворном празднике в платье из той же ткани, что и у королевы. Но, вероятно, вы этого не знали?..'

'Белая камчатная ткань золотистого оттенка, расшитая серебряными и бирюзовыми нитями', - нетерпеливо перебила его Елизавета. 'И что из этого?'

'Случай вызвал пересуды, госпожа, едва ли подходящие для девушки, сейчас имеющий статус не более, чем королевской внебрачной дочери. Люди начинают замечать, как они близки, - Глостер и ваша дочь, как часто находятся в обществе друг друга'.

'И что? Почему это должно вызывать пересуды? Ведь между ними больше, чем кровные узы', - губы Елизаветы сжались. 'У них', - заявила она, - 'общий небесный покровитель - Святой Эдвард Йоркский'.

Она сразу пожалела о своих словах и о том, что столь явственно обнаружила горечь перед противником, подобным Брею.

'Все еще не понимаете? Если мне следует озвучить это для вас, госпожа, то уже два месяца, как Глостер распрощался с постелью своей жены. Долгий временной промежуток одинокого сна для мужчины, в особенности, для такого молодого, как Глостер, а ваша дочь...' Он пожал плечами. 'Никто не станет отрицать, что она красивая девушка'.

Елизавета приоткрыла от неожиданности рот. 'Господи на Небесах!' Ее потрясение было искренним. Брей это заметил и изумленно спросил: 'Так значит, вы действительно не знали? Я просто считал вас либо равнодушной, либо одобряющей данное положение, ведь это казалось так очевидно. Чего бы девушка не захотела, он ей дарует, что же касается нее....ну, по ее лицу легко читать, госпожа'.

К Елизавете вернулся дар речи. 'Вы должно быть с ума сошли! Она племянница Ричарда, а не его девка!'

'А кровь скажет свое слово, не так ли? Помимо прочего, она - дочь Эдварда Йорка и выросла при дворе, немногим лучше выгребной ямы, наблюдая, как батюшка щеголяет девками и пороками, будто они - почетные знаки! Говоря о Глостере, - станет ли сопротивляться кровосмешению человек, отправивший на смерть собственных племянников?'

Елизавета с негодованием смерила его взглядом. 'Какой же вы благочестивый ханжа! Никто никогда не утверждал святость моего мужа, оставим это династии Ланкастеров, тем из вас, кто заставляет нас верить, что, так как Гарри Ланкастер был прост головой и ни на что не способен, данные огрехи каким-то образом превращают его в кандидата для канонизации! Но Нед любил своих дочерей, нет человека, заявившего бы иное. В отношении Ричарда, - вам чертовски хорошо известно, что я никогда не отдала бы девочек под его опеку, будь на руках деверя кровь моих сыновей. Поэтому, не бросайте мне в лицо такую ложь, - номер не пройдет'.

'Не сомневаюсь, госпожа, нет того, чего бы вы не сделали ради собственных интересов', - язвительно произнес Брей, - 'что включает и соглашение с убийцей ваших детей'.

'Довольно! Оставьте ложь и возмущения по поводу нравственности доверчивым и простодушным, тем, кто не знает правды. Вы же не верите, что моих сыновей убил Ричард, и никогда не верили...Ведь именно вы сказали Мортону, что Ричард должен оказаться полным идиотом, дабы тайно обречь их на гибель и устроить, - как вы это назвали, - 'таинственное полночное исчезновение'. Вследствие чего, не рассказывайте мне о соглашении с детоубийцей, вы же знаете, - виновен Бекингем, прокляни вас Господь, но вы это знали, тем не менее, продолжали обнимать его, как своего союзника, как-' Елизавета резко остановилась, - Брей смотрел на нее расширившимися от суеверной тревоги глазами.

'Таинственное полночное исчезновение', - откликнулся он недоверчиво. 'Как, во имя Господа Святого вы могли узнать, что я это сказал?'

Елизавета вознесла краткое благословение своей сестре Кэтрин. 'Второе зрение', - усмехнулась она, начав застегивать плащ неповоротливыми от ярости пальцами. Когда бывшая королева направилась к двери, а потом обернулась, - бросить на собеседника последний взгляд, Брей до сих пор выглядел ошеломленным.

'Мне безразлично, какую грязь вы используете, чтобы вымазать Ричарда. Говорите о нем, что пожелаете, но я не позволю втянуть в эту мерзость еще и свою дочь. Это ясно? Мало удивительного, что Тюдор повсюду рыщет в поисках супруги, принимая во внимание требуху, которой вы его потчуете, но с нынешнего момента истории конец. Порочьте Ричарда, как можете, но не за счет моей дочери. Я ее имя марать не дам. Вам понятно?'

Лицо Брея ожесточилось. 'Кажется, вы позабыли, что больше не в том положении, дабы отдавать приказы...Леди Грей. И не повторяйте мне, что вы 'позволите' или 'не позволите', не тогда, когда вы ничего не способны тут поделать'.

'Вы полагаете, не способна?' - спросила Елизавета, и в ее замерцавших зеленых глазах возникло нечто, заставившее Брея примолкнуть. 'Что если я пойду к Ричарду и расскажу ему о том злословии, что расходится о нем и о Бесс?'

Брей побледнел. 'Вы не осмелитесь!'

'Нет? Вы серьезно думаете, я не могу отыскать способ предупредить Ричарда, не вмешиваясь лично? Это стало бы ставкой глупца, уверяю вас. А также сообщаю, - мне доставит огромное удовольствие сообщить Ричарду о распространяемых вами слухах. О слухах, не только порочащих его и пачкающих честь моей дочери, но и, если не положить им предел, способных достигнуть ушей умирающей супруги Ричарда. Нужно ли вам объяснять, как он поступит? Нет, вижу, что не нужно. Значит, вы уже размышляли об этом, господин Брей. Размышляли долго и основательно, меня не обмануть, и предупреждаю я только один раз'.

Выйдя на улицу, Елизавета была обескуражена зрелищем сгущающихся над городом ранних зимних сумерек. К ее значительному облегчению, мимо проходил один из отряда наблюдения за благочинием и любезно предложил проводить даму назад - к собору Святого Павла. Он несколько раз пытался вежливо завязать разговор, но вскоре сдался, - приписав бессмысленные ответы подопечной отчаянию только что столкнувшейся с одиночеством женщины.

Елизавета уже забыла про своего благодетеля, весь ее разум, полностью исключая остальные вопросы, занимал один Реджинальд Брей. Насколько бы удовлетворяющим ни было лицезрение на его лице страха, она понимала, что совершенная угроза пуста. Даже если у нее и получилось заставить его замолчать, вред уже нанесен, - Елизавета являлась достаточно реалисткой, чтобы это осознать. Он посеял семена, и ничто не укореняется быстрее слухов. Да, люди не поверили молве, но довольно и того, что они пустили ее дальше.

Сейчас, когда первая волна гнева схлынула, Елизавета изумилась, как могла она быть настолько захвачена врасплох. Что являлось более привычным, нежели сплетни с сексуальным содержанием? Они с тем же правом представляли из себя орудие политики, с каким пушки оказывались орудием войны. Стоит лишь подумать обо всем, что говорили о Неде при его жизни, не щадя даже членов семьи. В надежде расстроить брак Маргарет с Карлом Бургундским, ее имя так замарали в предсвадебные недели, что многие из новых подданных девушки до сих пор убеждены, - в день венчания она взошла на супружеское ложе затасканной распутницей. А когда в качестве вдовствующей герцогини та попыталась воспрепятствовать французскому королю поглотить владения своей падчерицы, Людовик распространил историю, как Маргарет взяла в любовники епископа Камбре и родила ему внебрачного ребенка. И династия Йорков являлась не единственной мишенью для подобных косвенных намеков и обрызгиваний злобной слюной. Ходили слухи, что Кард Бургундский повинен в содомском грехе, так же, как давным-давно йоркисты ставили под сомнение имя отца сына Маргариты Анжуйской.

Елизавета пробормотала столь неподобающее устам скорбящей вдовы ругательство, что у ее сопровождающего перехватило дыхание, и он решил, - уши его обманывают. Елизавета даже не приняла мужчину во внимание. Она сама слишком часто оказывалась жертвой таких сплетен, чтобы не погружаться сейчас в горечь обиды и глубоко укоренившееся презрение к доверчивым соотечественникам, принимающим злословие за евангельскую истину, а молву за правду в высшей инстанции. Нет, ей следовало ожидать чего-то похожего. Молодой король с больной женой и красивой племянницей, все составляющие для скандала уже были готовы, оставалось лишь их беззастенчиво смешать с помощью таких, как Брей, пекущихся исключительно о лишении Ричарда доброго имени, и совершенно не тревожащихся, что и Бесс окажется задета в процессе.

Сейчас Елизавета испытывала новый приступ гнева, направленный против Бесс и Ричарда, проявлявших к слухам безучастие и не понимавших, что видимости неприличия не менее важно избегать, чем самого неприличия. Как похоже на этих двоих - быть столь слепыми, подумала она с неприязнью, но потом внезапно остановилась, пораженная на месте.

Может ли быть так, что в этих распускаемых Бреем слухах есть хоть зерно правды? Не вся же сплетня держится на воздухе. Если Эдуард Ланкастер действительно был плодом чресел Гарри, то это должно являться чудом не меньшим, чем с рыбой и хлебами. А если нет, то некоторая истина также находилась и в толках о пристрастии к мальчикам Карла Бургундского. И что тогда с Ричардом и Бесс? Елизавета заявила Брею, что их связывает большее, чем кровь, не произнесла ли она слов весомее, чем сама сознавала?

Да, они приходились друг другу дядюшкой и племянницей, но страсти иногда разжигаются тем более мощно, чем категоричнее они запрещены. Разве не достаточно сказано об этом в Писании, - что-то о похищенной воде, ставшей слаще какой-либо иной на свете? Да и кровосмешение не было совсем уж необычным явлением. Первый король из династии Плантагенетов сделал своей возлюбленной юную девушку, обрученную с его родным сыном. Французская королева, Алиенора Аквитанская, тогда же имела поразившую общество любовную интрижку со своим молодым дядей, и лишь несколько лет тому назад французский двор был возмущен тем, что некий дворянин по имени Арманьяк заключил кровосмесительный союз с собственной сестрой.

Елизавета нахмурилась, - трудно оставаться беспристрастной относительно человека, которого она ненавидела так сильно, как Ричарда. Он никогда не делал тайны из питаемой к Бесс нежности, а Брей прав, - она действительно прекрасна. Но достаточно ли того? Нед...Неда чудовищно распаляли грехопадения с кем бы то ни было, главное - в юбке, однако Ричард обладал репутацией более строгой в вопросах плоти, и, если отдыхал от постели Анны Невилл в течение двенадцати лет брака, то делал это с замечательной осторожностью. Бывшая королева не могла с уверенностью сказать, не приходила ли ему в голову мысль о кровосмесительной страсти с племянницей, но взять Бесс в свою опочивальню и обращаться с ней, как с наложницей, на глазах умирающей супруги, женщины, которой он всегда казался предан...невозможным такое не являлось, но представлялось вопиюще расходящимся с его характером.

Что же в случае с Бесс? Ее уязвимые места поддавались прочтению с большей легкостью. Ей еще не исполнилось девятнадцати, и девушка продолжала оплакивать обожаемого сверх всякого разумного предела отца. Способна ли она была искать в брате Неда утраченного батюшку, чтобы потом обнаружить свои чувства осложненными первыми чувственными желаниями? Ричарду стукнуло всего тридцать два, он обладал опасной для дяди молодостью и проявлял к Бесс слишком много доброты, с тех пор, как принцесса вернулась ко двору. Не вылилась ли ее эмоциональная зависимость в нечто глубокое?

Угрюмость Елизаветы стала лишь глубже. Да, в этом обнаруживалось определенное правдоподобие. Но она ему не доверяла. Бесс не демонстрировала задатков актрисы, являясь чистой, словно вода из ручья. Когда, чтобы навестить маленьких сестер, девушка вернулась домой в Уолтэм, то часто и с легкостью говорила об Анне, вспоминала ее многочисленные благодеяния, горе от потери сына, болезнь. Могла ли Бесс вести себя так естественно и сочувствующе, если бы состояла в недетских и кровосмесительных отношениях? Могла ли она принять щедрое предложение Анны и разрешить портному королевы сшить ей на Рождество платье из той же золотистой ткани, что и у супруги Ричарда, если бы в это время спала с монархом? Елизавета знала ответ, ибо знала свою дочь. Бесс просто не была способна на подобное двуличие и не сумела бы совершить предательство по отношению к умирающей, столь мало мучаясь от угрызений совести. Нет, если они с Ричардом и были в чем-то виновны, то только в глупости, в обращение в игрушки в руках людей, схожих с Бреем.

Елизавета на краткий миг позабавила себя мыслью о выполнении угрозы - о походе к Ричарду с тем, что сказал ей Брей. Искушение было огромным. Получив предостережение, Ричард сможет лучше сохранить Бесс от сплетен, и, указав ему на опасность, Елизавета сделает короля своим должником. Что знаменательнее всего, ей удастся заставить Брея умереть смертью предателя, корчась в продолжительной агонии. Но, отдав Брея Ричарду, Елизавета утратит всякую возможность сделать Бесс королевой. Сделать этого она не сможет. Не сможет отказаться от последнего призрака надежды, как бы невероятно или натянуто не казалось, что Тюдор способен однажды добиться короны Англии и сделать Бесс своей супругой. Более того, как ей разорвать все связывающие с ним узы, пока при французском дворе находится Том, являя собой гарантии продолжающегося сотрудничества матери?

Ко времени возвращения к собору Святого Павла Елизавета уже приняла решение. Она сразу же отправится в Вестминстер - к дочери. Бесс необходимо предупредить, как легко языки склоняются к сплетням, заставить увидеть, как несправедливо действует в жизни система высшей меры, мало ценящая невинность, но превозносящая внешнюю оболочку.

Оставив одного из слуг с лошадьми, Елизавета велела другому нанять лодочника, чтобы отвезти их вверх по реке в Вестминстер. Когда они причалили к Королевской пристани, уже совсем стемнело. Внутренний дворцовый двор был залит светом множества факелов и заполнен ожидающими людьми. Бывшая королева обнаружила, что наблюдает за морем зевак, тут же обругав себя дурой, напрочь забывшей о сегодняшнем кануне Богоявления.

Как часто они отмечали это с Недом, - в завершение рождественских празднеств, с большим размахом, придворным весельем и пирами. Поэтому Ричарду с Анной тоже пришлось встречать эту Двенадцатую Ночь - с роскошным банкетом в большом зале Вестминстера. От Бесс и Сесилии Елизавета знала, - Анна бросила вызов врачам, упрямо настояв на председательстве на рождественских пирушках наравне с Ричардом. Из протекающего рядом разговора Елизавета поняла, что королевская чета собиралась ненадолго появиться перед терпеливо ожидающим своих монархов народом.

Она вдруг осознала, что оказалась подхвачена толпой и, против воли, понесена, тогда как другие пытались отвоевать свое место обманом. Ослепленные огнем факелов глаза Елизаветы, словно мотыльки, были притянуты к мерцающему золоту короны Ричарда. Ставшая физической боль ударила как раз под ребра, - глухое тяжелое томление по когда-то ей принадлежавшему и безвозвратно утраченному сейчас, и все из-за того, что Нед посовестился убить попа.

Возле Елизаветы с сочувствием щелкала о зубы языком респектабельного вида дама, повторяя: 'Ох, бедный ягненочек!' Бывшая королева оторвала взгляд от Ричарда и впервые обратила внимание на Анну Невилл, невольно совершив резкий вздох.

На протяжении нескольких недель она знала, - болезнь Анны считают смертельной, но, тем не менее, испытала потрясение, так ясно прочитав приближающийся конец, который был выгравирован на лице молодой женщины. Скулы запали, внезапно выступив вперед и окрасившись обманчивым румянцем, глаза провалились, приобретя лихорадочный блеск и притягательность. Для Елизаветы симптомы являлись безошибочными, - на счету присутствовал личный опыт знакомства с чахоткой, - ей выпало видеть, как от болезни сгорел юный кузен первого мужа.

Чахотка появлялась под многими обличьями, получив также известность как туберкулез, чахоточная лихорадка и Белая Чума, но Елизавета считала, что наименование изнуряющей лихорадки подходило недугу больше всего, исчерпывающе описывая судьбу ею пораженных. Иногда болящие испытывали значительную боль, но в остальных случаях она отсутствовала. Юный кузен супруга Елизаветы относился к числу последних, вплоть до самого последнего мига подвергаясь сравнительно малым страданиям. Он просто неумолимо становился слабее, пребывая в удивительно приподнятом душевном состоянии даже на смертном одре и обманывая себя надеждами на выздоровление еще долго после того, как окружающие узнали о вынесенном ему приговоре. Этот феномен был столь характерен для чахоточных, что доктора могли приписать его лишь относительному отсутствию боли. По мнению Елизаветы, подобное являлось одним из худших вариантов ухода, - чума, проказа, гнойная ангина - внушали ужас, но чахотка до сих пор оставалась самой пугающей болезнью, ибо почти всегда имела роковой финал.

Глядя сейчас на Анну, бывшая королева думала, - было бы чудом, если бы та пережила Великий Пост, - и злорадствовала. Радость Елизаветы вызывала обреченность Ричарда на утрату любимой жены и на вынужденность беспомощного наблюдения за неуклонным угасанием ее жизни. Пусть полюбуется, какое счастье сможет теперь извлечь из этой инкрустированной драгоценностями короны, которой следовало принадлежать сыну Елизаветы.

Наравне с Ричардом, Анна тоже носила на голове корону, склоняясь назад под ее тяжестью и держа ровную осанку с помощью только крайнего упорства и потрясающей силы воли. Внезапно она оступилась, по толпе прокатился шепот. Ричард обернулся, подхватив Анну под локоть как раз тогда, когда она начала кашлять.

'Бедный ягненочек', - повторила соседка Елизаветы, и другие вокруг стали на все лады это повторять, но, при всем их сочувствии, оно приносило вред, словно само человеческое волнение также было разыгрываемо, - игра в страсть, воплощаемая в жизнь в отблесках факельного света и способная вызвать жалость, изумление и домыслы о возмездии, искуплении и таинственных действиях Всемогущего.

Охватившая Анну судорога кашля спала, но женщина прильнула к Ричарду так, словно она истощила оставшиеся у нее силы, и столь основательно оперлась о его кисть, что поддержка супруга казалась единственным средством, помогающим ей устоять на ногах. Представлялось, - чета позабыла обо всем, кроме друг друга, и на толпу, узревшую этот миг душевной близости, произошедший перед сотнями зачарованных свидетелей, снизошла тишина. Ричард приподнял лицо Анны и прикоснулся к ее лбу губами, а когда она спряталась в бархат его накидки, провел ладонью по распущенным каштановым волосам, свободно струившимся по спине, как предписывалось лишь невинным невестам и королевам.

От монаршего окружения отделился пожилой человек в длинном темном одеянии, - Елизавета узнала в нем доктора Хоббиса. Теперь люди осознали, что Ричард намерен проводить Анну обратно во дворец, и на поверхность начал выходить разочарованный ропот, - многие часами стояли на холоде в надежде увидеть великолепие направляющейся к аббатству пышной процессии. Но Анна покачала головой, указывая на окружающий ее заполненный внутренний двор, завоевав тем самым не меньшую степень восхищенного одобрения, когда народ понял, что она настаивает на продолжении шествия в том виде, который и был запланирован. Между Ричардом, Анной и Хоббисом произошел напряженный с каждой из трех сторон спор, и, добившись в конце концов удовлетворяющего всех решения, король согласился отправиться в аббатство, если доктор Хоббис составит Анне компанию на пути во дворец.

Ричард стоял и наблюдал, как супруга его покидает, следя за ее походкой медленными размеренными шагами, вытягивающими из женщины стремительно истощающиеся силы и невозвратимо расходуя больше уже не подлежащую восстановлению жизненную энергию. Если он и знал о прикованных к нему любопытных и сочувствующих взглядах, то не выдал этого и намеком, - находясь в самой гуще людей, Ричард казался необыкновенно одинок, и на его лице отпечаталось выражение крайнего горя.

На толпу снова опустилась тишина, - покорное молчание, заключающее в себе столько же неловкости, сколько и сочувствия. Оказалось, словно находящийся перед ними человек вдруг стал слишком настоящим, существом из плоти и крови, чья боль вышла на всеобщее обозрение - чересчур открытые страдания души и характера, чтобы их скрыть, и чересчур легко переносимые каждым на свою участь. Мерцающая в отблесках факельного света корона, закутанные в меха серебристой лисы и соболя придворные, трубачи и князья церкви, ровно удерживаемые в позолоченных подсвечниках пылающие свечи, и все великолепие и пышность королевского сана... Именно этого люди хотели от монархов, нуждаясь в демонстрируемой теми роскоши, дабы затмить серость и грубую суровость своих собственных жизней. Если подданные больше не требовали, как в первобытную эпоху, чтобы короли обладали божественным происхождением, то все равно не желали замечать во властителях свойственных человеку слабостей, крайне близких их повседневности. Народ смущенно волновался, неуверенный и обнаруживший себя актерами на представлении, которое сам же пришел посмотреть.

Чары разрушила Бесс. С Анной удалились также и дамы ее свиты. Но Бесс, мельком бросившая взгляд через плечо, быстро к Ричарду вернулась. Она говорила тихо и настойчиво, ни на миг не отрывая глаз от его лица, и, после долгого перерыва, тот кивнул, обернулся и дал знак продолжить шествие. Снова попав в середину между епископами и придворными вельможами, он двинулся через внутренний двор. Бесс помедлила секунду-другую и присоединилась к сопровождающей Анну свите.

При достижении Ричардом ворот, являвшихся личным королевским входом на территорию аббатства, толпа хлынула вперед, стремясь последовать за ним. Елизавету резко толкнули, попав локтями в межреберное пространство, тогда как ее ступни оттоптали, оторвав у юбки кайму. Она едва это заметила, воспринимая пихание, будто лунатик, а когда слуга, в конце концов, ухитрился вывести госпожу из давки, не узнавая, окинула его безучастным взором, ибо Елизавету осенила мысль, настолько ошеломляющая и поражающая в самое сердце, что все остальное из головы стерлось.

Брей был прав, - Бесс обладала легко поддающимся чтению лицом. И, пока она стояла рядом с Ричардом в залитом светом факелов дворе, единственной ее мыслью было его успокоить, - это мог увидеть каждый из присутствующих. Значит, Бесс любит Ричарда, в изумлении пронеслось в мозгу у Елизаветы. Любит, но не подозревает о своем чувстве, не признаваясь в нем даже самой себе. Она или не желает, или не способна встретиться с владеющими ею эмоциями, поэтому отрицает их, не представляя, что выдает весь этот спектр каждый раз, когда встречается с ним взглядом. Маленькая дуреха, помоги ей Господь. Но именно в данный миг для Елизаветы, захваченной внезапным сочувствием к столь непохожей на нее дочери, к этой невинной, тем не менее, приводящей мать в состояние бешенства девушке, все и пришло, - у женщины созрел ослепляющий своей простотой план, пугающий заключенной в нем значительностью.

Дочь Уорвика умирала, никто из видевших ее этим вечером не смог бы отрицать очевидного. Когда она отойдет в иной мир, Ричард обнаружит себя под неослабевающим и не поддающимся сопротивлению давлением требования повторного брака вместе с производством на свет сына и наследника. Они не оставят ему и минуты на скорбь, с неприличной скоростью вталкивая на монаршее ложе иностранную невесту, и в точности повторяя историю со вторым из ряда королей, носившим имя Ричарда. Властитель обязан подарить соотечественникам преемника от своих плоти и крови, возможности избежать данной участи у Ричарда не будет. Ему необходима королева - здоровая молодая женщина, способная дать Англии своих сыновей. Почему бы Бесс не стать ею?

Не противозаконная кровосмесительная связь, которая принесла бы девушке одно горе, замарав ее имя и искромсав совесть. Освещенный правом почетный союз, признанный церковными таинствами и делающий Бесс королевой.

Елизавета попыталась умерить свое растущее волнение, рассмотрев эту удивительную вероятность бесстрастно и отыскивая в ней изъяны. Разумеется, им понадобится разрешение Папы Римского. Но священники являлись хитрыми практиками в искусстве могущественных политиков, поэтому вряд ли ходатайство правящего монарха могло быть отвергнуто. Одобрит ли подобный брак английский народ? Узы крови в этом случае отличались близостью намного превышающей ту, на которую привыкло закрывать глаза большинство населения. Такие союзы заметно лучше прижились на материке. Однако, если Папа Римский его утвердит... Существовало значительное число тех, кто чувствовал, - сыновей Неда обманули с наследством. Даже среди слепо уверенных в праве Ричарда встречалось ощутимое сочувствие к детям, вынужденным пострадать из-за позабытого отцовского проступка. Что лучше излечит раны восхождения на трон Глостера, чем коронация дочери его брата?

А как же знаменитая помолвка? Как ее обойти? Каким бы он ни был глупцом, Ричард не сможет отменить Акт о королевском сане без подвергания сомнению собственного права на престол. Благословенная Богородица Мария, но должен же найтись выход, должен...Бофоры? Господи, да! Этот знатный и влиятельный род, берущий истоки во внебрачности, побег союза герцога Ланкастера и невестки поэта Чосера. Хотя отпрыски сей безбожной связи были узаконены самим королем, пятно их постыдного рождения пришлось стирать с помощью парламентского акта. Нельзя ли и в отношении Бесс совершить то же самое?

Но согласится ли на это Ричард? Возможно ли убедить его заключить подобный брак? Если Нед был вынужден пойти на неподходящий ему союз из соображений похоти, нельзя ли склонить на то же самое Ричарда, - упирая на соображения вины? Ему пришлось столкнуться с ношей на своей совести, - хотел он того или нет, из-за присвоения им короны погибли сыновья его брата. Потерять так скоро после событий родное дитя, а сейчас и жену... Что способен увидеть человек в данном положении, если не Божью кару? И что может послужить лучшим актом покаяния, чем возведение Бесс в ранг королевы Англии? Губы Елизаветы смягчились, изогнувшись в цинично уверенной улыбке. Почему он не должен согласиться? Как часто выпадает шанс обрести искупление в постели красивой девушки?

Тем не менее, тешить себя иллюзиями нельзя. Аргументы, способные зазвучать против такого союза, в высшей степени обескураживали. Так много если, так много случайных обстоятельств вокруг одной возможности, вокруг не поддающихся ее воздействию моментов. Но отступала ли когда-нибудь Елизавета перед опасностью? Она всю жизнь превратила в азартную игру. Кто мог поверить, что вдова неизвестного ланкастерского рыцаря сумеет добиться предложения руки и сердца от короля Англии? Елизавета - добилась. Двадцатисемилетняя вдова с двумя детьми, она протянула ладонь и приняла корону, ошеломленная успехом, как никто, и не представлявшая, что Нед отнесется к браку не более серьезно, чем ко всему остальному в своем существовании, включая сюда и собственную личность.

Нет, не следует об этом думать, не следует вспоминать о его предательстве или о том, как она по нему тоскует - даже сейчас - по насмешливому призраку, приходящему в снах в последние двадцать и один месяц, по человеку, давшему Елизавете все, чего ей когда-либо хотелось только ради того, чтобы подвести в самом заветном. Лучше сосредоточиться на Бесс, на этой - последней - возможности. Эдвард и Дикон были мертвы, для них она ничего не могла сделать. Но если Елизавета обладала способностью увидеть, как на голову Бесс возложат английскую корону, если она могла это совершить...

'Госпожа?' Слуга неуверенно закашлялся. 'Госпожа, не желаете ли, чтобы я проводил вас в комнаты вашей дочери?'

Елизавета покачала головой. 'Нет', - ответила она. 'Я желаю, чтобы ты отвез меня домой - назад в Уолтэм'. Ей требовалось время - на размышление.