Миддлхэм, апрель 1483 года
Ричард стоял справа от Анны. Мимоходом она игриво сжала его локоть, но супруг был так поглощен только что сказанным Джоном Скроупом, что не обратил на это никакого внимания. Беседа не относилась к числу успокаивающих молодую герцогиню, Ричард и лорд Скроуп обсуждали последние интриги недовольного брата Джеймса (Якова - Е. Г.) Шотландского, герцога Олбани.
Как бы мало Анна не хотела признаваться, она ясно понимала неизбежность следующей войны с Шотландией. Джеймсу удалось вновь обрести свободу, но он являлся слабым, а потому опасным, королем. Она знала, - ни Нед, ни Ричард даже в мелочах не доверяли Джеймсу, будучи убеждены, что рано или поздно он возобновит набеги через английскую границу. Кроме того, резко упало уважение к Англии за рубежом. Нед отчаянно нуждался в победе, чей блеск затмил бы позор Аррасского договора, а, как всем известно, не существовало успеха основательнее одержанного на поле боя.
Однако Анна решительно настроилась не позволять ничему бросить тень на столь особый вечер. Сейчас она об этом уже не думала, - ни о Шотландии, ни о войне, ни об умирающем пауке-интригане на французском престоле. Ее муж вернулся в Миддлхэм, вокруг находились друзья, и в воздухе почти слышалась поступь весны, давая все основания для радости.
Окинув взглядом большой зал, она с удовлетворением увидела, что гости кажутся счастливыми. Ужин удался на славу, растянувшись почти на три часа и сменившись в данную минуту устраиваемым менестрелями Ричарда представлением. Как бы это задело графа Нортумберленда, подумала Анна, узнай он, как мало его тут не хватает!
Нортумберленд вежливо прислал свои извинения, отпрашиваясь из-за незначительной боли в нижней части спины. Озвучиваемая причина заставила Ричарда сострить, - у графа страдает не спина, а нос. Вспомнив об этом, Анна усмехнулась. В правоте мужа сомнений не возникало. Несмотря на все предпринимаемые Ричардом усилия никак не задевать репутацию и полномочия Нортумберленда, у него так и не получилось преодолеть возведенную последним вокруг себя стену. Даже десять лет спустя отношения между ними отличались ледяной любезностью. Нортумберленд был сдержанным и опасливым человеком, к которому не так просто оказывалось приблизиться, и ни его ланкастерское наследие, ни то, что династия Перси когда-то обладала в Йоркшире верховной властью, не привели к развитию искренней теплоты между ним и Ричардом.
Но в этот вторник, накануне середины апреля Нортумберленд являлся единственным заметным северянином, отсутствовавшим в Миддлхэме. Большой зал был полон родными лицами. Джон и Элисон Скроуп, Дик и Агнесс Ратклифф, Роб и Джойс Перси. Меткалфы из Наппа Холл. Лорд Грейсток. Все члены клана Фитц-Хью.
С последней мыслью Анна не удержалась и метнула косой взгляд в направлении Вероники. Она почти сразу себя выбранила. Френсис и Вероника были слишком благоразумны, чтобы демонстрировать и незначительное свидетельство близости перед лицом родных его супруги. Подобное подозрение несправедливо по отношению к обоим.
Анна Ловелл решила остаться в Минстер Ловелл, чему молодая герцогиня несказанно радовалась из-за Вероники. Она все еще переживала за подругу, мечтая, чтобы та полюбила человека, имеющего возможность сочетаться с ней узами брака. Анна Ловелл отличалась поистине детской зависимостью, и герцогиня всерьез сомневалась, заставит ли Френсис себя когда-нибудь развестись с женой. Но сомнений в его любви к Веронике больше не появлялось. Мало незаконных связей способны почти на восьмилетнюю длительность, если с двух сторон отсутствуют глубокие и искренние преданность и забота.
Сообщив менестрелям, что танцы скоро возобновятся, Анна двинулась к Френсису, Робу и Джойс Перси. Роб на днях вернулся из Кале и угощал друзей последними слухами о болеющем французском короле.
'Роб, правда, что Людовик почивает в окружении невероятного количества свечей, водворяющих в его покоях яркий полдень даже в полночь?'
'Так мне говорили. С прошлого сентября он полностью уединился в своем дворце в Плесси-де-Парк-Ле-Тур'. Вполне предсказуемо, Роб изувечил французское название почти до неузнаваемости. Оставшись невозмутимым, он первый поднял на смех собственное косноязычие, пустившись затем в восторженное перечисление текущих сплетен из Кале.
'Говорят, он запретил слугам упоминать в своем присутствии о смерти! Его страх действительно велик. С тех пор, как Людовика сразил почти неизлечимый недуг, он потратил многие сотни тысяч ливров на одни только пожертвования, потребовал у Папы Римского частицу Святых Мощей и холст с алтаря, на котором Святой Петр проводил мессу, отправил корабли до самих островов Зеленого Мыса в поисках лекарств...'
Анна больше не слушала, следя за введенным в зал человеком. Она видела в своей жизни достаточно посланцев, чтобы суметь распознать одного из них с первого взгляда. Тем не менее, для нарочного очень необычным являлось предстать перед подобным Ричарду лордом в столь перепачканным от поездки и беспорядочном виде. Щетина и угрюмость от тяжелого путешествия вошедшего говорили сами за себя, его сообщение поистине должно было оказаться срочным. В голове мелькнула постоянно сопровождающая мысли тревога, угрожая в осознанной форме вылезти на свет. Но тут герцогиня увидела, что на прибывшем нет королевских цветов, и морщинки меж бровей разгладились. Спешные новости от Неда неминуемо означали плохое - еще одну шотландскую или французскую экспедицию. Но в известиях от Уильяма Гастинга такой опасности не предвиделось, поэтому Анна обернулась к Робу и с интересом спросила: 'Роб, как кажется, французы очень беспокоятся из-за приближающейся кончины своего короля? Ведь его сыну только тринадцать лет'.
Роб кивнул и, не в силах удержаться от ссылки на Экклезиаста, торжественно провозгласил: ''Горе тебе, земля, если твой правитель еще дитя!' Можете быть уверены, местные жители только о том и думают. Посмотрите, что началось здесь у нас, в Англии, когда Гарри Ланкастер ребенком взошел на трон...Неразбериха, кровопролития и заговоры. Чего я искренне желаю, так это того, чтобы после смерти Людовика во Франции престол занял его мальчик-наследник!'
'Анна'. Френсис легонько коснулся руки герцогини. 'Я не уверен, но, опасаюсь, что-то не в порядке'.
Явившаяся взору Анны сцена поражала неестественной неподвижностью. Посыльный Гастингса продолжал стоять перед Ричардом на коленях, держа в протянутой руке запечатанный документ. Однако герцог, вместо принятия письма, смотрел на него с загадочным отсутствием всякого выражения. В лице адресата ничего не внушало тревоги, но присутствующие уже начинали поглядывать на Ричарда, быть может, привлеченные крайней неподвижностью занимаемой им позы.
'Боже милостивый!' Анна никогда потом не могла вспомнить, что тогда произнесла. Всунув свой кубок с вином Джойс, она начала продвигаться к мужу. Выражение лица Ричарда было ей знакомо. С таким же ошеломляющим равнодушием слушала Уильяма Стенли Маргарита Анжуйская, когда тот сообщал, что сын королевы погиб.
Прежде чем она успела сделать нескольких шагов, лед хрустнул. Ричард развернулся и внезапно покинул зал, грубо задев плечом пораженного менестреля, довольно неудачно загородившего выход. Беседа неожиданно повисла, но потом вновь оживилась вовсю. Посланник Гастингса мгновенно поднялся и протянул до сих пор запечатанное письмо Анне.
Герцогиню охватило физически ощущаемое отвращение, словно отказывающийся ребенок, она заложила руки за спину. Анна совершенно не желала узнавать содержание документа, не смела к нему притронуться, чувствуя, - его секрет навсегда изменит ее жизнь, как и существование любимых герцогиней людей.
'Госпожа? Госпожа? Я прибыл от лорда Гастингса'. Голос посланца был хриплым, наполненным усталостью, но его взгляд говорил о выбивающем из колеи сочувствии.
'Глубоко сожалею, что должен оказаться тем, кто сообщит вам. Король мертв'.
Деления на свече обозначали количество прошедших часов, сейчас она догорела до отметки часа ночи. Ричард ушел три часа назад. Три часа. Где он? Пусть вернется. Богородица, пусть с ним все будет хорошо.
Не осознавая, Анна снова начала ходить по комнате. Зная Ричарда так же хорошо, как она, следует понять, следует догадаться, что он делает. Просто не получилось ясно все обдумать. Сначала Анна отправилась в их спальню, потом - в часовню. Спустя какое-то время ей пришло в голову искать на конюшне, но было поздно. Растерянный конюх подтвердил, - Ричард поднял его ото сна, потребовав оседлать коня. С минуты отъезда герцога минула добрая четверть часа, виновато пояснил он, прибавив с неуверенной заботой: 'Моя госпожа, какие-то проблемы? Герцог гнал коня через городок, будто за ним гнались псы из самого ада!'
После этого Анна направилась проторенным путем к окну выходящего на север светлого зала, приникнув к нему, вплоть до настоящего мига. Городок окутала темнота, а высоко над ним царил абсолютный мрак. Человек мог легко потеряться, конь - споткнуться и захромать.
Ей не следует так себя мучить. Ричард знает долины Уэнсли и Кавера лучше любого жителя Йоркшира. Правда, он ускакал на Белом Суррее, горячем боевом коне, которого Нед подарил ему в прошлом июне в замке Фотерингей. На скакуне, взращенном для битвы, настолько же нервном, насколько и прекрасном. Что если он понесет и сбросит седока? Или если споткнется в низине в яму? Кто об этом узнает? Объятый скорбью человек может опрометчиво недооценить опасность, а на болотах подобные ошибки способны сыграть пагубную роль.
Вероятно, Анне следовало бы выслать за мужем людей? Но он никогда не простит ей такого шага. Герцогине придется еще подождать. Конечно же, Ричард скоро вернется. Он не захватил с собой плащ, а зимняя погода в Йоркшире задержалась. Ночью с Пенинских гор спускалась леденящая стужа.
Локи, алан, преподнесенный Анной Ричарду, чтобы заполнить образовавшуюся после утраты Гаретта пустоту, потерся о ее юбки, словно огромная серебристо-серая кошка. Его раскосые глаза смотрели на герцогиню так печально, что Анна поймала себя на смаргивании слез. Нельзя сдаваться, ни за что нельзя. Ей нужно собраться с силами, нужно приготовиться утешить Ричарда, когда тот возвратится. Господи, что она может ему сказать? Он так сильно любил Неда.
Это надо прекращать. Ричард являлся способным о себе позаботиться мужчиной, данная аксиома должна основательно отложиться в памяти. Мимолетный взгляд в сторону свечи сказал, что на часах около половины второго ночи. Матерь Божья, да где же он?
Если бы только Анне не пришлось прочесть письмо Гастингса! Если бы только она могла стереть его из мыслей. Но молодая женщина казалась себе не в силах ничего сделать. Анна снова и снова поднимала его, перечитывая слова, уже и так горящие в ее мозгу. Поражающее лаконичностью письмо, всего два кратких абзаца. Она никогда глубоко не задумывалась о душевных качествах Уилла, но хорошо знала его безупречные манеры. Что за срочность подгоняла перо, когда он писал свое послание?
Первый абзац говорил лишь, что Эдвард мертв, что он отошел 9 апреля в Вестминстере. В прошлый понедельник...Анна и Ричард в тот день отправились на соколиную охоту, не возвращаясь в Миддлхэм до наступления темноты. Была прекрасная погода, все искрилось от смеха и яркого солнца. Когда еще, внезапно спросила она себя, удастся опять встретить такой же чудесный день?
Ей нельзя так думать. Ей нельзя паниковать. Но почему письмо Гастингса полнится намеками на невысказанную опасность? Анну преследовал возбуждающий подобные предчувствия текст второго абзаца. 'Король оставил все под вашу защиту - имущество, наследника, государство. Возьмите под охрану личность нашего монарха, Эдварда Пятого, и приезжайте в Лондон. Ради Господа Милосердного, не медлите и будьте осторожны'. Нет, такое письмо совсем не успокаивает.
'Анна?' В дверях светлого зала стояла Вероника. 'Анна, из сторожки пришло сообщение. Он только что въехал в замок'.
Хотя он стоял прямо напротив камина, Ричард до сих пор дрожал от холода. Когда Анна вручила мужу до краев наполненный горячим вином с пряностями кубок, его пальцы оставались настолько окоченевшими и сведенными судорогой, что тот выскользнул из рук, разбрызгивая напиток в огонь. Герцог словно не заметил случившегося, даже когда языки пламени, шипя и фыркая, взметнулись ввысь.
'Вот, милый', - быстро сказала Анна, протягивая свой кубок. Она с тревогой наблюдала, как Ричард поднес его к губам, сопротивляясь порыву накрыть руку мужа своей. Моля Бога, чтобы Ричард не простудился, герцогиня очень хотела прикоснуться губами к его лбу, убеждаясь, что лихорадка не успела пустить свои лапы. Но больше всего Анна стремилась обнять супруга, прижать к себе и утешить, как поступила бы она с их сыном.
Тем не менее, Анна не могла так сделать. Ричард стоял от нее не дальше, чем в двух футах, однако будто находился вне области доступа. Дорогой мой, не надо. Не отгораживайся так от меня. Позволь помочь. Слова почти витали на губах, но не обретали звука.
'Где письмо Гастингса?' - внезапно спросил Ричард, и Анна выругала себя, что не спрятала его, что не имеет возможности соврать о потере послания. Она не желала, чтобы муж увидел это письмо, только не сейчас ночью. Если бы дать ему лишь одну ночь оплакать брата, одну ночь, свободную от коварных сомнений, поднимаемых Гастингсом. Но письмо лежало на столе светлого зала, на виду, и Ричард уже к нему тянулся.
Анна увидела, как по мере чтения лицо Ричарда ожесточилось, как, ознакомившись с содержанием, он смял письмо в кулаке. Впервые за это время муж прямо посмотрел ей в лицо. Глаза герцога потемнели и запали.
'Мне пришлось узнать об этом от Уилла Гастингса', - хрипло произнес он, сдерживая в голосе одновременно горечь утраты и дикую ярость. 'Этой девке не хватило даже благопристойности, чтобы самой сообщить о смерти брата!'