делалось с живым удовольствием»). Затем снова Пущин: «Вы согласитесь, почтенный друг, что эти звуки здесь имели для меня своего рода торжественность; настоящее с прошедшим необыкновенным образом сливалось; согласитесь также, что тюрьма имеет свою поэзию, счастлив тот, кто ее понимает - Вы скажете моим старым товарищам лицейским, что мысль об них всегда мне близка и что десять лет разлуки, а с иными и более, нисколько не изменили чувств к ним. Я не разлучаюсь, вопреки обстоятельствам, с теми, которые верны своему призванию и прежней нашей дружбе. Вы лучше всякого другого можете судить об искренности такой привязанности. Кто, как Вы, после стольких лет вспомнит человека, которому мимоходом сделал столько добра, тот не понимает, чтобы время имело влияние на чувства, которые однажды потрясали душу. Я более Вас могу ценить это постоянство сердца, я окружен многими, которых оставили и близкие и родные; они вместе со мною наслаждаются Вашими письмами, и чувства Ваши должны быть очень истинны, чтобы ими, несмотря на собственное горе, доставить утешение и некоторым образом помирить с человечеством. Говоря Вам правду, я как будто упрекаю других, но это невольное чувство участия к другим при мысли Вашей дружбы ко мне».
Лицейская ситуация, дружество, воспоминания воссозданы с помощью друзей, никогда не бывших в Лицее, - за тысячи верст от Царского Села, за цепью охраны и казематскими стенами.
Пушкин еще жил в то время и, без сомнения, узнал об этой истории от Энгельгардта или кого-нибудь из лицейских…
Таким образом, суммируя, систематизируя довольно скудные факты о связях Пушкин - декабристы после 14 декабря, мы с трудом, в тумане, но все же улавливаем известную двойственность декабристских отзывов: одобрение, восхищение, понимание - и настороженность, неприятие, отрицание.
Гениальные стихи и проза последнего десятилетия пушкинской жизни, конечно, находили отклик в душах читинских и петровских узников - но удаленность, разобщенность многому мешают. Пушкин все же остается для