Пушкин и декабристы

43

Тут за каждым словом - очень многое: Алексеев воображает «московских знакомых», потому что восемь лет прошло, как Николай Степанович уехал из Москвы, но все оставался типичным москвичом - напоминая Пушкину его московское детство. В Кишиневе жили вместе - около года - не только в одном доме, но и в одной комнате, и, конечно, у Алексеева Пушкин останавливался, наезжая в Бессарабию из Одессы!

О том, что «часто одно думали и делали», - речь впереди; «почти одно любили», «иногда ссорились», «лукавый соперник» - все это о полушутливом ухаживании Пушкина за женой скучного статского советника госпожой Эйхфельдт, прозванной «еврейка» (за сходство с Ревеккой из «Айвенго») - объектом страсти, и небезответной, Николая Степановича Алексеева. Тогда образовалась ситуация, одна из самых благоприятных для мужской дружбы: двое влюблены в одну, но не слишком; ссорятся, мирятся, один уступает другому - и становятся друг другу дороже и ближе… Прозвище «черный друг» относилось не к душе Николая Степановича, но к его бакенбардам, смуглой коже и одновременно пародировало модные наименования романтического соперника. «Лукавое соперничество» было увековечено не в одном стихотворении; двадцатидвухлетний Пушкин с наслаждением поучал тридцатидвухлетнего Алексеева:

Любя, ласкай свои желанья,

Надежде и еврейке верь.

Как тень пройдут любви мечтанья,

И станешь то, что я теперь ¹.

Алексеев не напоминает Пушкину многих подробностей «приятной жизни»: о дуэли с полковником Старовым, где Алексеев был секундантом, и о ссоре с молдавским боярином Балшем, когда Алексеев удержал руку Пушкина с занесенным тяжелым подсвечником; не напоминает - что подарил Пушкину громадные приходо-расходные книги масонской ложи «Овидий», куда рукою Пушкина были занесены сотни всем теперь известных стихотворных строк…

Да Пушкин и сам все помнил.

«Теперь сцена кишиневская опустела, и я остался один на месте, чтоб, как очевидный свидетель всего бы-

¹ Из первой редакции стихотворения «Алексееву» (II, 734).