ту поездки вокруг Пущина уже имелась небольшая активная группа единомышленников. Позже, в феврале, один из директоров тайного общества Оболенский приедет из Петербурга утверждать московскую управу и Пущина как ее председателя.
Связь его судейской деятельности с нелегальной была несомненной и для следователей. На одном из первых допросов, 28 декабря 1825 года, декабриста спрашивают:
«Зачем оставили здешнее место службы и предпочли в Москве другое, весьма незначащее? Сие не могло быть иначе, как с намерением распространить там круг действий заговорщиков».
Пущин отвечает лаконично, достойно и, как в других случаях, крайне осторожно и уклончиво: «Места сего, хотя и в нижней инстанции, я никак не почитал малозначущим, потому что оно дает направление делу, которое трудно, а иногда уже и невозможно поправить в высшем присутственном месте» 1.
У следственного комитета, однако, в руках было достаточно показаний насчет сущности московской управы. Пущин признал, что таковая была, но продолжал подчеркивать ее бездеятельность (тут была и правда, и маскировка, о чем скажем ниже).
В дальнейшем следствие сосредоточилось на деятельности Пущина в Петербурге во время восстания, а насчет старых московских дел не очень вникали. Между тем, при всей осторожности и уклончивости, Пущин в первом же пункте своих показаний от 28 декабря не скрыл, что он давний член тайного общества: «Убежденный в горестном положении Отечества моего, я вступил в общество с надеждою, что в совокупности с другими могу быть России полезным слабыми моими способностями и иметь влияние на перемену правительства оной».
А несколькими строками ниже: «В начале 1823 года ‹…› определен сверхштатно членом в С. Петербургскую уголовную палату для узнания хода дел, согласно изъявленному мною желанию в присутственных местах, где всякий честный человек может быть решительно полезен другим» 2.
Итак, декабрист хотел «иметь влияние на перемену правительства России» и полагал, что «служба в присут-
1 ВД, т. II, с. 211.
2 Там же, с. 210.