Пушкин и декабристы

87

дычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве. Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукою Истории. Он разделит с Екатериною часть воинской ее славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хоть и бесплодными победами в Северной Турции…» ¹

Большая часть пушкинского сочинения - о царствовании Екатерины II. Причина ясна: первое движение дал Петр: этого хватило до 1762 года; второе движение - Екатерина, при которой наблюдается нечто принципиально новое в жизни страны. Правительство перестает плыть по течению, творить добро «ненарочно». Екатерина знает, что делает («имела свои виды…»). Пушкин не замечает почти ничего положительного в этом царствовании, употребляя слова «унизила», «сластолюбие», «гнусное соревнование», - и лишь в конце первого «екатерининского» абзаца возникает «странный Потемкин» и «блестящие победы», о которых тут же оговорено - «бесплодные…» ². Впрочем, подозревая, что читатель вспомнит иные оценки Екатерины II, Пушкин объясняет, что «ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали».

Взгляд Пушкина понятен уж из того, что сказано в начале его сочинения: некоторые свободы, которые Екатерина дарит «непросвещенному дворянству», преждевременны. Это как бы заговор Долгоруких наизнанку: естественное движение от просвещения к свободе, начатое Петром и «ненарочно» продолженное его «ничтожными наслед-

¹ «Бесплодные, ибо Дунай должен быть настоящею границею между Турциею и Россией. Зачем Екатерина не совершила сего важного плана в начале фр‹анцузской› рев‹олюции›, когда Европа не могла обратить деятельного внимания на воинские наши предприятия, а изнуренная Турция нам упорствовать? Это избавило бы нас от будущих хлопот». - Примеч. Пушкина.

² Строки, посвященные Потемкину, и некоторые другие разделы пушкинского труда основаны, очевидно, на рассказах важного и осведомленного свидетеля А. Ланжерона. (Полная копия его записок см.: ГПБ, ф. 73 (В. А. Бильбасова), № 272-277; т. I-VI). Однако это особая тема, которая в настоящей книге подробно развернута не будет.