Пушкин и декабристы

219

«Я читал произведение пера, вам некогда одноклассного. Не знаю, чему больше удивляться - глупости или подлости. Во всяком случае, надобно иметь медный лоб, чтоб явиться с своими восторженными возгласами, когда история поспешила произнести свой приговор. Факты тут. Все это наверное будет разобрано в своем месте, нет сомнения. Охота же себя добровольно привязывать к позорному столбу на посмеяние людей» ¹.

8 сентября Пущин еще раз касается той же темы:

«О книге не станем говорить, просто помнить, особенно мне неловко за барона, хоть я давно знаю, что он стал на параллель со мною. Встретиться мы никак не можем» ².

Вскоре сбылось предсказание Муравьева-Апостола: состоялся «разбор в своем месте», то есть в вольной печати Герцена. Корф был публично высечен за раболепную лесть и искажение фактов.

Хотя Корфу было отвечено из Лондона, но возвратившиеся декабристы желали сами заступиться за свое дело. Прежде всего завершенные к этому времени и начавшие распространяться записки Якушкина объективно опровергали Корфа. Для Пущина во всей этой истории имелась еще и специфическая лицейская ситуация. Еще раньше он стал с Корфом «на параллель». Хотя, как уже говорилось, имена «государственных преступников» в книге «Восшествие на престол…» не были названы, но среди подразумеваемых находились одноклассники автора - Пущин, Кюхельбекер. Требовался между прочим и лицейский ответ. Лицейский ответ не мог обойтись без Пушкина: так возник еще один дополнительный мотив для воспоминаний о поэте и его времени. К тому же летом 1857 года, как никогда прежде, Пущин чувствовал себя в долгу перед «дорогими тенями».

Как раз во время болезни Пущина на старшего Якушкина под Москвой обрушились грубые преследования властей. Сын горевал: в последние месяцы отцу было так скверно, что «лучше бы не приезжал из Сибири». Состояние Ивана Якушкина ухудшалось, внезапно 11 августа

¹ ЦГАОР, ф. 1705, № 9, л. 93.

² Там же, ф. 279, № 232, л. 104.