Пушкин и декабристы

213

ему доброжелательством, разумеется, осуждая «ложный взгляд» декабриста, но отдавая должное «светлому уму», «чистой душе».

Для Пущина, конечно, было небезразлично, что о нем думают разные лицейские однокашники, и кое-что окольными путями к нему, безусловно, доходит и в Сибирь: вот так думал Корф и так, очевидно, говорил на лицейских вечерах еще при Пушкине…

Противоречивость суждения убежденного царедворца о своем политическом противнике несомненна: в одной из автобиографических записей (основанной на дневнике) Корф не пожалел черных красок для описания того непорядка, развала, безделия, которые царили в государственном управлении перед 1825 годом. Он говорит об «апатии последних лет царствования Александра и всемогуществе Аракчеева». Критические оценки александровского времени с позиции более регулярного, николаевского, привели Корфа к весьма скептическому, несправедливому взгляду на Лицей как на «безобразную смесь», место, где прививалось «блестящее всезнание» и проч. ¹. Для аккуратного, дельного Корфа была подлинным мучением невозможность систематически работать, делать карьеру ². Поэтому те редкие чиновники, которые честно и толково выполняли свой долг, вызывали у него сочувствие. Одной из таких одобряемых Корфом «карьер» была деятельность Пущина в судах: декабрист и деловой бюрократ - совершенно по разным причинам - сходятся в отрицательном отношении к тому, что происходило в российской администрации перед 1825 годом. Сходятся - и тут же расходятся в разные стороны; Пущин - один из героев Сенатской площади, воспоминания же Корфа о 14 декабря совершенно определенные: «По придворному порядку я провел от полудня до 8-го часа вечера во дворце; видел и сам разделил общее смятение и ужас; видел ворвавшийся в дворцовый двор мятежный лейб-гренадерский полк ‹…› Находился при той торжественной минуте, когда по усмирении мятежа царь с царицею, в придворной церкви, в присутствии всего двора, пали на колени ‹…› И как

¹ ГПБ, ф. 380 (М. А. Корфа), № 1, л. 6 об. - 8 об., 22.

² «Сначала я ходил в Сенат очень прилежно, каждый день, по ни исправность моя, ни частые просьбы не могли убедить моего начальника - уделить мне какое-нибудь занятие… Одинаковое равнодушие к моему присутствию и отсутствию» (ГПБ, ф. 380 (М. Л. Корфа), № 1, л. 10).