Пушкин и декабристы

83

что просвещение приводит к существенным переменам в управлении.

Мысль эта, понятно, принадлежала не одному Пушкину - целой эпохе, целому мыслящему слою. «Человек, - записывает Рылеев, - от дикой свободы стремится к деспотизму; невежество причиною тому. ‹Затем› человек от деспотизма стремится к свободе. Причиной тому просвещение» ¹.

Однако подобные соображения нисколько не смущали Петра: «Доверяя своему могуществу и презирая человечество», он был уверен, что не скоро его просвещение обратится против его самовластия. Но Пушкину - как это будет видно далее - кажется, что время, отпущенное потомкам Петра для просвещенного самовластья, кончается; что через сто лет после Петра настал час свободы, «неминуемого следствия просвещения» ².

«История представляет около его всеобщее рабство. Указ, разорванный кн. Долгоруким, и письмо с берегов Прута приносят великую честь необыкновенной душе самовластного государя: впрочем, все состояния, окованные без разбора, были равны пред его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось» ³.

Четырехкратное «все» звенит, как рабские цепи («всеобщее рабство…», «все состояния, окованные без разбора…», «все дрожало, все безмолвно повиновалось…»). Пушкина не пугает противоречие этих строк с хвалою «северному исполину» в начале сочинения: он улавливает истинные переходы добра во зло и обратно - причудливые и неизбежные.

Такова же пушкинская мысль о несправедливом петровском указе, будто бы разорванном Яковом Долгоруким ⁴, и полулегендарном письме Петра, предписывавшем сенату не исполнять царских приказаний, если будут посланы из турецкого плена. «Великая честь необыкновенной души самовластного государя», очевидно, в том, что

¹ Рылеев. Полн. собр. соч. М.-Л., «Academia», 1934, с. 412.

² Сходная мысль у Герцена в «Былом и думах»: «Четырнадцатого декабря ‹…› пушки Николая были равно обращены против возмущения и против статуи: жаль, что картечь не расстреляла медного Петра» (А. И. Герцен. Собр. соч., в 30-ти томах, т. IX, с. 48).

³ Этот отрывок, первоначально внесенный в основной текст, Пушкин затем перенес в примечания.

⁴ Подробная запись об этой истории внесена позже Пушкиным в «Table-talk» (XII, 162-163).