Систематическое богословие

В. Две составляющие Слова Божьего как средства благодати

1. Закон и Евангелие в Слове Божьем. Церкви, возникшие после Реформации, когда говорили о Слове Божьем как о средстве благодати, выделяли в нем две части — закон и Евангелие. Это различие не было тождественным разделению на Ветхий и Новый Заветы — две составляющие выделяли в обеих частях Библии. В Ветхом Завете есть закон и Евангелие, равно как и в Новом также есть закон и Евангелие. Закон — это любое откровение Божьей воли, выраженное в форме заповеди или запрета, а Евангелие — это все то, что написано в обеих частях Библии и имеет отношение к делу примирения, а также провозглашает активную искупительную любовь Божью во Христе Иисусе. И у каждой из этих двух частей есть собственная функция в домоустройстве благодати. Закон стремится пробудить в сердце человека раскаяние о грехе, а Евангелие — пробудить спасающую веру в Иисуса Христа. Закон в определенном смысле готовит дорогу Евангелию. Он помогает грешнику осознать свой грех, а следовательно, и необходимость искупления. Закон и Евангелие преследуют одну цель и являются неотъемлемыми частями Слова как средства благодати. Правильное понимание этой истины у церкви было не всегда. Некоторые не считали закон частью средства благодати, потому что видели его главную функцию в осуждении. Со времен Маркиона всегда были те, кто считал, что закон противоположен Евангелию, а значит, одно исключает другое. Частично они основывались на том упреке, который Павел высказал в адрес Петра (Гал. 2:11–14), а частично на том факте, что Павел иногда проводит резкое различие между законом и благодатью и очевидно противопоставляет их (2 Кор. 3:6–11; Гал. 3:2; 3:10–14; ср. Ин. 1:17). Но при этом так думающие забывают слова Павла о том, что закон был воспитателем, ведшим ко Христу (Гал. 3:24), и что в Послании к евреям закон представлен как Евангелие в предварительной и несовершенной форме и не противопоставляется ему.

Некоторые ранние реформатские богословы считали закон и Евангелие абсолютными противоположностями. Они были убеждены, что закон воплощает все требования и заповеди Писания, а Евангелие не содержит вообще никаких повелений, а только безусловные обещания, и потому исключали из него все требования. Это было отчасти вызвано тем, как закон и Евангелие иногда противопоставляются в Писании, а отчасти объяснялось полемикой с арминианами. Споря с арминианами, считавшими, что спасение зависит от веры и послушания Евангелию, то есть от дел человека, они впали в крайность и стали утверждать, что завет благодати ничего не требует и не заповедует, не повелевает даже веровать в Господа и уповать на Него, он просто выражает то, что Бог пообещал сделать для человека. Другие, однако, правильно замечали, что даже в законе Моисеевом есть обещания, а в Евангелии также содержатся определенные требования. Они понимали, что человек не бездействует, когда входит в завет благодати. Он призван активно принимать завет со всеми его благословениями, хотя понимает, что способность соответствовать требованиям завета дается ему Богом. Обещания, которые принимает человек, конечно же, налагают на него определенные обязанности, среди которых обязанность повиноваться закону Божьему как правилу жизни, но они также гарантируют, что Бог произведет в нем «и хотение, и действие». Сегодня последовательные диспенсационалисты снова говорят о том, что закон и Евангелие — это абсолютные противоположности. Израиль был в предыдущую эпоху под законом, но церковь нынешней эпохи находится под Евангелием и, как таковая, никак не подчиняется закону. Это означает, что единственным средством спасения сегодня является Евангелие, а не закон. Членам церкви не нужно исполнять его требования, поскольку Христос их исполнил. Они, по-видимому, забывают, что хотя Христос понес проклятие закона и исполнил его требования как условие завета дел, Он не исполнил за них закон как правило жизни, которому человек подчиняется только потому, что он сотворен, независимо от условий завета.

2. Неоспоримые отличия закона и Евангелия.

a. Как было уже сказано ранее, различие между законом и Евангелием не тождественно различию между Ветхим и Новым Заветами. Нельзя назвать тождественным с ним и различие, которое современные диспенсационалисты проводят между эпохой закона и эпохой Евангелия. Говорить, что в Ветхом Завете или, по крайней мере, в той части Ветхого Завета, которая охватывает эпоху закона, нет Евангелия, — значит противоречить очевидным фактам Писания. Евангелие есть в обещании, данном Еве, в церемониальном законе и у многих пророков (Ис. 53 и 54; 55:1–3, 6, 7; Иер. 31:33–34; Иез. 36:25–28). По сути, проповедь Евангелия звучит во всем Ветхом Завете, достигая кульминации в мессианских пророчествах. Также не основано на Писании мнение, что в Новом Завете нет закона или что закон неприменим к новозаветной эпохе. Иисус учил, что закон всегда будет иметь юридическую силу (Мтф. 5:17–19). Павел говорит, что Бог обеспечил исполнение закона в нашей жизни (Рим. 8:4), что читающие его письма ответственны за соблюдение закона (Рим. 13:9). Иаков заверяет своих читателей, что тот, кто нарушает всего одну заповедь закона (и упоминает некоторые), есть преступник закона (Иак. 2:8–11). А Иоанн говорит, что грех — это «беззаконие» и что любовь к Богу в том, чтобы мы соблюдали заповеди Его (1 Ин. 3:4; 5:3).

б. Можно сказать, что в определенном смысле христианин не подчиняется закону Божьему. Понятие закона в Библии не всегда имеет один и тот же смысл. Иногда закон — это неизменное выражение природы и воли Божьей, существующее во все времена и при любых условиях. Иногда закон — это условие завета дел, от выполнения которого зависит дар вечной жизни. Человек не смог исполнить это условие, отчего потерял способность его выполнить, и теперь по сути своей является осужденным. Когда Павел противопоставляет закон и Евангелие, он имеет в виду именно этот аспект закона, нарушение закона завета дел, который больше не может оправдать грешника, а может только осудить его. От закона в этом конкретном смысле верующие освобождаются во Христе, поскольку Он стал за них проклятием и также исполнил вместо них условие завета дел. Закон больше не является для них средством обретения благодати и не имеет осуждающей силы. Закон в этом конкретном смысле и Евангелие незаслуженной благодати исключают друг друга.

в. Однако у понятия «закон» есть и другое значение: закону в таком смысле христианин по-прежнему подчиняется. Когда речь идет о законе как о выражении обязанностей человека перед Богом, законе, который существует независимо от завета дел, ситуация меняется. Невозможно представить себе какие-то условия, в которых человек мог бы претендовать на свободу от закона в этом смысле. Это чисто антиномистское утверждение, что Христос исполнил закон как правило жизни для Своих людей, поэтому им его исполнять не нужно. Закон распространяется на всю жизнь человека во всех ее аспектах, включая отношение к Евангелию Иисуса Христа. Когда Бог предлагает человеку Евангелие, закон требует, чтобы человек его принял. Некоторые говорят об этом как о законе в Евангелии, но вряд ли это правильно. Само Евангелие состоит из обещания и законом не является, но закон требует определенной реакции по отношению к Евангелию. Закон не только требует, чтобы мы приняли Евангелие и верили в Иисуса Христа, но и чтобы мы проводили жизнь в благодарности и в гармонии с его требованиями.

Г. Три функции закона

В богословии обычно различают три функции закона.

1. Определение трех функций закона.

a. Usus politicus или civilis. Закон помогает сдерживать грех и способствовать праведности. Если его рассматривать с этой точки зрения, закон имеет смысл только тогда, когда есть грех. Он помогает действовать общей благодати Божьей в мире в целом. Это значит, что с такой точки зрения закон нельзя считать средством благодати в узком смысле слова.

б. Usus elenchticus или pedagogicus. В этом качестве закон помогает обличить человека в грехе, а самому человеку осознать свою неспособность соответствовать требованиям закона. Таким образом, закон становится его воспитателем, ведущим ко Христу, и служит Божьей милостивой цели искупления.

в. Usus didacticus или normativus. Это так называемое tertius usus legis, третье использование закона. Закон является правилом жизни для верующих; он напоминает им об их обязанностях и ведет их по пути жизни и спасения. Антиномисты отрицают, что закон имеет такую функцию.

2. Разное понимание функций закона у лютеран и реформатов. Между лютеранами и реформатами существует некоторое различие во взглядах относительно трех функций закона. И те и другие выделяют три функции, но лютеране особенно подчеркивают вторую. Они считают, что закон главным образом служит средством обличения человека в грехе и таким образом косвенно указывает на Иисуса Христа как Спасителя грешников. Третью функцию закона они также признают, хотя делают это с определенными оговорками, утверждая, что верующие уже не под законом. Она сохранилась только потому, что верующие все еще грешники, убеждены они. Грешников нужно обуздывать законом, чтобы они еще в большей степени сознавали свои грехи. Неудивительно, что эта третья функция закона не занимает важного места в лютеранской богословской системе. Как правило, у них главное значение закон имеет в связи с учением о бедственном положении человека. Реформаты также признают важность второй функции закона, они учат, что «законом познается грех» и что закон пробуждает осознание необходимости искупления, но еще большую важность закон для них имеет в связи с освящением. Они твердо придерживаются убеждения, что верующие все еще под законом в том смысле, что закон есть правило жизни и благодарности. Поэтому в Гейдельбергском катехизисе не менее одиннадцати разделов посвящено обсуждению закона, причем в третьей части, главная тема которой — благодарность.

Вопросы для дальнейшего изучения

Почему римские католики считают церковь важнейшим средством благодати? Почему они пренебрегают Словом как средством благодати? Почему мистики не придают большого значения средствам благодати? Чем отличаются Слово и таинства как средства благодати от всех других средств? Правильно ли сказать, что они преподаются только в церкви и служат не созданию новой жизни, а ее укреплению? Используется ли Слово Божье исключительно как средство благодати? Чем отличаются закон и Евангелие как разные аспекты Слова?

Литература

Bavinck, Gereformeerde Dogmatiek IV, pp. 483–505.

Hodge, Systematic Theology III, pp. 466–485.

Shedd, Dogmatic Theology II, pp. 561–563.

Vos, Gereformeerde Dogmatiek V, De Genademiddelen, pp. 1–11.

McPherson, Christian Dogmatics, pp. 422–427.

Dick, Lectures on Theology, pp. 447–458.

Pieper, Christliche Dogmatik III, pp. 121–296.

Valentine, Christian Theology II, pp. 282–292.

Mueller, Christian Dogmatics, pp. 441–484.

Raymond, Systematic Theology III, pp. 243–255.

Drummond, Studies in Christian Doctrine, pp. 399–403.

Глава 59. Таинства в целом

A. Отношение между Словом и таинствами

В отличие от римско-католической церкви церкви Реформации подчеркивают первостепенную важность Слова Божьего. Католики исходят из предположения, что в таинствах содержится все необходимое для спасения грешников, поэтому они не нуждаются в толковании Слова, как средство благодати оно излишне. Церкви Реформации считают Слово абсолютно необходимым и при этом задаются вопросом, зачем к нему нужно добавлять таинства. Некоторые лютеране утверждают, что в таинствах передается особенная благодать, отличающаяся от той, что передается через Слово. С этим не согласны почти все реформаты, за исключением нескольких шотландских богословов и Кайпера. Они указывают на тот факт, что Бог сотворил человека так, что он получает знания, в частности, с помощью зрения и слуха. Слово приспособлено для уха, а таинства — для глаза. А поскольку глаз отвечает за более чувственное восприятие чем ухо, то можно сказать, что Бог, прибавляя к Слову таинства, помогает грешному человеку. Истина, которую может воспринять ухо в Слове, символически представлена глазу в таинствах. Однако нужно помнить, что, если Слово может существовать и сохранять свою функциональность без таинств, таинства ни при каких обстоятельствах не являются полными без Слова. У Слова и таинств есть сходства и различия.

1. Сходства. Они сходны, во-первых, тем, что у них один автор — их установил Бог как средства благодати; во-вторых, содержанием: главное их содержание — Христос; в-третьих, тем, что их содержание воспринимается человеком при помощи одного и того же инструмента — веры. Только так грешник может стать причастником благодати, которая дается в Слове и таинствах.

2. Различия. Они различаются, во-первых, степенью своей необходимости: Слово обязательно, а таинства нет; во-вторых, своей целью: Слово предназначено для рождения и укрепления веры, а таинства служат только для ее укрепления; в-третьих, по масштабу действия: Слово проповедуется всем, а таинства преподаются только для тех, кто входит в церковь.

Б. Происхождение и значение слова sacramentum

В Писании слова sacrament (англ. ‘таинство’) нет. В английский язык оно пришло от латинского слова sacramentum, первоначально означавшего ‘денежный залог, вносимый обеими сторонами при судебной тяжбе’. После вынесения решения суда выигравшей стороне отдавали деньги, а проигравшей нет. Эта практика называлась sacramentum, поскольку считалась своего рода умилостивительной жертвой богам. Есть несколько объяснений тому, как это слово могло попасть в христианский словарь. Возможно, оно пришло из военной лексики, где оно означало клятву, которую приносил солдат, торжественно обещая повиноваться своему начальнику, поскольку в крещении христианин дает обещание повиноваться Господу. Возможно, это слово было взято из Вульгаты, где им было переведено греческое слово «мюстерион», то есть таинства. Возможно, что так они были названы в греческом языке, потому что были похожи на некоторые мистерии, праздники посвящения, в греческих религиях. В ранней церкви слово sacramentum сначала использовалось для обозначения всевозможных учений и обрядов. Именно по этой причине некоторые возражали против этого названия и предпочитали говорить о «знамениях», «печатях» или «таинствах». Даже во время Реформации и вскоре после нее многим не нравилось слово sacramentum. Меланхтон употреблял слово signi (лат. ‘знаки’), а Лютер и Кальвин считали необходимым обратить внимание на тот факт, что слово sacramentum в богословии употреблялось не в его первоначальном смысле. Но тот факт, что этого слова нет в Писании и что оно используется не в своем первоначальном смысле, а в применении к установлениям Иисуса Христа, не должен нас пугать, потому что практика словоупотребления часто меняет смысл слова. Таким образом, можно дать следующее определение: таинство — это святое установление, данное Христом, в котором видимыми знаками благодать Божья во Христе и блага завета благодати представляются, запечатлеваются и применяются к верующим, а те в свою очередь выражают свою веру и верность Богу.

В. Составные части таинств

В таинствах следует различать три составляющие.

1. Внешний, видимый знак. Каждое из таинств содержит элемент, доступный для восприятия органами чувств. Иногда именно этот элемент называют таинством. Однако в строгом смысле слова этот термин имеет более широкое значение и включает в себя как сам знак, так и то, что знак обозначает. Чтобы избежать путаницы, надо помнить о том, что слово «таинство» может иметь эти два смысла. Этот факт объясняет, как неверующий может участвовать в таинстве и одновременно не участвовать в нем. Он не участвует в нем в полном смысле слова. Внешняя часть таинства включает в себя не только используемые материалы (воду, хлеб, вино), но и священный обряд, совершаемый с этими материалами. Подчеркивая внешнюю сторону таинств, Библия называет их знаками и печатями (Быт. 9:12–13; 17:11; Рим. 4:11).

2. Внутренняя духовная благодать, показываемая в знаках и печатях. Знамения и печати нужны для того, чтобы обозначить то, что обычно называется materia interna таинства. В Писании эта materia interna называется по-разному: завет благодати (Быт. 9:12–13; 17:11), праведность через веру (Рим. 4:11), прощение грехов (Мр. 1:4), оставление грехов (Мтф. 26:28), вера и обращение (Мр. 1:4; 16:16), общение с Христом в Его смерти и воскресении (Рим. 6:3). Если говорить коротко, это Христос и все Его духовные богатства. Римско-католическая церковь считает, что materia interna обладает освящающей благодатью, которая прибавляется к человеческой природе, позволяя человеку творить добрые дела и возвыситься до visio Dei (видения Бога). Таинства символизируют не просто какую-то истину, а обетование, данное нам и принятое нами, а также укрепляют нашу веру в то, что это обетование исполнится (Быт. 17:1–14; Исх. 12:13; Рим. 4:11–13). Они в видимой форме выражают духовные благословения, которые приносит завет, омытие наших грехов и участие в жизни во Христе, а также углубляют наше осознание этих благословений (Мтф. 3:11; Мр. 1:4–5; 1 Кор. 10:2, 3, 16, 17; Рим. 2:28–29; 6:3–4; Гал. 3:27). Как знаки и печати, они являются средствами благодати, то есть средствами укрепления внутренней благодати, производимой в сердце Духом Святым.