Отблеск колечка казался серебристым. Совсем как пена её свадебного платья.
Звёзды, как же давно это было… Сколько счастья назад, а?
Шер потянулась взять фигурку птички, чтобы ещё раз почувствовать тепло рук её мастера. Она держала статуэтку осторожно, чтобы не выпустить из почти бескровных сморщенных рук. И нечаянно натолкнулась взглядом на отражение.
Из зеркальной стены на неё смотрела старуха с потухшими глазами и сеточкой глубоких морщин на лице, и Шер, содрогаясь в душе, прошептала благодарения Духам Уматэ. Какое счастье, что Ник не видит её такой ужасной… Ведь он — всё тот же прекрасный Ник, как она его называла. Просто уже не её…
Когда перестали помогать уколы, дроиды-хирурги, а старость, как сказочное чудовище, начала пожирать красавицу, стало совсем тяжело. Стареть вместе — это ещё одно счастье в любви. Вместе гулять, вместе пить каф по утрам, переругиваться, подшучивая над немощью друг друга. Вместе вспоминать… Но если один из них не стареет? И этот один — он? Который одарённый, умный, красивый… У которого ещё столько замыслов и устремлений… А ты — вот, чудовище во мраке, отравляющее ему жизнь? Да, Ник бы, может, никогда-никогда не показал бы ей этого, был бы нежен до конца! Но ей и не надо показывать!
Она ушла сама. Она бежала, боясь почувствовать в нём что-то далёкое и холодное, как в минуты, когда он искал коридор в Космосе, сам становясь этим безжизненным Пространством.
Задрожавшая рука старушки поставила птичку обратно — не хватало ещё разбить своё сокровище. Всё, что у неё осталось — фигурки и её воспоминания. И какие счастливые воспоминания, хатт… Зато ей покойно! Он будет помнить её не такой, он не увидит её дряхлой! И у неё тут пациенты, а для души — акварель и правнук Дараса, такой же чёрненький и хитрый, мягкое кресло и…
…И единственный раз, когда они были с Ником на равных — это там, на дорожном пермакрите Нар-Шаддаа, где он сидел, прислонившись к стене здания…
Глоток виски был обжигающим. Ну, ещё бы — вирренское выдержанное, подарок с Кореллии от Рика. А кэп не мелочится.
Ей хорошо. Одной. Можно стареть, можно быть неодарённой. Можно быть любой. И Нику не будет за неё стыдно…
"Ветер западный снова порывом принёс его имя, летящего где-то… В эту ночь салластанское льётся рекой, и дрожит огоньком сигарета…"
— Нет! — вскрикнула она, вскакивая с кресла. — Духи Уматэ, нет! Ник! Где ты?!
…Горело освещение — ни кресла, ни зеркальной стены… Руки прежние — молодые, сильные. Только незнакомое колечко на пальце. Док лихорадочно сдёрнула его с пальца. И выдохнула…
Туда — сюда
Вперёд — назад.
Бус был шаманом. Он как никто знал, на что способен раскачивающийся перед глазами предмет.
Знал — и не отводил взгляда.
Не мог.
Потому что видел то, приковывало его внимание надёжнее, чем магнит — железо.
Лариус. Она снова была с ним. Сильная, всё знающая, всё умеющая. Она решала всё — и он подчинялся тем охотнее, что это снимало с него всякий груз ответственности. За последствия принятых решений, за собственную судьбу.
Айрен. Она тоже была здесь. Такая сильная. Такая знающая — пусть даже потерявшая память. Она знала в разы больше, чем было известно Лариус. Ему было нужно только сделать шаг, чтобы снова не думать ни о чём, чтобы подчиняться и ни за что не отвечать.
Он никогда ни за что не отвечал. С того самого дня, как за ним захлопнулась дверца клетки.
Он до такой степени не хотел ни за что отвечать, что был готов снова загнать себя в ловушку, казавшуюся спасением. Из одной — в другую. Как маятник. Туда — сюда.
Приняв решение уйти от Лариус, он впервые сделал шаг к тому, чтобы стать самим собой. Но он никогда не знал себя. Он не знал, кто он на самом деле. Какой он. Что, если на поверку окажется, что кушибанин Бусингер на самом деле — весьма неприятная личность? Что для окружающих было бы безопаснее, если бы он остался в клетке?
Ему было очень страшно.
Нет, не найти себя. Он боялся, что найдёт не того себя. Боялся настолько, что амнезия стала для него спасительным убежищем, которое он не желал покидать. Пока он не помнил себя — он мог быть таким, каким захочет. Любым. На выбор. Мог менять себя, как заблагорассудится.
А если память вернётся — у него не останется такого выбора…
У него даже было оправдание — он ведь болен. Он не может отвечать за то, что память его покинула.
Как никогда не отвечал…
Но где-то глубоко внутри себя Бус знал, что лжёт. И окружающим, и, что намного, намного хуже — самому себе. Что ему нравится, что ему хочется быть таким — ни за что не отвечающим.
Сидеть в клетке.
Рука с тонкими когтистыми пальцами, поросшая густой, на глазах меняющей цвет шерстью, сжалась на раскачивающемся медальоне.
Бус остановил маятник.
— АЙ-РЕН! АЙ-РЕН! АЙ-РЕН!
В ярком голубом небе реяли тёмные флаги, украшенные золотом драконьих крыльев. Солнце сверкало на шпилях зданий, драгоценным блеском отражалось в окнах.
Огромная толпа на площади у дворца скандировала её имя в религиозном экстазе.
А она стояла перед ними — гордая, сильная, бесконечно уверенная в себе — в белых одеждах и золоте, окружённая светом. Не просто как правительница — как богиня перед почитателями.
Айрен улыбалась, оглядываясь. Она знала этот мир. Бесконечный город Корускант, ставший её столицей. Не похожий на тот, каким она его помнила. Изменившийся. Очистившийся её волей и её силой. Здесь больше не было тёмных, прогнивших нижних уровней. Жителям больше не было нужды сражаться и умирать за корку хлеба. Теперь всего хватало всем.
И она знала, что так везде. На каждой планете, что встали под её руку. И будет на каждой, что придётся взять силой.
Она видела армию и флот, бросающиеся в бой без страха и сомнений. С боевым кличем, которым стало для них её имя.
Те, кто был с ней — получат всё. Остальные… что ж, они сами сделали свой выбор.
Её именем называли города.
В её честь возводили статуи из белого и зелёного камня. Люди верили, что её взгляд приносит благо. И это было так.
Её именем называли детей.
Её любили. Все эти люди, пришедшие сейчас к её дворцу, действительно любили и боготворили её.
Благодарили. За то, что было сделано для них.
Никогда ещё галактика не жила так хорошо, как под её рукой.
Она видела рассвет искусства. Науки. Видела, как снова задвигались колёса прогресса, которые молчали тысячелетиями.
Статуи с её лицом улыбались той же улыбкой — спокойной, уверенной, сильной. Одобрительной.
Неудивительно.
Она на мгновение прикрыла глаза, позволяя себе окунуться в настроение толпы. Пить его, как пьют дорогое вино. Наслаждаться каждым мгновением.
Резким движением она раскинула руки, отпуская на волю свою силу, чувствуя, как за спиной словно развернулись сияющие огненные крылья. Нет. Не словно.
Сила была так велика, что требовала физического выхода. Крылья вспыхнули за её спиной.
И только она знала, сколько же Тьмы скрывается за этими всполохами огня.
Люди, стоящие совсем рядом перед ней — ближайшие советники, воины, Одарённые — как один преклонили колено, ослеплённые этой воистину божественной силой.
Она скользила взглядом по лицам — не узнавая, но зная, кто они. Лучшие умы — работающие не из страха, а за идею. Светлые. Тёмные. Научившиеся жить вместе.
И одно лицо, которое она знала слишком хорошо. Её собственный Лорд. Бывший Лорд. То, что было между ними раньше — уже не имело значения. Важным было только то, что они делали сейчас.
Они строили совершенство. Идеальное государство для всех, кто живёт в нем.
Айрен улыбнулась снова, любуясь открывшейся ей картиной.
Такой настоящей — она чувствовала запахи, ветер, развевающий волосы, солнце, греющее чешую. Чувствовала Силу, разлитые вокруг эмоции. И слышала, как толпа скандирует её имя, умоляя о ещё одном чуде.
Это было восхитительно. Вряд ли что-то ещё могло быть слаще этого мгновения.
Вот только… Под всем этим блеском скрывалось такое… Тёмное. Жуткое. Готовое вот-вот вырваться наружу и утопить всё вокруг в крови и насилии.
Что-то словно смотрела на неё из теней и ждало, что же она сделает.
И во всём этом не было ни капли реального.
Кроме этого взгляда.
Айрен сделала ещё один глубокий вдох — всеобщей любовью хотелось наслаждаться и наслаждаться.
И стянула с головы венец.
Яркое солнце пробивалось сквозь молодую листву. Мррухс щурился и морщил нос, когда солнечные зайчики спрыгивали ему на лицо и весело скакали по рыжей пятнистой шерсти. Мощные ноги проваливались в прелую листву, и под ними пружинили сплетения корней. И дело было даже не в том, что он несколько раздобрел на привычной пище. На его плечах лежал тяжёлый груз: он подстрелил лифона. Редкая по нынешним временам добыча, и тем более ценная, что хищная крылатая рептилия была непростым противником. Его женщина будет довольна.
Он жмурился — уже не от солнечных брызг в глаза.
Он видел тех, кто его ждёт дома. Его женщина, кошка, стройная и сильная, красивая, как рассвет. Их выводок котят. Они скучали по нему, и как же радостно будет их воссоединение… Эта радость заранее пьянила его сильнее любого алкоголя, и так легко дышалось, так светло…
Странно скрученная полоска металла, которой изощрённый ум инженерного гения кореллианца не мог придумать применения, в какой-то момент превратилась в Силу. Он держал её в руках, он мог изогнуть её сколь угодно причудливым образом — и вместе с ней всех тех, кто его окружал. Рик знал, что это в его силах, в его власти. Они, его экипаж, его команда, доставляли столько проблем тем, что они такие разные… Он мог это изменить.
Это было так просто сделать…
Сила. Он брал от неё по капле, не решаясь замахнуться на весь необъятный океан. Но ведь все ограничения существуют только в слабом человеческом разуме… Он мог изменить и это тоже. Не мелочиться, не остерегаться зачерпнуть слишком много, не ограничивать себя ни в чём.
И тогда…
Сила. Сила — и сила. Не скованная ни моралью, ни законом — ничем. Эти ограничения тоже выдуманы людьми, не смеющими замахнуться на большее. Он мог отбросить их, как ненужный хлам.
И тогда…
Ему не нужно было бы беспокоиться о том, кто как его поймёт, и кто как поступит. Они все делали бы то, что нужно ему. Думали то, что он им велел думать. Зачем о чём-то разговаривать и убеждать, когда можно раз и навсегда перекроить под себя? А чтобы не возникло даже мысли о протесте — читать. Всех и каждого. Отслеживать малейшие движения чужой души. Чтобы сразу и под корень отсекать любые ненужные ему побуждения.
О, тогда бы…
Пальцы капитана медленно сжимались, сминая перекрученный металл во что-то совсем уже невообразимое. Не от предвкушения — от омерзения.
К самому себе.
Когда оно стало нестерпимым, он отшвырнул изувеченный артефакт обратно на стол и обвёл экипаж тяжёлым взглядом.
И в этот момент с криком вскочила Шер, срывая с пальца кольцо.
Она в каком-то глубоком смятении огляделась, нашла глазами штурмана, прошептала:
— Извините… — и опустилась на место, почему-то машинально притрагиваясь к своему лицу.
Вскрик жены прогнал последние отсветы видения из глаз Ника, он дотянулся до её руки и слегка сжал, догадываясь уже, что и она что-то увидела — и вряд ли это пришлось ей по душе.
— Я здесь, — шепнул он, — всё в порядке. Мы все здесь…
— Интересно, а что будет, если этими штуками поменяться? — мечтательно протянула Айрен, но осеклась, увидев, как на неё смотрит экипаж. — Что?
— Они не церемонятся с нами… — едва слышно проронила Шер. — Копаются в наших чувствах. Это… унизительно.
— Поменяться не выйдет, — тихо сказала Вэйми, положила на стол обломки флейты.
— А у нас кристалл рассыпался в руках, — виновато прошелестела Шай.
Рик посмотрел на то, что осталось от его артефакта-ловушки.
— Полагаю, увиденное понравилось только Айрен, — усмешка у него вышла кривоватой.
— Не только, — возразил старпом. — Мррухс улыбается…
— Надо его разбудить! — всполошилась док. Сонное выражение счастья, так явно разлитое на усатой, в чёрненьких пятнышках, мордочке Мррухса почему-то ей напомнило их с Ником сон в пещере на Ботавуи. Это счастье во сне — не настоящее! Сначала счастливый Ник, теперь… — Мррухс! Проснись! — взволнованно позвала она Кота.
Тогорианец не ответил.
Добудиться его оказалось непростым делом — понадобились совместные усилия мужчин и Тёмной Леди, чтобы трёхметровый фелиноид начал реагировать. Но после этого Мррухс полез в драку, отстаивая вожделенную фигурку, и в конечном итоге его пришлось оглушить — только тогда Рик брезгливо, двумя пальцами, вытащил статуэтку из ослабевших рук тогорианца и бросил на стол.
— У кого ещё осталось что-нибудь? — хмуро спросил он у команды.
Недосчитались только кристалла, но Шай не лгала — определить её правдивость навыков капитана хватило…
— А где звезда? — вдруг спросил штурман. — У кого она?
— И сразу вопрос — кто что видел? Можно без подробностей. Нужно разобраться, что это было и что с этим делать? — Айрен задумчиво смотрела то на оглушённого Мррухса, то на оставшиеся артефакты. — Адам, ты видел, куда делась звезда?
Вместо ответа в медотсеке послышалась мелодия, и приятный мужской голос запел:
Мне звезда упала на ладошку,
Я её спросил: "Откуда ты?"
"Дайте мне передохнуть немножко
Я с такой летела высоты…"
А потом добавила, сверкая,
Словно колокольчик прозвенел:
"Не смотрите, что невелика я,
Может быть великим мой удел.
Вам необходимо только вспомнить,
Что для вас важней всего на свете.
Я могу желание исполнить,
Путь неблизкий завершая этим…"
(Александр Дольский "Звезда на ладони")
ИИ доиграл песню до конца, до слов "немного сил", и заговорил сам.
— Видел. Звезда пролетела сквозь южную переборку, в сторону мидель-шпангоута 33.
Рику понадобилось три секунды, чтобы сообразить, куда направилась звезда. Потом он задействовал Ускорение. И буквально исчез из кают-компании.
— Я бы сказал, "что для вас страшней всего на свете", — проворчал Ник, прикидывая, бежать следом или подождать.
Шер взглянула на мужа и опустила глаза.
— И куда этот страх заводит… — кивнула она.
Бус, махнув хвостом, исчез за дверью.
Айрен тоже прикинула — бежать следом или нет. Но решила, что нет: будет что-то интересное — позовут.
— Интересссно, — задумчиво повторила она. Сломанные вещи. Слова о страхах и том, что видения не понравились. Собственные ощущения. Тогорианец, не желавший расставаться с фигуркой.
Ей хотелось внимательнее рассмотреть эти вещи. Попробовать заставить их заработать снова. Было любопытно — работают они только в конкретных руках, или на каждый предмет прописано своё видение?
Это было очень занятное ощущение, и Айрен потратила несколько секунд, размышляя, насколько оно её собственное. Или внушаемое чем-то или кем-то извне?
И всё говорило, что это её собственное. Часть её личности.
Тёмная с неутолимой жаждой исследования? Было этому какое-то объяснение… Но мысль в руки пока не давалась.
— Нас не унижают, — наконец заговорила она, решительно взяв со стола фигурку, за которую так боролся Мррухс. — Нас изучают.
Она сконцентрировалась, сквозь Силу разглядывая предмет в своих когтях.
Материал фигурки был ни на что не похож. Не камень, не метал, не пластик. Что-то совершенно незнакомое.
И ощущение пристального взгляда. Ящерица задумчиво наклонила голову набок, продолжая вглядываться. Но большего ей добиться не удалось.
— Похоже, что каждая вещь — индивидуальна. А жаль, интересно, что же ему, — она кивнула на тогорианца, — такого наобещали, что с этим расставаться не хотелось.
— Видимо, что-то очень хорошее, — вздохнул Ник. — Я в своём варианте обещанного, кажется, чуть не улетел за край Вселенной. И чуть не потерял Шер. Может, конечно, однажды я туда и доберусь. Но не один.