http://stoje-z-boku-i-patrze.salon24.pl/
Stoję z boku i patrzę Стою в стороне и смотрю (это ник такой — прим. перев,)
Mój pra-dziadek w Wehrmachcie.
Мой прадед служил в АК. Не прятался в лесах. Но служил в элитном Африканском Корпусе. Под командованием генерала Эрвина Роммеля проходил подготовку на полигоне в Блендове неподалеку от Домбровы Гурничей. Уехал на фронт в Африку, и больше о нём ничего не известно. Поиски через Красный Крест результатов не дали — ни слуху, ни духу.
Его звали Томаш, вот и всё, что я о нём знаю. Из-за того, что его звали Томаш, моя прабабка не любила моего младшего брата — тоже Томаша…
Не знаю, кем был тот Томаш, не знаю, чем он занимался до войны. Я был в День Всех Святых на кладбище в катовицком районе Пётровице. Было там шесть могил молодых солдат, застреленных русскими в 45 году (см. примечание). Один из этих солдат буквально за час до смерти мылся в доме моей жены.
Я был потрясён, когда увидел огромное количество лампад, зажжённых около могил… вся аллея уставлена. Сравнимое количество лампад обычно бывает лишь у кладбищенского креста…
То, что я видел на кладбище, стало поводом для дискуссии об оккупации и «освобождении» в Верхней Силезии. Многих пожилых людей (как родственников, так и соседей) я расспрашивал, каково было при немцах.
Силезия — это, вообще, странное место. Польский язык смешивался с немецким, их объединял силезский диалект, имеющий множество заимствований из польского, чешского и собственно немецкого. Договориться с немцами было нетрудно. Особенно если учесть, что располагающиеся в Силезии солдаты происходили из нынешней Опольщины, Нижней Силезии. У них тоже были шахтёры среди родственников и знакомых…
Воспоминания разные: было тяжело, была бедность, приходилось тяжело трудиться, но есть и хорошие воспоминания: дети получали шоколад от немецких солдат, солдаты меняли еду на сигареты. Многие слышали о запрещённых свиданиях (солдатам грозила высылка на восточный фронт).
Был комендантский час, у кого-то реквизировали свинью и т. д. но по большому счёту люди не чувствовали войны, не чувствовали оккупации как таковой.
Ужас, смертельный ужас наступил в начале 45-го, когда вошли русские. Все рассказывают одно и то же: никто не видел трезвого солдата, одна только пьяная солдатня. Под шинелью белая полотняная рубашка, а под рубашкой всё, что только можно было украсть: сало, мясо, часы, столовые приборы. Единственное, чем они пренебрегали, это были книги. Дома должны были быть открыты. Каждую закрытую дверь вышибали сапожищами или прикладами автоматов, а хозяин, который не хотел открыть, получал пулю…
Грязь, вонь и нищета. Вши у солдат были так же распространены, как цинга у моряков…
У многих из них были азиатские черты лица (монголы? чукчи?).
Москалям далеко было до красивых, аккуратных немецких парней, которые были элегантно подстрижены, всегда выбриты, в начищенной обуви. Они «хорошо» выглядели в своих мундирах. Кто видел хотя бы Клосса (главный герой телесериала «Ставка больше, чем жизнь» — прим. перев.), тот знает, как выглядит немецкий солдат…
Русские выглядели разношёрстным сбродом — то сапоги другие, то гимнастёрка, то рюкзак какой-то непонятный…
Изнасилования были делом обычным. Многие из русских думали, что они уже на территории Германии — их в этом убеждали мощёные улицы, каменные (кирпичные) дома и башни ратуш с часами…
Очевидцы «освобождения» передали свои рассказы детям. Эти дети — в том числе и мои родители (люди поколения 50-х годов). Это им сегодня по 50–60 лет, и они вспоминают москалей, как чуму из-за Буга.
Многим коренным жителям Силезии, которые спокон веку трудились на родной земле, прилепили ярлык немца, фолькс-дойча, коллаборанта. Только потому, что война не сделала их беженцами, позволила остаться в родном доме.
Этот текст я посвящаю всем ослам, пишущим бред о «польских солдатах Гитлера», жизнь которых проходит приятно, в оплёвывании всего польского…
PS Томаш был мобилизован в войска Вермахта насильно — он не был добровольцем…
PPS От него осталась одна фотография: молодой парень в «пустынном» светлом мундире…
Примечание. Шестеро солдат были убиты и похоронены на местном гражданском кладбище по воле приходского священника. Их «удалось» похоронить ещё и потому, что были известны их имена и фамилии. Сейчас происходит замена шести могил общим обелиском.