Подземелье

Глава 100

А вот на этот этап, — приручение, — уже ушло гораздо больше времени. Зур’дах еще в родной пещере научился дрессировать насекомых и некоторые из них хорошо его слушались, но пауки — это ведь совершенно другое, и в том, что подобная дрессировка сработает на них уверенности не было.

Да и вообще — приручаемы ли они?

Не попробовать приручить гоблиненок не мог: он чувствовал, что эта удачная возможность — слишком уж необычным был паук.

Черный паук перестал бояться его — это очевидно, но вот привяжется ли он к нему — другой вопрос. Зур’дах также понимал, что у него есть то, что нужно пауку — капли тьмы. И очевидно, что раз он так рвался к ним — то в другом месте этого получить не мог.

Вместе с попытками приручения и постепенной кормежкой, в нем усиливался контроль уже имеющейся тьмы. Кое-что новое в ней Зур’дах понял экспериментируя с её песчинками и каплям: вне разлома и вне Ям тьмы ничтожно мало, именно поэтому добываются они с таким трудом, и для того, чтобы добывать больше их, нужно повышать свой уровень контроля проходя через боль.

Он был уверен, что окажись в Ямах — смог бы уже управлять теми самыми пылинками, крутящимися в них. Всей той массой. Потому что ту тьму не нужно было ниоткуда вызывать — она уже была там, готовая к использованию, однако на практике проверить это он смог бы только оказавшись очень близко к Разлому, к которому никого из не подпускали. Взрослые гоблины же и сами ни за что бы не подходили туда, слишком опасно. Многие из них проходили через наказание Ямами и знали что такое удушение тьмы. Никто не хотел повторения подобного опыта.

Зур’дах же для тьмы был свой, пусть пока еще слабый, она его признала.

— Иди сюда. — прошептал гоблиненок, в очередной раз подзывая паучка. Это жест конечно же сопровождался одновременным движением капли тьмы. Паучок будто загипнотизированный побежал за ней и оказался на ладони Зур’даха, который позволял теперь ему есть только с руки. Только на десятую кормежку паук разрешил до себя дотронуться и никак не отреагировал, продолжая сосредоточенно сосать каплю тьмы.

Создание тьмы. — подумал Зур’дах.

Паук был еще страннее, чем он думал вначале: например те же огневки, несмотря на огонь внутри, всё же обладали живым телом, которое можно раздавить, разрушить — тело их было из плоти, которая могла сгореть в своем же пламени, а этот паук… Будто сгусток тьмы обрел сознание и форму.

Когда паук позволял прикасаться к себе, Зур’дах понял, что паук не живой. Кроме того, чуть более сильное нажатие двух пальцев заставляло его расплющиваться. Но едва гоблиненок убирал пальцы — тот возвращал свою обычную форма.

Так вот как он пролазит в такие трещинки! — понял он сразу.

Паук пролезал как в крупные щели, так и в мелкие, за этим процессом Зур’дах наблюдал чуть ли не засунув глаз в них.

И когда он это понял, желание заполучить этого паука в питомцы в нем усилилось многократно.

А еще гоблиненок заставил паука буквально прыгнуть на парящую каплю — ему было интересно, как высоко тот может это сделать. Оказалось, прыгает это существо очень высоко, почти в рост мальчишки, да еще и прямо с места.

Это его удивило, потому что к нему он так не подпрыгивал, а подбегал с осторожностью, мелко семеня своими лапками. Заставлять паука гоняться за каплей стало частью тренировки. Единственной проблемой было то, что дальше чем на шаг вокруг себя управлять ей Зур’дах не мог.

Все эти манипуляции продолжали улучшать его контроль, однако кроме контроля пора было увеличивать и количество тьмы. Поэтому Зур’дах вновь вернулся к вызыванию песчинок тьмы. Он уже знал как прогрессировать: надо через головную боль, кровь из носа и шум в ушах увеличивать количество песчинок.

Пожалуй, это было самое неприятное из всего процесса. Но только так можно было стать сильнее — через боль.

Зур’дах сжимал и разжимал ладони, формируя кристаллы и разрушая их обратно в песчинки. Теперь это получалось без таких мысленных усилий. Он даже не думал о количестве песчинок, нужное количество само складывалось в кристаллики. легко и послушно.

Тренировка начиналась именно с этого, потому как попытка достичь максимума в вызываемых песчинках заканчивалась всегда одним — полуобмороком. Зато после каждого такого надрыва их количество увеличивалось на десяток, а то и больше. Теперь он уже их не считал.

До тех пор, пока Зур’дах в конце тренировки не формировал каплю, паук сидел, и только его глазки выглядывали из щели в полу. Но едва перед гоблиненком в воздухе формировалась капля тьмы, он мчался к нему.

Большую часть времени ему никто не мешал, хотя менять место занятий тьмой ему приходилось, хотя бы для того, чтобы не вызвать лишних подозрений. Всего таких мест было пять, достаточно темных, чтобы там была более плотная тьма.

Но не всегда всё проходило гладко: помимо того, что вечно поблизости ошивался Маэль, который был самым беспокойным ребенком, Кайра и Тарк тоже иногда не отлипали от Зур’даха и вместо того, чтобы тренироваться в тьме или Балансе, он сидел с ними то немногое время, которое им было выделено для отдыха. Большую часть этого времени он просто слушал их треп, только изредка вставляя реплики.

Зур’дах и сам заметил, что раньше был болтливее, но случившееся с ним, с Драмаром, с Каей, — всё это будто забрало желание говорить. Наверное, больше всего он разговаривал с Дахом, который всё же не переставал расспрашивать его про их племя и его расположение. И гоблиненок видел, что надсмотрщику действительно это интересно, видел это по тому, как загорались его глаза, когда он слышал насколько многочисленным было их племя.

— Эх… — вздыхал он, — Жаль. Очень жаль.

Так он выражал сочувствие тому факту, что всё их племя погибло.

С Дахом Зур’дах разговаривал охотно еще и потому, что тот пускал его на крышу, а это дорогого стоило. Там попытки ощутить Баланс были в разы успешнее, чем на земле. Пошатываясь он ходил от одного угла крыши к другому и наслаждался этим ощущением плавности и непрерывности движений, когда одно движение перетекало в другое, будто костей у него не было. Пока еще Зур’дах слабо представлял как именно Баланс может помочь в бою, но сам навык явно был непростым.

Когда же дежурил второй надсмотрщик, — молодой, — он мало того, что не выпускал его на крышу, так еще и каждых пять минут обходил все территории вокруг казарм и тренировочных площадок, чем не давал возможности Зур’даху вызывать тьму. Приходилось рисовать. Слишком уж молодой был подозрителен.

Как он задолбал! — стиснув зубы рисовал гоблиненок под неусыпным взором надсмотрщика.

Пару минут понаблюдав, тот пошел дальше. Почему-то именно Зур’даха он невзлюбил с первой же встречи. Отвечать тем же было бы глупостью, поэтому гоблиненок просто постоянно сохранял бдительность, не давая застигнуть себя врасплох. Это напряжение внутри мешало как попыткам вызывать Баланс, так и тренировкам тьмы.

За казарму чаще всего приходила к нему Кайра. Одна. В такие моменты Зур’дах забывал, что она ему когда-то сильно нравилась и они оба сидели молча и глядели вдаль, на другие строения и на смутно видневшийся вдали Разлом.

— Страшное место… — сказала Кайра, — указывая на Разлом, — как смотрю на него, так прямо холод пробегает по всему телу.

Она обхватила себя руками.

Зур’даху страшно не было. Возможно, окажись он прямо над Разломом — да, но отсюда он видел только клубящуюся тьму, оказаться возле которой он хотел.

Пришлось соврать.

— Да, есть такое… — вздохнул он.

— Мне здесь не нравится…особенно это… — она дернула рукой за рабский ошейник.

Несмотря на то, что он больше не натирал, как в первые дни, ошейник постоянно ощущался невидимой удавкой, готовой начать душить в любой момент.

— Мы все равно не можем убежать. — ответил Зур’дах, который часто думал об этом, и не раз слышал разговоры мальчишек о побеге.

Невозможность этой затеи была очевидна всем.

— Я знаю! А еще я знаю что там, в подземельях, страшнее…

Да, страшнее. — Мысленно согласился гоблиненок.

А потому они утыкались в потолок, разглядывая своды пещеры.

Иногда, особенно в такие моменты, Зур’даху хотелось показать Кайре что он умеет, похвастаться — сжать ладонь, вызвать сотни и сотни песчинок тьмы и увидеть удивление в ее глазах. Однако, каждый раз он сдерживался.

Нельзя, нельзя!

Если она узнает — потом узнает и Тарк, а потом и Саркх и другие. Нельзя!

— Оооо… — протянул будто из ниоткуда появившийся молодой надсмотрщик, — Какая парочка!

Чем вызывал легкое смущение как Зур’даха, так и Кайры.

— А теперь живо к остальным! Сидят тут, в потолок смотрят.

Дети подскочили и направились в сторону казарм.

После этого они разошлись в разные стороны не сговариваясь. Это было естественной реакцией.

В другие разы молодой надсмотрщик просто становился возле сидящего Зур’даха и говорил:

— Рисунков маловато — бездельничаешь, да?

Гоблиненок в таких случаях молчал. Потому что если говорить или отвечать, этот молодой надсмотрщик только распалялся и начинал осыпать оскорблениями «бесполезных», «ненужных» детей, которые сидят на шее у Хозяина.

Впрочем, Зур’дах заметил, что он докапывался не только к нему, но и к другим детям — почти всегда к тем, кто искал хоть какого-то уединения.

Единственный, кто в ответ насмехался над молодым надсмотрщиком, был Маэль:

— А тебе то что? — фыркал он.

— Ты вообще обычный, где твои круги?

На этих словах надсмотрщик бледнел — это, очевидно, было его больной темой.

— Вон Дах как мы — сильный, а ты? — Слабак. — Маэль показывал язык.

Плетка в руках надсмотрщика начинала шевелиться.

— Ты не такой как мы, мы — особенные, а ты — просто псина. Гав-гав! — Маэль становился будто на четыре лапы и начинал лаять.

— Да я тебя! — цедил взрослый гоблин сквозь зубы и не удерживался.

Свист плетки — и на спине мальчишки вспухала полоса от удара.

— Сильнее, сильнее! Ты вообще бить умеешь? Могу научить.

Эти выходки Маэлю обходились в несколько десятков ударов, зато говорил он вволю, и всё, что хотел. Он уже понял, что в иерархии надсмотрщиков этот — находится в самом низу. Но вот остальные получать зазря плетью не хотели, поэтому только ухмылялись, глядя на это представление, но сами в нем не участвовали.

Кожа у всех детей была крепкая, а у Маэля с его четвертым кругом так и вовсе по жесткости как дубленая кожа животного, именно поэтому надсмотрщик и бил сильно. Он знал, что значительных повреждений мальчишке не нанесет.

Пожалуй, именно во время этих сценок Зур’даха и стал проникаться симпатией к этому странному мальчишке. Все-таки, смотреть на него безучастно было нельзя. В этом царстве скуки и тренировок он был единственным, кто действительно выделялся. Тем не менее, он по-прежнему с ним не разговаривал.

Зур’дах стал ещё осторожнее с занятиями тьмой. Приручение шло своим чередом. Сначала паук ел только с ладони, потом позволил дотрагиваться к себе, а потом, потом уже и спокойно ползал по телу гоблиненка, гоняясь за каплей тьмы. Это был явный прогресс.

Сложнее было другое-выманивать паучка без капли тьмы. Зур’дах подползал к трещинам в полу и ждал пока тот появится.

Паук появлялся, однако навстречу не спешил. Казалось, он спрашивал, если ты пришел не с тьмой, то зачем пришел?

Но даже так, ему удалось приручить его сидеть на руке без капли тьмы, вместо капель пришлось использовать кристаллики, ими он окружал паучка. Тот не двигался в такие моменты. Просто сидел на руке — это потихоньку входило в его привычку. Да, подсознательно он ожидал капли тьмы, но теперь мог довольно долго терпеливое ее ждать. Такое сидение на руке Зур’дах обязательно вознаграждал каплей. И после этого паук не сразу уходил, а оставался на минуту-другую. Только после этого времени он сползал и исчезал в своем убежище.

Первым настоящим успехом Зур’дах посчитал тот день, когда паук уснул на его руке, удобно умостившись. С тех пор это вошло в его привычку.

Доверие было завоевано.

Получилось! — думал гоблиненок, глядя на спящего паучка.

Однако брать паука дальше и ходить с ним к казарме или просто вокруг нее Зур’дах не рисковал. Во-первых его бы обязательно заметили глазастые дети, а во-вторых не дай боги увидят надсмотрщики — не избежать вопросов. Будь паук обычным — он был рискнул и носил бы его с собой. Но это был не обычный паук.

— Хоть бы разрешили выйти чуть дальше, — сказал Тарк, — Надоело! Только площадка, казарма, и столовая — дальше ни шагу.

Они вчетвером сидели на дороге возле казармы.

— Да. — кивнула Кайра соглашаясь, — Когда уже нас начнут отпускать дальше? Вон старшие же ходят далеко, сколько лет должно пройти?

Зур’дах вдруг заговорил:

— Дах сказал, что через год нас уже будут выпускать дальше, ходить свободно можно будет шагов на пятьсот или около того. Он сказал, что к тому времени Тар’лах натренирует нас достаточно хорошо, чтобы трем-четырем какой-нибудь вшивый гнолл не был проблемой, если он вдруг заскочит на нашу территорию.

Троица удивленно на него уставилась.

— Он так говорил? Так скоро?

— Да?

— Это точно?

Даже другие дети повернули к ним головы прислушиваясь. До этого никто им не сообщал, когда именно можно будет выходить подальше, просто говорили что такое время настанет. Вот мол, станут постарше…

— Да, — ответил Зур’дах, — Нам нельзя выходить только в этот период, потом нам даже разрешат общаться с остальными группами.

— Это хорошо… — резко повеселела Кайра, — Я уж думала мы будет тут безвылазно торчать года три-четыре, пока не подрастем.

Гоблиненок не соврал: Дах ему рассказывал больше чем остальным, и, кстати, не запрещал это рассказывать, а про прогулки со второго года поведал как раз вчера. В большинстве случаев Зур’дах не хотел ничего рассказывать, но сейчас ему было приятно увидеть реакцию на свои слова.

Это правило перемещений было самое непривычное, самое неприятное для всех — в родном племени все они ходили куда хотели, когда хотели, и сколько хотели. А тут ступить на шаг дальше без позволения надсмотрщика было нельзя.

— На тренировку! — рявкнул Тарлах, появившись как всегда неожиданно и перепугав всех.

Дети подскочили и сразу выстроились в линию перед тренером.

Тренировки стали еще жестче.

Однорукий посчитал, что они достаточно хорошо освоили прямой удар как слева так и справа, и начал учить их вырубающему удару — тот выполнялся движением снизу вверх и был медленнее чем обычный, но мощнее.

Для этого удара нужно было подсесть и выпрямиться как пружина. В этом случае тело ощущалось совершенно иначе нежели в случае с прямым ударом. Другое положение, другие углы атаки, и другое ощущение центра тяжести.

— Если таким ударом попадете под челюсть твари, и если ваши кулаки будут достаточно крепки — поверьте, тварь будет дезориентирована как минимум на пару мгновений, если не дольше. Это даст вам или вашим напарникам по бою время закончить дело. Это важный удар. Но сложный.

Потом он на мгновение умолк:

— Правда, если просретесь с этим ударом — вас сожрут с потрохами, потому что нанося его, вы открываетесь встречной атаке, в этом и есть его сложность, — нанести его в нужный момент и не подохнуть. Начинайте!

Дети дружно вздохнули и приступили к тренировкам. Каждый удар вдабливался в них тысячами и тысячами повторений.

Зур’дах встал в стойку.

Удар. Удар. Удар.

Если в первые недели гоблиненку всё это было интересно, то теперь интерес к тренировкам подугас. Тьма и паук казались важнее.

Удар.Удар. Удар.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Следить нужно было за всем. За положением тела, за дыханием, за силой удара — и однорукий всё это контролировал.

Некоторые из детей уже рвались в бой, уже хотели начать сражаться хоть с какими-то тварями — лишь бы не продолжать скучные тренировки. Они хотели показать, что они уже сильные, что у них есть нужные навыки.

Однорукий ничего подобного и слышать не хотел, а подобные разговоры прогонял просто — плеткой.

— Рано-рано, щенки, — приговаривал он, — Вы с Шустряком-то не справитесь в настоящему бою, а уже хотите серьезного противника.

И заставлял выкладываться каждого ребенка до полного изнеможения.

Наверное, даже дети-мутанты загнулись бы от таких тренировок, если б не та восстанавливающая силы смесь из ядер, которую им давали.

Одно было хорошо. Теперь, после недель и недель тренировок прямого и бокового ударов, новый удар давался легче. Ведь все они стали лучше, сильнее, выносливее, и научились правильно двигаться — так, как учил однорукий.

А несколько дней назад Зур’дах и вовсе сумел ощутить удары по-новому. Это не был баланс, и не была расслабленность, во время которой он трижды порвал мешки, — это было что-то другое.

Удар не был мощным, но зато во время его гоблиненок контролировал каждое мгновение движения, каждую мышцу, ощущал миг переноса веса тела и взрыв в конце. Зур’дах буквально ощутил как весь вес тела сконцентрировался в кулаке. Тело на мгновение стало чем-то одним. Движение произошло без деления на толчок ноги, полуразворот корпуса и сам удар рукой. Но при этом, если тот хлесткий удар он не совсем контролировал, то тут каждым миг удара был подконтролен.

Это было новое ощущение.

Однорукий сразу похвалил его.

Но и без этого Зур’дах знал, что это правильный удар. Именно такие удары часто получались у Кайры, при том, что она не была самой сильной.

Возможно, это тысячи нанесенных ударов наконец дали свои плоды.

— А вот это хороший удар, — кивнул Тар’лах, — запомни это ощущение и не забывай, пытайся его вспоминать во время каждого удара. Потому что это был правильный удар.

Зур’дах продолжил тренироваться. Он вкладывался в каждый удар всем телом, закрыв глаза, и вспоминая чувство правильного удара. Он понял в чем дело и в чем отличие от хлесткого удара, — там, расслабляясь, он терял равновесие, а теперь, вкладываясь, он продолжал твердо стоять на ногах и контролировать момент переноса веса тела.

Вот оно что…

После очередной тренировки, когда у него вышло больше сотни правильных ударов, Зур’дах был чудовищно вымотан. Он свалился без сил, и даже смесь, принятая перед сном, не особо помогла. Он даже не смог воспользоваться отдыхом и пойти покормить паучка, — это стало уже почти ритуалом, и тот теперь ждал его. Просто не было сил. Зур’дах лег спать раньше.

Слишком много сил забирали правильные удары. Даже кулаки, пожалуй, впервые были у него отбиты.

Зур’дах лег и отключился. Так сильно он давно не уставал.

Просыпаться совсем не хотелось, но что-то противно кололо его в глаза.

Зур’дах сначала подумал, что это кто-то из детей, может даже Кайра или Тарк решили подшутить, тыкая в него какой- нибудь тростинкой, поэтому проснулся злым и собирался сказать всё, что он думает о подобных шутках.

Открыв глаза он не сразу понял, что происходит. Но уже через мгновение он увидел напротив своего глаза…брюшко паучка, который требовательно щипал его за веки.

Кругом была темнота, — все уже давно спали.

Вот наглый! — подумал Зур’дах.

Стоило раз пропустить ставшую привычной кормежку — и паук пробрался в казарму.

Гоблиненок оглянулся, — справа и слева раздались мерные похрапывания детей, спавших без задних ног. Где-то у входа должен был сидеть надсмотрщик.

Стиснув зубы от острых уколов, — лапки паука были как маленькие колючки, — Зур’дах протянул руку к лицу и пальцами осторожно снял паука, спрятав под покрывало.

Ну и где мне взять тьму? Создавать прямо тут?

Паук продолжал щипаться и колоться.

Ладно! Получишь! — зло подумал Зур’дах.

Под покрывалом было темно, тьмы можно было создать и тут, хоть подобного он не делал.

Сконцентрировавшись, он вызывал десятки песчинок, из которых создал один кристаллик, который и протянул паучку.

Жри!

Создавать каплю он опасался, слишком много для нее нужно было песчинок.

Сначала паук непонимающе смотрел на кристаллик. Однако, довольно скоро понял, что ничего другого ему не дадут. Тогда он схватил кусочек тьмы и буквально разгрыз его, раздробив на части.

Сожрав кристаллик он потыкал Зур’даха требуя еще.

Создать еще один кристалл было легко.

Паук жрал кристалл за кристаллом.

Значит… — подумал Зур’дах, — Ты и кристаллы можешь жрать? Просто нос воротил!

Только сожрав штук двадцать кристаллов паук успокоился.