Подземелье

Глава 11

Окраины пустовали. Гоблиненок мог разместится прямо возле стены, — тут была небольшая пещерка, в которую влез бы только ребенок, — идеальное место спрятаться. Хоть и неподалеку, в трех сотнях шагов от него, были загоны с ящерами — там ходили погонщики и дрессировщики, но они точно не могли видеть его глаз. Так что можно было не боятся сидеть тут и испытывать свое новое зрение.

Он прищурил глаза и понял, — кое-что изменилось.

Теперь все, кроме того что находилось вдали, виделось размытым. Зато дальние предметы он мог рассмотреть во всех подробностях.

На открытом пространстве зрение заработало совсем иначе нежели в маленьком, закрытом со всех сторон шалаше. Но Ни с первого, ни со второго раза у него никак не получалось как следует сфокусировать взгляд так, чтобы видеть все.

То размывались ближние предметы и силуэты, то наоборот размывалось все кроме ближних. Приходилось сотни раз хлопать ресницами, чтобы поймать, уловить, почувствовать нужное ощущение и чтобы размытость превратилась в сверхчеткость.

Гоблиненок попробовал одновременно менять фокус и идти.

Это оказалось плохой идеей.

От таких переключений он чуть не врезался в несколько крупных камней, которые на окраинах были разбросаны почти повсеместно, а в дополнение к этому начал спотыкаться чуть ли не на ровном месте, пока не вернул себе обычное зрение. Достаточно было мелкого камешка попавшего под ногу как равновесие терялось. Словно глаза как-то по особому влияли еще и на тело.

Зур’дах присел, и начал экспериментировать в таком положении. Только чуть ближе подошел к стоянке и местам выгула ящеров. Чтобы на них все и проверять. Для эксперимента нужны были живые, подвижные существа, а не статичные камни.

Разглядеть с этого расстояния чешуйки ящеров оказалось легко. Стоило только напрячь глаза, как стали видны царапины, ранки, выбитые чешуйки, — все повреждения полученные в драках с другими ящерами.

О таких способностях Зур’дах раньше не слышал. Не слышал, чтобы у дети Охотников обладали подобными способности. А уж дети обязательно похвастали бы ими.

Возможно, у самих Охотников такие способности и были, — но кто ж об этом расскажет.

Сетка, разделяющая пространство перед ним на равные части, — мешала. Поначалу очень сильно. Несмотря на то, что была почти полупрозрачной.

А потом гоблиненок понял, в чем она может помочь.

Когда он концентрировал свое внимание в каком — то определенном секторе, прищуриваясь и напрягая глаза, — сетка помогала не потеряться в мелочах, — оставляла общий фон. Но по мысленному усилию он мог в миг вернутся к обычному зрению, хватаясь за сетку как за костыль возвращающий в привычную реальность…

Нужно было только об этом думать, не забывать. Однако, если рассмотреть предметы вдали зрение помогало, то вблизи оно только мешало. Все размывалось, покрывалось мутной пленкой, и от этого состояния никак не получалось избавиться. Однако, гоблиненок был уверен, что и вблизи глаза должны работать так же как и вдали. Просто он еще не понял, как именно это делается.

Весь следующий час мальчик учился переключать глаза, чтобы это происходило быстро и по малейшему желанию. Хватило его только на час экспериментов, после этого глаза устали, будто в них сыпанули горсть песку. Захотелось вернутся к обычному зрению и все. Дать глазам покой.

Наигравшись с новым умением, он решил заняться другим, — рисованием. Но для этого он все равно хотел использовать глаза. Поэтому весь следующий час он сидел и отдыхал. Ждал, пока глаза перестанут гореть как от недосыпа.

Найдя с десяток подходящих камней, твердых и острых одновременно, — он приступил к рисованию.

Возникало некоторое неудобство, когда он присматривался к тому, что хотел срисовать. Приходилось каждый раз дополнительно напрягать взгляд, иначе зрение терялось, возвращалось к обычному, но вскоре Зур’дах приловчился.

Зато то, что получалось на полу…получалось неожиданно на порядок лучше того, что он рисовал раньше.

Мальчик смотрел, рука выводила, — если раньше он постоянно поглядывал на то, что получалось, то теперь он был сосредоточен исключительно на самом взгляде и ни на чем другом. Рука теперь работала интуитивно.

Погрузившись еще больше в процесс рисования, и совсем не обращая внимания на привычные расчерченные квадраты, — Зур’дах естественно и не заметил как кое-что изменилось. Он стал ощущать глаза иначе. Не по гоблински. А как…какое-то насекомое.

Кроме расчерченных прямоугольников, от ящера на которого он смотрел, теперь шли дополнительные горизонтальные линии, из каждой точки существа.

В какое-то мгновение разглядывания этих линий гоблиненок понял, почему прежние рисунки получались такими плоскими, почему они были схематичны и не отображали реальности, в то время как ящер перед ним был объемным, — бери и рисуй.

Раньше он не понимал, как этот объем выглядит, как его перенести на пол. Теперь же, появившиеся дополнительные линии идущие прямо к Зур’даху показали, как этот объем создать на полу, в рисунке.

Он наклонял голову вправо, влево, вбок, — присматривался, — линии соответственно его повороту головы чуть изменяли положение. Но все равно шли от каждой из граней ящера.

Гоблиненок никогда раньше не задумывался о том, под какими углами нужно рисовать и видеть предмет, — просто срисовывал настолько точно, насколько мог. Теперь же зрение и линии показывающие объем что-то перевернули в его голове, добавили понимание, которое ранее отсутствовало.

Он вернулся к нормальному зрению и посмотрел на рисунок еще раз.

Стер первое изображение ящера, и сделал быстренько несколько новых.

Получалось все лучше и лучше. Линии стали точнее, однако в этот раз он поставил себе задачей именно передать объем.

Время шло, а пространство пола вокруг него покрывалось изображениями ящеров. Остановился гоблиненок лишь когда понял, что глаза начинают отказывать.

Как он их не напрягал, они только начинали еще больше болеть, а зрение оставалось обычным.

Пора, — подумал он.

Даже рука, и та устала держать камешек. Когда Зур’дах выпустил его, то понял, насколько же болят костяшки которые сжимали его.

Размяв затекшие ноги,он проверил не потерял ли мамино зеркало. На месте. Как и угольница, которую он теперь всегда брал с собой перед тем как куда-нибудь выйти.

А вот светляка он забыл дома.

Ящеры разбрелись по окраинам, кто лежал, кто привалился к камням, а кто пытался взобраться на стену, — правда безуспешно. Зур’даха интересовало другое, — увеличилась ли его скорость, сила, крепость его тела? Все то, с помощью чего одолевал его Саркх. То, что реально полезно и применимо в драке.

Сравнялись ли они теперь?

Гоблиненок посмотрел на замазанную татуировку. Да, он конечно помнил и знал, что Саркх прошел три таких ритуала Поглощения, а он всего лишь один, но… разница ведь не должна быть теперь такой большой?

Шамира сидела задумавшись.

Ей все это не просто надоело, а уже выбешивало до потери контроля. А сейчас же, ситуация перешла все возможные мыслимые пределы.

Ладно! Она еще кое-как могла смириться с тем, что он трахает эту суку. На это она никак не могла повлиять. Эту неизбежность она приняла давно, как свершившийся факт.

Но то, что он сделал сейчас…Это было за гранью дозволенного.

Ксорх отдал ей ядро! ЯДРО!

Это собственность рода,семьи!

Даже если эти ядра пылятся и никому не нужны, они должны быть в хранилище! И уж точно не раздаваться чьим-то выродкам, чужакам.

Конечно, Шамира не имела права ни трогать, ни смотреть, ни считать ядер, — это была половина жилища мужа, его личные помещения, комнатки.

Но удержаться было выше ее сил. Она знала каждое ядрышко наперечет. И сразу заметила пропажу.

Он-то, наверное подумал что она не заметит? Заметила. Отлично заметила. Моментально.

И сразу поняла кому он его понес. Этой шлюхе. И столь же совершенно очевидно, что ядро нужно было не этой шлюхе, а ее сынку. Этому выродку.

Шамира сплюнула, сжав руку до боли в кулак. Звонко хрустнули костяшки.

Ничего, — подумала она, — эта тварь получит свое, за все.

Да, Ксорх больше не может смотреть на нее.

Шамира окинула себя оценивающим взглядом.

Попробовала бы эта сука рожать каждый год по выводку, чтобы тогда от нее тогда осталось?. Какая желанная для мужчин красота осталась бы в ее теле? Никакая!

Была бы как бочка, и от ее точеной фигурки не осталось бы и следа, а лицо бы располнело как кусок жирной вонючей задницы.

Но ничего, — она победно улыбнулась. Сегодня этому придет конец.

Перед лежала небольшая каменная коробочка в которой ползали суруты, небольшие, с фалангу пальца, черви. Ядовитые, опасные, и обожающие жрать живую гоблинскую плоть. Специально приученные к этому.

Конечно, лично, Шамира мстить этой суке не будет. Для этого хватало других, — ненавидящих ее зур.

Вот и сейчас, к ней должна была придти эта толстая зура, которая и воспользуется сурутами. В том, что эта толстая, но ловкая самка сумеет скрутить маленькую и тонкую Айру, она ни капельки не сомневалась.

Скоро от хорошенького личика этой зуры, да и вообще от нее, останутся одни ошметки.

Посмотрим тогда, — подумала Шамира, — будет к тебе ходить Ксорх, или нет?

Будет ли к тебе вообще кто-то ходить?

И она уже прекрасно знала ответ.

Возвращался Зур’дах не спеша. Глаза болели и их хотелось постоянно тереть, будто туда сыпанули песка. Хотелось спать.

Вроде бы он только посидел пару часов, порисовал, понапрягал глаза, а силы испарились, как после целого дня работы.

Прошел мимо хаотично разбросанных жилищ изгоев, всех видов и размеров, — никто и не пытался сделать все одинаковым, — как построилось, — так построилось, в отличии от других кругов племени, где-то одно жилище напоминало другое.

Несмотря на усталость глаз, мальчику стоило больших усилий случайно не переключится на новое зрение.

Пиная попадавшиеся под ноги камешки, иногда случайно, иногда специально, он почти дошел до родного круга, — круга зур.

Приостановился. Почему-то о том, что его могут поймать и избить, мальчик вспомнил только сейчас. Саркх может и отстал от него на целую неделю, пока нога придет в норму, но Ташка точно будет ждать любой удобной возможности поймать его. А получать побои второй раз за неделю совсем не хотелось.

Заметив, что в общем-то почти никого снаружи не было, — Зур’дах пригляделся. Просто, без особого взгляда. Было как -то по странному тихо. Непривычно тихо. Именно возле жилищ зур. Где-то позади еще слышался и доносился мутный гул от изгоев, а справа от племени в целом.

А тут же…будто все вымерло.

Почему так тихо?

Недоброе предчувствие возникло в животе, заставляя там внутри все переворачиваться. Шел мальчик с опаской. Шаг за шагом. Вот одно жилище, обогнул, огляделся. Второе. Третье.

Через пару пройденных шалашей и разбросанных камней, которые использовались для сушки вещей, — будет видно ряд шалашей вместе с маминым.

Что-то было не так. Но что?

Тело его было напряжено до предела и готово в любой миг сорваться на бег избегая опасности.

Свернув за очередное криво стоящее жилище, он заметил что-то возле дома мамы. Все жилища зур были с задернутыми пологами.

Что это? Куча тряпья?

Вдруг, смутная, жуткая догадка заставила его посмотреть, прищурить глаза и взглянуть по-новому.

Зур’дах включил новое зрение, появились полосы, но зато он мог рассмотреть в деталях шкуры укрывавшие шалаш матери, где шерсть выпала, где совсем истончилась.

Нет, ниже!

Взгляд как назло подчинялся неохотно, уставшие глаза просто включились и приблизили совсем не то, что его интересовало.

Он с усилием перевел взгляд ниже.

И сразу сорвался в бег.

— Мама! — срывая голос кричал он на бегу. — Мама!

Не может быть, не может быть! Только не это…

Что-то, в лежащем тряпье выглядело знакомым. Слишком знакомым. Эту накидку всегда всегда носила мама. Он узнает ее из сотен похожих.

Гоблиненок преодолел оставшееся расстояние за десяток мгновений. Сердце болезненно сжалось в ожидании чего-то неотвратимого.

— Мама!

Под накидкой что-то зашевелилось.

Зур’дах откинул накидку и ужасе отпрянул.

Все лицо матери было изъедено личинками-червями. Они ползали и сжирали кожу и мясо, въедались глубоко, до самой кости. Ядовитые. Опасные. Гоблиненок не знал что это за вид, и то за личинки, таких он видел впервые.

В первым момент это испугало его. До дрожи в коленках.

Мать настолько тихо стонала, что ее почти не было слышно, то ли стон, то ли просто выдох, а само тело практически не шевелилось.

Зур’дах попытался растолкать маму, но она не приходила в себя. Личинки продолжали медленно ползать с жуткими чавкающими звуками.

Он сжал кулаки, а слезы тут же предательски брызнули из глаз.

Но как ни жутко все это выглядело, он начал вытаскивать личинку одну за другой. Они упирались, не хотели покидать тело, выворачивались, ускользали. Их сложно было удержать в пальцах, некоторые выскальзывали, и мальчик, почти закрыв глаза, вытаскивал их из того, что оставалось от лица матери.

Тогда эти твари накинулись на его пальцы, пытались кусать, но их зубы лишь соскальзывали с его кожи.

Зур’дах бросал их на пол и тут же давил, то пяткой,то кулаком не обращая на боль. В ладонях и ступнях оставались куски зубов личинок, а кожу покрывали ядовитые ожоги.

Слезы безостановочно текли из глаз.

Несколько личинок смогли таки прокусить его кожу и вгрызться кто в палец, кто в ладонь.

Он всех давил.

Все было неважно. Личинки были опасные, — это он понимал, даже не зная их точного названия. Некоторые уже успели спуститься маме на плечи и начали медленно прогрызать там плоть. Зур’дах вытащил всех. Неумело, как мог, одну за другой, через боль, — но смог. Вот только было поздно.

Вокруг, окровавленные, валялись останки личинок.

Мать слабо,глухо застонала, и как будто даже задышала легче. Но лицо…

Зур’дах отвернулся. Он не мог на него смотреть. Он кинул взгляд кругом.

Ташка!

Она стояла у своего жилища и победно, сверху вниз, смотрела на Зур’даха и мать.

Следом из жилищ повысыпало еще с пяток других зур, но увидев ищущий помощи взгляд мальчика, они мигом попрятались. Не спряталась только Ташка. Она не боялась стоять и смотреть. Это был миг ее окончательного торжества.

Он хотел крикнуть помогите! И не мог…

Рот отказывался кричать.

Зур’дах затравленно и все же с надеждой посмотрел на Ташку. И не смог произнести эти слова, просьбу о помощи.

Потому что он сразу все понял. Ташка все это и сделала. Она виновата. Иначе бы с чего ей так стоять, и так смотреть? Почему не помочь⁈

Как он сразу не понял?

Гоблиненок бросил взгляд на маму. Лицо и плечи были ужасной кровавая мясной кашей, мало чем напоминавшей лицо его красивой матери.

Надо перетащить! Скорее!

Собравшись силами Зур’дах начал волочь мать.

Сил хватило на несколько рывков. Он был в несколько раз меньше матери. От бессилия слезы снова брызнули из глаз. Он ничего не мог сделать сам.

Еще немного, затащить в дом.

Подбодрив себя он стиснул зубы и преодолел еще несколько шагов.

Подальше от этих…Личинок.

Через десяток рывков по полу он сумел втащить маму внутрь.

И сразу же хотел кинуться звать кого — то на помощь но остановился.

От злости и беспомощности Зур’дах плакал.

Что делать ⁈

Паника мешала не то что принять верное решение, а даже просто думать. Мысли разлетались, как спугнутые хищником звери.

Мать все не приходила в сознание, хоть и дышала теперь часто и громко. Все ее тело страшно потело исторгая из себя зеленоватый пот и отвратительно воняя.

Позвать! надо кого-то позвать ⁈

Кого? Ксорха?

Его даже не пустят к нему.

Кто же тогда может помочь? Кто из взрослых?

Где-то на краю племени жила знахарка, — но он даже не знал точно где она живет, — не приходилось ходить.

Никто не приходил на ум.

Никто не поможет. — Вдруг обреченно осознал он.

Никто.

А потом злость заставила дрожать все его тело. Ташка заплатит!

Они заплатят, все эти шлюхи. Почему они просто не помогли, почему сразу не помогли его матери⁈ Чего ждали?

Одна единственно верная мысль вдруг мелькнула в голове.

Драмар единственный взрослый который придет, который поможет. Надо только успеть его позвать.

Зур’дах кинулся наружу сжимая в гневе кулаки.

Ташка стояла там же.

Они встретились глазами. И в этот раз гоблиненок не контролировал себя, глаза пробудились сами. Но теперь изнутри глянуло что-то темное, с черными глазами, что-то, что теперь стало частью его. Гнев вдруг стал распирать его грудь мешая дышать. В голове бешено стучало сердце.

Зур’дах ощутил в себе странную силу. Будто теперь он стал в разы сильнее.

Ташка, увидев его взгляд, испуганно заметалась, совсем как насекомое попавшее в сети паука, — и почти сразу спряталась в шалаше, только полог за ней еще несколько мгновений колыхался.

Сначала гоблиненок хотел кинутся за ней…а потом вспомнил…

Драмар! Мама…

Зур’дах вспомнил зачем выбежал навстречу, гнев в секунду настолько поглотил его, что он забыл о маме.

Он рванул, к изгоям, туда, где можно найти Драмара, где он мог отдыхать. Нужно было скорее найти его. Максимально быстро. Времени не было.