Айра была рада. Несколько лет главным ее страхом было то, что сын не переживет Испытание. Ее единственный сын.
И сейчас, несмотря на рискованный поступок, когда она уговорила Ксорха достать ядро, — сын в итоге выжил, и стал сильнее.
Она накрыла его тонкой шкурой-накидкой и притушила огонь костра на котором готовилась еда.
Весь этот день когда она очнулась, а сын уже отправился на Испытание, — она не могла найти себе места. Но и выходить из шатра не могла. Она не хотела никого видеть, и не хотела, чтобы кто-либо видел ее.
Полдня с ней сидел Дамар, пичкая ее отварами и зельями, однако его присутствие делало ее настроение еще более тягостным. Потом он сам понял, что нужно ненадолго оставить ее одну, и пошел куда-то.
Он ее вылечил, это она понимала.
Без помощи Драмара, с ранами оставленными теми мерзкими ядовитыми насекомыми, ее ждала бы только смерть.
Сейчас же…
Да, она выжила, и похоже пойдет на поправку…но…
В мозгу крутился только один вопрос.
Что мне делать?
ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ⁉
Она никому больше не нужна.
Раны на лице. Да какое лицо…теперь это и лицом не назвать. Изгрызанные ошметки плоти. Издырявленный, обезображенный кусок мяса. Зарабатывать тем, чем она занималась, уже не сможет. Ксорх уйдет — это понятно.
Но ведь и не это главное. Без своей красоты кто она?
Раньше красавица, а теперь? Уродина? Огрызок? Изгой?
Она могла только представить себе, как на нее теперь будет смотреть Ксорх, если она сама на себя взглянуть без боли не может.
Тьфу. — Она сплюнула, распаляясь. Да разве только он? А остальные?
Это она еще не показывалась наружу. Боялась.
А ведь те суки будут смеяться. Да что там смеяться, насмехаться! Каждый раз видя ее. И теперь, самая большая уродина из них, желаннее для самого последнего мужчины нежели она.
Раньше им приходилось считаться с ней, а теперь…
Пусть они и не смогут ее выгнать из дома но они зато, могут многое другое. Например, сделать ее жизнь невыносимой. По-настоящему невыносимой, а не те мелкие пакости как раньше.
Теперь у нее не было того преимущества перед всеми гоблишами-самками, того единственного, которое давало ей несокрушимый стержень уверенности в себе, — красоты. Недосягаемой ни для одной женщины в племени красоты. И как легко оказалось ее забрать, оказалось нужно лишь набраться смелости и все…
Она тихо и горько рассмеялась. Вот и все, пришел конец легкой жизни, теперь ее ждет кошмар наяву.
Хуже всего было то, что она даже не знала кто виноват. Она думала на зур, на Ташку, но после, лежа, вспоминая и прокручивая произошедшее поняла, это совершил кто-то другой, кто-то ненавидящий ее так сильно, что решился на такое.
Нет, — подумала она, — Ташка не при чем. Так Ташка ее не ненавидела.
Она все еще надеялась, что сможет вспомнить что-то, какую-то деталь. Что-то, что даст ей зацепку, подсказку о том, кто же это все-таки был.
Ее подловили, когда она еще даже не дошла до круга зур, намного раньше, а потом изрешетив лицо, перетащили и кинули у ее жилища. Окровавленную, в полубессознательном состоянии.
Если бы они говорили,шептались, сказали что-то, она бы может узнала бы их голоса, уж запомнила бы точно. Но эти твари молчали! Проделали все тихо и неспеша, как немые! Он высадили каждую личинку не случайно, ровно в том месте, в котором хотели, предварительно закрыв чем-то ее глаза и одурманив, отчего ее сознание расплывалось будто она хорошо выпила.
Айра тихо взвыла и сжала тряпку в руках. Как отомстить, если не знаешь кому?
Эти твари все предусмотрели!
Бросив взгляд на спящего сына она стала осторожно убирать весь тот беспорядок, который образовался сам собой, пока она лежала без сознания. Вид спящего сына заставил ее вернуться в реальность. Хотя бы на некоторое время унять бушующие эмоции.
Уборка заняла ее мысли и руки, но ненадолго. Привести жилище в порядок заняло немного времени.
Что ж, — подумала Айра, — теперь можно и выйти, найти Драмара.
Она встала, и застыла на несколько мгновений. Идти к этому старику она хотела не только для благодарности, которую он заслужил более чем, когда помог в такой тяжелый момент. У нее была к нему одна просьба. Всего одна. И на эту просьбу она сейчас не могла никак решится. С трудом преодолев собственную слабость, и сделав шаг, она застыла перед пологом. Он отделял ее жилище, ее мир от внешнего. Сейчас она боялась сделать шаг не из-за будущей просьбы к Драмару, а из-за лица.
Один шаг. Всего один шаг. Нужно сделать один шаг, а там…там она просто рванет вперед.
Разве сложно?
Сердце бешено заколотилось.
А если там кто-то сидит? Эти гребаные суки. Точно ведь будут сидеть. Будут ждать.
Но не будут же они ждать весь день момента, пока она выйдет?
Или будут?
Раньше она никогда их не боялась, остальных зур, относилась с отвращением, — что ей было за дело до этих уродин?
Сейчас же все было иначе.
Она сильно и громко выдохнула, и шагнула. Сразу так, чтобы оказаться за пределами родного и безопасного шалаша.
Знакомый мир будто ослепил, — хотя снаружи царила привычная полутьма, сумерки пещеры.
И сразу же, справа от себя,она услышала хохоток. Мерзкий, злобный, довольный хохоток.
Ах ты сука! — закусила от злости и обиды губу Айра мысленно послав зуру.
— А кто там вышел? Кто выглянул? Наша красавица? — сказав это, Ташка залилась заразным, звонким смехом содрогающим все ее огромное тело.
— Что с личиком? Покажи красоту, дашь поглядеть, а? Покажешь, что там под обмотками?
Правый кулак сжался в бессильной ярости.
Нет. — остановила она себя. Пусть. Пусть смеются. Теперь это неважно. Уже неважно.
Ташка шагнула было к ней от своего шалаша.
— Не подходи сука. — хрипло, с трудом сказала Айра.
И у нее в голосе звенела такая решимость и угроза, что Ташка на мгновение замешкалась, и трусливо попятилась обратно.
Она никогда не слышала у Айры такого голоса, обреченного, готового на все. С обладателем такого голоса лучше не связываться, себе дороже, это Ташка почувствовала инстинктивно.
Айра тем временеме прошла мимо нее, и двинулась дальше на прощание показав жест, простой и понятный,посылающий в края далекие.
Ее мысли были заняты уже другим. Она должна найти Драмара.
Наверняка он где-то сидит на окраинах, — с Изгоями.
Собственно, где же ему еще быть, как не там?
Напоследок, она бросила взгляд на оставшийся за спиной круг зур.
Как же я вас ненавижу! Всех! До единой!
Вот только сделать она ничего не могла. Надо во чтобы то ни стало поскорее найти Драмара.
Айра все решила.
Да — это единственный выход.
Зур’дах маленький, но уже не беспомощный, он уже прошел Испытание, и теперь по крайней мере от этой напасти от в будущем избавлен. Теперь он в будущем может стать хотя бы стражем. Это уже намного лучше того, что было у нее в жизни. Много лучше. А она….
За эти два дня когда мальчик вернулся, она некоторое время думала, что сможет пересилить себя. Сможет жить для него. Но нет.
Она смотрела в свое отражение и ей хотелось умереть.
Да, повязки были не нужны. Все зажило. Все, что могло. Мази Драмара работали хорошо. Слишком хорошо. Но лица они вернуть не могли.
Айра посмотрела в небольшой кусок металла, начищенного до блеска в свете огня, служащего ей зеркалом — она теперь стала уродом. Как ни крути. Как ни пытайся взглянуть на ситуацию и лицо иначе. Этого не скрыть никак. Вернее, срыть можно, но это ведь надо скрываться всю оставшуюся жизнь. Всю!
Она пыталась найти в отражении старую себя, красивую молодую женщину, но глаза видели только лицо какого-то незнакомого чудовища, уродливой старухи.
Она отбросила кусок металла в сторону.
Нечего тут смотреть.
И все равно оставались сомнения…Хотелось жить. Очень хотелось.
Она тихо и неслышно для спящего сына прошлась по шалашу. Прикоснулась то к одной вещи, то к другой. Внутри все переколотилось. Что делать она не знала. Она вроде и все решила….но…Окончательной уверенности не было.
В памяти всплыли слова Ташки. Про лицо.
Лицо? Как его теперь показать? Теперь ей всегда придется ходить в обмотках на лице. До конца своих дней.
Нет! Не будет такого.
Она случайно уловила короткий миг уверенности, в который любое существо способно на все.
Айра почему-то точно знала, что если упустит этот миг, то он будет утрачен безвозвратно. Миг уверенности в непростом и может даже неправильном решении.
Сейчас, или никогда.
Бутылочка с зельем была приготовлена загодя, взяв ее со стола она подошла к постели сына.
Идеальный момент. Да и Зур’дах, к счастью, крепко спал.
Она тихонько наклонилась и поцеловала его в лоб, осторожно дотронувшись ладонью к грязным спутанным волосам сына. Он не скоро еще проснется.
Левой рукой она ощупала свое лицо. Хотелось рассмеяться и заплакать одновременно. Правая рука покрепче сжала каменную бутылочку, а палец щелкнул по пробке, закрывающей ее.
С легким хлопком вылетела пробка из бутылки, и в ноздри ударил душный, терпкий аромат концентрата сонной травы.
В маленьких дозах лекарство, обезболивающее, а в такой концентрации, — гарантированная смерть за десяток мгновений.
Айа села на место своего сна, укрытую шкурами циновку. Подняла к голове бутылку.
Прислонила горлышко бутылки к губам и застыла. Холодное. До дрожи.
Легкий наклон и губы уже в синей жидкости, но все еще сомкнуты. Миг сомнения вернулся.
Глотать или не глотать?
Последняя возможность передумать.
Сердце начало разгоняться, биться все быстрее и быстрее, и Айра сейчас слышала в ушах только этот бой барабана. В глазах от страха потемнело.
Бум! Бум! Бум!
Сейчас или никогда.
Короткое движение дрожащей рукой. Закрытые глаза, чтобы не видеть ничего вокруг.
Жидкость потекла внутрь. Медленно, неторопливо, тонким ручейком, охлаждая горло.
Айра начала дрожать. Не от действия зелья, нет. Это был страх тела, которое не хотело умирать. Тело начало сильно колотить.
Она быстро легла. Ни сидеть, ни стоять Айра была уже не в состоянии.
Жидкость морозила. Холод начал разрастаться, где-то из живота. Зубы бешено отстукивали.
Холодно.
Очень холодно. — подумалось ей.
Вялость сковала все тело, не хотелось шевелиться. Она укрылась покрывалом.
Неужели это случиться сейчас? — подумала она, — Может это не то зелье? Может не подействует?
Пару секунд было очень страшно, отовсюду начала накрывать тьма.
Действует! — вдруг отчетливо осознала она.
Это испугало Айру до дрожи.
Захотелось отмотать все назад. Захотелось выбросить к тшакам это зелье. Захотелось не пить его. Захотелось перебороть себя, преодолеть эту минутную слабость которая привела к такому глупому решению.
Вдруг захотелось до боли в сердце жить. Хотелось все вернуть обратно. Обратить вспять по-глупости принятое решение.
Зачем я это сделала? Дура,дура! Зачем поспешила? Не надо было!
Миг, и даже эти мысли внезапно потеряли свою четкость, болезненную остроту, и скорость…
Мгновения начали медленно растягиваться и страх вдруг исчез. Захотелось спать.
Она перестала ощущать руки, ноги. А через короткое мгновение, перестала ощущать и вовсе все тело полностью.
Айра проваливалась в какую-то бескрайнюю звездную тьму. Похоже на сон, только в десятки, в сотни раз глубже, до полного самозабвения. Появилось какое-то новое, незнакомое ощущение. Оно раз за разом сотрясало душу. Чувство неожиданного, внезапного и бесконечного падения. Когда дух захватывает, а страх и восторг переплетаются воедино. А потом все резко пропало. Никаких звезд, никакого падения. Ничего.
Сердце наконец перестало биться.
Наступила тишина.
Зур’дах проснулся разбитым, и с ощущением, будто его разобрали на маленькие частички, да так и не собрали. Болела каждая часть тела. Ему снилось разное, и лианы-убийцы, и странные пауки, которые следили за ним исподтишка и все не нападали, и…Испытание…
Вдруг он резко встал. Это был совсем не сон. Все произошло в действительности. Он помнил.
Я выжил.
Правая рука которую он поднес к глазам подтвердила это. Татуировка была на месте.
Он улыбнулся. Может теперь его трогать никто не будет? Правда, с чего бы им перестать?
Нет, будут.
В этом отношении ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. По крайней мере, пока он не вырастет и не станет настоящим Стражем. Может только тогда…
Живот скрутило от острейшего желания есть. Гоблиненок поднялся. В шалаше было непривычно холодно и он поежился. Может это холод и заставил его проснуться. Обычно внутри горел костер и было тепло и душно.
Зур’дах осмотрелся. Мать свернувшись калачиком спала. В шалаше стало вновь чисто. Все вновь лежало на своих местах. Пройдя несколько шагов он понял, что сил слишком мало. Поискав глазами еду он не нашел ее. Подошел к столу и к небольшим корзинкам, в которых хранилась еда, или ее остатки. Обшарив корзинки он не нашел еды. Кажется, действительно ничего не осталось.
Как не хотелось ему будить мать, острые рези в желудки были слишком сильны.
— Мам?
Крепко спит.
— Мам?
Не отзывается.
Зур’дах вздохнул. Придется будить. Он надеялся, что она не слишком крепко уснула, и проснется, если позвать как обычно. У нее всегда был чуткий сон, стоило позвать, как она тут же открывала глаза.
Гоблиненок осторожно подошел. Не хотелось будить маму резко. Он встряхнул ее за плечо, прикрытое легкой меховой накидкой.
Накидка сползла с плеча.
Гоблиненок еще раз дотронулся до плеча, но в тот же миг его тело будто чем-то прошибло.
Мама была холодной.
— Мама, ну встань. — сказал он совершенно не то что хотел. Не то, из-за того, что страшная мысль вмиг пронзила его мозг, за секунду до окончательного осознания.
Его руки как-то тряпками обвисли. Силы поднять их просто не было.
Стиснув зубы, чтобы придать себе решительности, он дернул маму на себя. Дернул сильно. Случайно.
Зур’дах не хотел так сильно ее дергать.
Она перевернулась лицом к нему. Видно было только глаза и губы, все остальное все так же замотано. Только вот на губах какая- то застывшая синяя пена.
Задрожали ладони, руки, коленки. Резко затошнило.
— Не может быть… — испуганно и ошеломленно прошептал Зур’дах, вновь дотронувшись до холодного и жесткого тела матери и не веря.
Не может.
Что делать, что делать?
В голове была паника и растерянность. По щекам текли редкие слезы.
Может ей просто плохо?
— Мам… мама…ну давай…ну встань…пожалуйста…не спи…перестань…
На него что-то нашло, и он начал дергать, трясти маму изо всех сил. Слезы хлынули сильно как никогда.
Зур’дах пришел в себя через минуту. Когда в руках не осталось сил. Даже трясти теперь не было сил.
— Что я делаю?..Надо позвать на помощь…Прямо сейчас!
Мысли заметались в голове, как испуганные животные в запертой клетке.
Надо кого-то позвать? Кого? Знахарку? Ксорха? Драмара?
Он не знал. Но он верил только старику. Только Драмару. Он лечил маму.
Уцепившись за эту мысль, он вскочил и побежал, хотя сил не было. Выскочил из шалаша и рванул. Он не разбирал ничего. Ни куда бежит, ни как, даже на мгновение забыл зачем…ноги сами несли в сторону изгоев.
Главное — позвать кого-то взрослого. Пусть Драмара. Он поможет. Он и тогда помог. Да…
Кажется он в кого-то врезался…Потом еще раз. Его развернули. Попытались схватить. Но он вырвался и побежал куда надо. Дыхание перехватывало от бега, ноги отяжелели.
Драмар всегда-то там, на окраине, рядом с изгоями. Надо только найти побыстрее, пока не поздно. Побыстрее.
Быстрее…
До сознания Зур’даха еще полностью не дошло, что уже поздно, что изменить ничего нельзя.
— Мертва. Давно.
Голос Драмара звучал ровно, но даже в нем чувствовалась какая-то грусть и окончательное разочарование.
— Как? Как так? Не могла же она просто взять и… — Зур’дах не смог закончить предложение. Слезы безжалостно душили.
Некоторые слова которые он хотел сказать, горло просто не пропускало. Отказывалось произносить. Сразу возникал огромный ком. Жесткий, непроходимый, заставляющий почти задыхаться когда он хотел произнести некоторые слова.
— Отравилась. — безжалостно вынес вердикт Драмар, внимательно осмотрев его маму.
— Я не верю! Мама бы так не сделала. Не верю! — Зур’дах крикнули эти слова в лицо Драмару, и добавил. — Ее кто-то отравил. Не она сама. Она не могла. Моя мама бы не смогла.
Гоблиненок отвернулся от старика. Уткнулся в противоположную сторону, чтобы не видеть ни его ни маму. Слезы бежали сами собой.
Теперь, когда рядом стоял старик, стало почему-то спокойнее, хотя ничего существенно не изменилось. Но, он все равно не верил в сказанные Драмаром слова, что мама сама себя…отравила.
Старик приподнял бутылочку, лежавшую прямо подле Айры. Цвет жидкости вытекшей из нее был такой же, что и на губах покойницы.
На десяток мгновений Драмар задумался. Покачал головой и тихо произнес.
— Нет малец, это она сама. Я тебя вовсе не обманываю…Она приходило ко мне…да я не понял, что она имела в виду. О другом подумал…
Гоблиненок пропустил слова старика мимо ушей.
Он обманывает.
Кто-то сделал это с мамой. Ташка. У нее тогда не вышло, вот она сейчас и дождалась момент.
Глаза Зур’даха вспыхнули холодной яростью.
Она заплатит.
— А я тогда и не понял зачем она пришла. Почему попросила меня…Думал глупость какая…
Гоблиненок уже не слушал старика. Он уже знал, что будет делать. Мстить. Только пока еще не знал как.