Подземелье

Глава 126

Несмотря на небольшой шок и разлад в своей душе, Зур’дах легко провел еще три боя в течении дня. Первый бой был кулачным, с четверкой гноллей: они с оружием, он — без. Тут, по указанию Наставника, он должен был показать хорошую скорость, силу кулаков и не заканчивать бой быстро. В полную силу бить было нельзя:гнолли — не каменный тролль, и слишком сильный удар его рук мог их сильно покалечить, а то и убить. Впрочем, на самом деле в какой-то момент боя, Зур’даху было уже всё равно, если слишком сильный удар прилетит по его противникам — те ведь явно не сдерживались.

В другом бою против него выпустили двух опытных, татуированных гоблинов-бойцов. Руки их были покрыты многочисленными метками боев, через которые они прошли. Но всё же, большинство меток были не за смертельные бои, а за обычные. Про метки и их отличия Наставник подробно им объяснил только сейчас. До этого они лишь знали, что после каждого боя боец получает отметку. Смертельный бой отмечался черепом, а обычный — скрещенными мечами; поражение же обозначалось сломанным мечом.

Именно по примеру двух взрослых гоблинов, Зур’дах понял, что опытные бойцы даже если проигрывают в скорости, всё равно могут доставить много проблем когда атакуют слаженно и продуманно. Как вот против него. Видно было, что они воспринимали мальчишку абсолютно серьезно. Победа над каменным троллем видимо немного подняла его репутацию и теперь его никто не недооценивал. Чего Старший Наставник и добивался, — заявить о себе, но не во всю силу.

Третий его бой был против небольшого, но сумасшедше быстрого насекомого. Зур’даху выдали в руки два круглых камня, чтобы были шансы пробить шкуру твари. И с этой задачей он справился легко. Этот бой тоже считался смертельным, хоть и не был таким опасным.

У других всё происходило похожим образом: по несколько обычных боев, и один — смертельный. Только троица самых слабых из их семерки провела все обычные бои.

Однако все бои Зур’дах провел в каком-то пограничном состоянии. Он вроде и сражался, и даже насмерть. Но никаких эмоций — ни волнения, ни страха он не испытывал. Пришел, подрался, как сказал Наставник, и вернулся в комнату отдыха. Мысли полностью занимали каменный тролль и жук рогач. Смерть первого и жизнь второго.

Почему я вообще это увидел? В этом был какой-то смысл?

В чем Зур’дах не сомневался, так это в том, что ему всё это не приснилось, не почудилось.

Возможно, — подумал гоблиненок, — Это что-то внутри меня говорит о том, что везде в природе один убивает другого. И чтобы жить нужно убивать.

Старший Наставник был недоволен и списал потерю сознания на первое намеренное убийство разумного. И всё равно долго распекал его после боя:

— А если бы нужно было вернуться и закончить бой? А? Пока ты не убедишься, что убил всех в Яме, — ты должен держаться. Даже если чувствуешь, что тяжело дышать, душно, страшно, ты должен держать себя в руках! Всегда! В любой момент! Зачем столько усилий, столько стараний, если ты теряешь сознание просто от того, что прибил вонючего тролля?

Черный гоблин сплюнул и выдохнул. Впервые Зур’дах видел его таким…заведенным.

Минуту он молчал, а потом сказал:

— Ладно. Так даже лучше. Многие, особенно те, кто нужно, видели что ты потерял сознание после первого боя. Пусть думаю, что ты слабее чем есть на самом деле, что ты слишком переживаешь. Редкость, но и такие бойцы бывают.

Зур’дах кивнул. Ничего внятного ответить на всё это он не мог.

У Маэля всё прошло хорошо, хотя ему тоже пришлось совершить первое убийство. Однако пока они сидели, Маэль удивился вопросу Зур’даха, было ли ему сложно это сделать:

— А почему мне должно быть его жалко? Ты бы видел того ублюдка, который вышел против меня. Старых хрыч мутант. Редкий урод. Руки в черепах. Эта тварь без малейших сожалений пыталась меня убить. Тыкал своими железками.

Маэль хохотнул.

— Но я ему хорошо ответил. Хорошо вмазал. Аж кости хрустнули. У него конечно.

Он показал удар ногой.

— Вот так. Достал прямо до его головы когда он нападал в который раз. Мне прием этот показывал однорукий на отдельных тренировках. Пригодилось.

— И?

— И? — После этого удара он уже не встал. Я даже не понял, что всё закончилось. Но…все-таки, чтобы выдержать удар моей ноги, кожа должна быть измененной. А голова у него была обычная.

Ну да, — подумал Зур’дах, — Это кожу каменного тролля я не мог с первого раза пробить…

— Зур’дах, — вдруг похлопал его Маэль по плечу, — Забудь. Если бы вместо тебя стоял обычный гоблиненок первого круга, — этот тролль смял было его, раздавил, и потом слопал. Так чего же ты беспокоишься? Ты же был в Подземельях? Ты должен знать, что выживает сильнейший и… — Мэаль ухмыльнулся, — И хитрейший. Мы выжили. Мы сильные. Всё. Не о чем говорить.

Зур’дах согласно кивнул. Маэль говорил правду. Он это и сам понимал.

Когда бои закончились, все выдохнули и…расслабились. За этот бесконечный день дети устали неимоверно. Но все справились. Никто не проиграл.

Впрочем, это-то неудивительно — Старший Наставник отобрал семерку самых сильных, да и противники их были выбраны не случайно.

— Ну что? Маленькие бойцы. Теперь уже вас можно так называть. Вы прошли несколько сложных боев, и теперь… — он хмыкнул, — Ваша стоимость в глазах других Хозяев Ям возросла. Все ошибки и промахи мы разберем по приезду. Теперь же…вам осталось самое важное — то, за чем мы и приехали — получить метки.

Теперь их вывели наружу и они наконец смогли вновь вздохнуть не душным воздухом Ям, наполненных кровью и потом, а просто…душным воздухом. Потому что дроу, людей, нелюдей и гоблинов вокруг была просто тьма. Людей, правда, меньше всего.

За ними пришел тот самый старый дроу, который спускался и звал их на бои. Он теперь осмотрел всех детей и повел вместе со Старшим Наставником в одно место, которое напоминало и кузницу и кожевную мастерскую одновременно. По пути к их небольшому отряду присоединился Варгус. Он был молчалив и не проронил ни слова.

Внутри очереди не было. Но прежде чем войти в пышущую жаром кузницу, они вошли в пристройку. Там сидел древний с виду дроу, а возле него — совсем молоденький, корпевший над кипами бумаг.

Дроу, который вызывал их на бой, отдал все бумаги с результатами боев, а Варгус продиктовал имена каждого ребенка и их Владельца, Айгура.

В итоге они с листом плотной бумаги и тем же старичком-дроу прошли внутрь, в «кузницу меток». Как понял Зур’дах, сопровождающий их дроу должен был следить за тем, чтобы нужные метки были нанесены на нужного гоблиненка и чтобы никто не вздумал хитрить.

Внутри стоял неимоверный жар, запах раскаленного металла, кожи, и просто вони. Чем-то это место напоминало то, где наносили рабские клейма у Айгура.

В ряд на каменной подставке лежали штыри-клейма с символами на конце. Вот черепа, причем разных размеров, вот перекрещенные клинки, вот сломанные.

— Не каждые смертельные бои оцениваются одинаково. Чем крупнее череп — тем сильнее был твой противник. Условно их делят на пять, — решил объяснить Старший Наставник, пока они ждали дроу, который должен был поставить метки.

— А у меня какой череп? — просил Зур’дах.

— У тебя второй. — палец черного гоблина указал на клеймо.

Немного. Всего лишь второй по размеру. — понял Зур’дах.

— Ну, кто тут у нас? — вышел из-за перегородки одноглазый дроу, у которого отсутствовала половина зубов. Гоблиненок впервые видел такого уродливого дроу. Обычно они были…хищно красивы. Этот же…был словно насмешкой над ними.

— Начнем с этого. — толкнул одного из мальчишек Варгус.

Сначала метки поставили тем, кто прошел обычные бои.

Зур’дах заметил, что каждая заготовка кроме того, что раскаленная, еще и горит странным голубым пламенем, а в момент прижигания кожи «кузнец» окутывает ее концентрированной тьмой. Так символ получался черным до невозможности.

И наверное, — подумал Зур’дах, — Такую метку вывести невозможно.

Раздавалось раз за разом шипение горящей кожи, вскрики детей и запах…неприятный запах. Миг, — и очередной символ черепа или меча появлялся на внутренней части предплечья.

Пришла и очередь Зур’даха.

— Так… — дроу в перчатках взял разгоряченное клеймо, — Измененная рука, не люблю такие…пробить ее будет сложновато, но возможно. Будет больно, гоблинский выродок. Приготовься. Можешь кричать. Мне крики даже нравятся.

Дроу ухмыльнулся остатками зубов и хохотнул.

Он какой-то ненормальный! — понял Зур’дах, глядя в его единственный безумный глаз, который вращался вправо и влево. Дроу крепко зафиксировал руку Зур’даха и гоблиненок понял, что вырваться из этой хватки не сможет.

— Что ему? — спросил он старого дроу сопровождающего.

— Два черепа, первого и второго размера, и две обычных победы.

— Ща сделаем.

Через мгновение боль пронзила руку Зур’даха. Давно уже его измененная кожа не ощущала ТАКОЙ боли, будто своим клеймом и сгустком Тьмы дроу прожигал ее до самой кости. Скорее всего, так оно и было.

— Не волнуйся, крепость кожи не потеряется, но шрам останется, — хмыкнул тот, ставя очередную метку. Ставил ровно. В ряд.

Зур’дах прикинул, что таких меток на одну руку может влезть больше сотни…если конечно очень плотно ставить.

Маэль в тоже время хвастливо показывал тем из детей, кто прошел обычные бои свои метки-черепа.

— Красивые, да? А у вас таких нет.

— Раньше, прошлым поколениям, ставили просто линию — шрам за успешный бой. За поражения не ставили. — вдруг сказал Старший Наставник, будто вспоминая какое-то давнее время.

Он с какой-то ностальгией и странным выражением лица наблюдал за процессом нанесения меток.

Странно, но Зур’дах так и не увидел на руках Наставник ни одной метки. Но об этом ни разу не спросил.

Нанесение меток закончились обычно быстро. За три-четыре минуты с Зур’дахом было закончено. И он лишь сжимал зубы, чтобы не кричать от боли. Боль от того, что одноглазый-дроу пронзал измененную кожу была в десятки раз сильнее обычной. Жгло так, будто там оставался горящий уголек, который кто-то забыл вынуть.

— Это нормально малец, мутировавшая кожа очень сильно болит, — сказал вдруг Варгус, — Надо потерпеть. Можешь покричать.

Зур’дах терпел и уходил не в состоянии выдавить из себя ни слова. Потому что если б он открыл рот, то закричал бы непременно. У остальных лица кривились от боли, но видимо невыносимой она не была.

Вернулись к повозке они быстро. Вот только теперь их было на одного меньше.

Турхуса действительно продали, как и сказал Старший Наставник. Почему-то на мгновение Зур’даху стало грустно. Ведь и его могут вот так продать в один момент и он ничего не сможет сделать. Собственно, когда его поймали, его точно так же продали Айгуру. Как вещь.

Поэтому к и так подавленному состоянию от первого убийства и странного видения — переживания, добавилась ещё и продажа Турхуса. Впрочем. Не только на него она так угнетающе подействовала.

Варгус завершал какие -то свои последние дела, а повозка с детьми тем временем перекочевала на окраину этой странной пещеры. Там дожидались своей очереди на выезд в тоннели и другие повозки. Несколько часов пришлось ждать. И всё это время дети хвастались друг другу своими соперниками и в который раз рассказывали о боях.

Зур’дах молчал. Ему было не то что бы неприятно говорить об этом, — просто не хотелось. Он уже относительно спокойно воспринимал произошедшее. Те слова Маэля действительно помогли, потому что были правдой. Таков мир Ям: либо ты убиваешь — либо тебя убивают.

Маэль, как обычно, тоже хвастался, и, как обычно, преувеличивал всё то, что случилось.

Их повозку всё это время толкали другие рабы-нелюди и задевали другие повозки и телеги. Тут сновали вперед-назад тысячи существ: кто-то заглядывал внутрь, смотрел и оценивал детей, кто-то просто проходил мимо. Некоторых, особо настырных, черный гоблин прогонял плеткой.

Варгус вернулся довольный, и с небольшой шкатулкой под рукой. Похоже, он закончил свои дела.

Закончив хвастаться, Маэль подсел к Зур’даху:

— Покажи свои метки. — попросил он гоблиненка.

— Вот дерьмо, твой череп больше, — воскликнул он, — Я думал будет незаметно, но разница ощутимая. Срань!

— Ну так и противник его был серьезнее, — заметил другой мальчишка.

— Да что ты там знаешь о его сопернике, — отмахнулся Маэль, — Тебя же там не было, сам только морды поколотил, никого не убил. Слабак.

— Я вот, если бы не нужно было сдерживаться, не получил бы ни одной царапины! Не то что ты, — а потом глаза его скользнули по телу Зур’даха, — А у тебя-то, — сказал он задумавшись, — Ни царапины. Я и не заметил поначалу.

Зур’дах поднял руку. Там, на костяшках, были небольшие кровавые трещинки после боя с троллем. Вернее, должны были быть.

— Ой! Уже зажили. — искренне удивился он.

— Я ж говорю — ни царапины.

Только показывая Маэлю метки Зур’дах понял, что боль ушла. Незаметно. И шрамы покрылись кровавой коркой.

Интересно, — подумал гоблиненок, — А кожа там будет такая же крепкая как раньше? Тот дроу сказал что будет, но откуда ему знать?

— Мы первые! — вдруг гордо сказал Маэль, невольно скривившись от боли. Хоть поначалу остальным детям было не так больно как Зур’даху, но теперь у него боль прошла, а у них — еще нет. Все же чем выше был круг, тем мощнее регенерация.

— Остальные, те кого не взяли на бои, — сопляки, а мы уже бойцы! У нас с вами есть метки, — у вас конечно дерьмовенькие,- но всё же.

Остальные, впрочем, хоть и улыбнулись, но радости не разделяли. Натянуто это было как-то. Хотя то, что все выжили и никто не получил серьезных ран было явно хорошим знаком.

После появления Варгуса в повозку дополнительно загрузили два ящика каких-то товаров и лишь после этого они тронулись в путь, расталкивая всех по пути.

— Брысь, шваль! С дороги, уроды! — рявкнул дроу-возница, — Ублюдки вонючие! Сейчас хлыстом огрею!

Пока они выезжали, Зур’дах вновь вернулся мысленно к….нет, не к троллю, а к жуку-рогачу. Это было важнее.

Что это было? Выверт мозга? Помутнение сознания? И почему всё ощущалось настолько реально, как никогда не бывает во сне? — Он не знал.

Зур’дах посмотрел на свои руки-ноги.

Тогда, когда он всё переживал вместе с жуком, он точно знал как цепляться этими лапками, точно знал где на них находятся тонкие крючки, помогающие лазить по коре дерева. То, чего знать он не мог. Это знание осталось с ним и сейчас. Он знал как орудовать головой с рогом. Это было совершенно естественно. И это был лишь один фрагмент памяти. Рефлексы как действовать, даже как распахнуть крылья и летать, — всё это он теперь знал. Знал он и то, что летал жук редко. Это было непросто для него.

В дополнение к этому, теперь Зур’дах четко знал, что полет — небезопасно. Слишком много тварей, пытающихся сожрать тебя во время пути. Эти знания словно с запозданием воспринимались Зур’дахом.

Кусочек жизни, подумал он. Сейчас, едва они покинули толчею Главной Ямы, каждый из детей либо болтал, либо молчал, думая о своем. Даже Маэль остал от всех и просто смотрел в проносящиеся мимо стены. Их повозка набрала уже приличную скорость.

А я ведь увидел не все… — подумал Зур’дах, — Меня вырвали из того странного состояния. Но я точно мог увидеть больше…

Зур’дах застыл, вспоминая свои ощущения.

Повозку тряхнуло, видимо она наехала на какой-то камень, и гоблиненок легонько стукнулся об стенку.

— Боольно… — потер он ушибленную голову. Одновременно с этим замечая, что мир вокруг изменился…

Вот он едет со всеми и трет больное место. Но….одновременно с этим он перестал себя ощущать тут. Он внезапно стал чувствовать себя большим и немощным. Пузатым и старым.

Что такое?

Словно одним глазом он видел эту реальность, этот тоннель. А вторым….вторым, вместе со всеми своими ощущениями, заглянул куда-то в….прошлое. Свое прошло.

Сознание разделилось. Пока он утирал ушиб другая часть него очутилась в теле жука.

Нет, он стал жуком.

Несколько мгновений раздвоенность не проходила, пока наконец слияние полностью не захватило его сознание.

Раздвоенность сознания исчезла. Он стал единым целым с этим новым телом. Лишь какая-то зацепка в его настоящем теле не разрешала провалиться в полное отождествление с жуком.

Тяжело…Очень тяжело. — понял Зур’дах.

Сил почти не было. Шевелиться было тяжело, но он полз. Просто перебирал лапами, и куда-то полз. Поначалу он не понимал куда. Да, он был тем жуком-рогачом, — пришло запоздалое осознание Зур’даху. Отметил он это какой-то крошечной частью сознания. Вот только сейчас он был старым. Очень старым. По меркам жуков так и вовсе долгожителем. И очень умным. На порядок умнее сородичей. Всё его тело было покрыто следами схваток не на жизнь, а на смерть. Вдруг грань ощущения себя и жука настолько истончилась, что Зур’дах провалился во тьму.

Жук ощущал слабость. Хитиновая броня истончилась, двух лап не хватало, — потеряны в жестких схватках за свою жизнь. Один глаз не видел. Но это ничего. И с таким можно жить, нужно только быть осторожным. Долго жить тяжело. Потому что с каждым днем это давалось всё тяжелее и тяжелее. Теперь даже взобраться по дереву, по лазу, представляло трудности. А уж избегать опасностей — стало вообще на грани невозможного. Теперь он мог по нескольку дней не двигаясь ждать, когда выпадет возможность пройти дальше, или получить остатки еды, кем-то пойманной и добытой.

Бесконечная гонка на выживание. Вот чем была и есть его жизнь. И сейчас он где-то в конце.

Передвигая лапами и цепляясь остатками крючков на них, он взбирался. Если раньше он двигался бесцельно, просто выживал, то теперь…теперь у него была цель. За несколько тянущихся бесконечными часов, он преодолел путь от ветки к дуплу ствола. Там не было никого, он присмотрел это место немного раньше. Закинув внутрь свое тело, он перевернулся несколько раз и упал на брюхо. Да, так и застыл среди остатков мертвой листвы и прочего сора.

Любой путь должен где-то заканчиваться. И он почувствовал, что это — его последнее путешествие. Он хотел одного. Закочнчить его в спокойном месте.

Сейчас он осторожно отполз чуть подальше от входа и умостился среди вороха сора. Одну из лапок он поставил на ствол дерева так, чтобы ощущать малейшие вибрации своими чувствительными волосками. Собственно, только на одной, этой, лапе они и остались. Опасности всё же никто не отменял, поэтому даже во сне нужно было сохранять бдительность.

Жажда жизни покинула его. Хотелось спать. За один этот подъем усталость в теле накопилась невероятная, теперь тело ощущалось обузой, неподъемным грузом. Во сне это исчезало.

За пару десятков мгновений его сморил сон, которому он даже не сопротивлялся. Он надеялся, что этот сон станет последним. Это было бы хорошо — умереть не в пасти какой-то твари, став обедом, а просто от собственной дряхлости. Стало легко и хорошо, почти как в детстве, когда сознание пребывало в каком-то дурманном состоянии неведения.

Однако…продолжалось это недолго. Жук не успел толком насладиться блаженным покоем, так как его ворсинки на лапе ощутили вибрацию ствола. Да и одновременно с этим возопило чувство опасности, выработанное за много лет.

Он напрягся и с трудом отряхиваясь от сна зашевелился. Пробуждение давалось тяжело. Он собрал те немногие силы, что были и приподнял голову, будто обнюхивая пространство. Он не мог понять — откуда же шла опасность? Он не ощущал ее ни справа, ни слева, ни под собой…только…Наверху!

Обнаружил тварь он слишком поздно. Хотя, даже обнаружь он ее раньше, то убежать бы не смог. Нет больше ни былого проворства, ни способности к полету, ни желания жить и бодаться до смерти.

Что это за существо рогач не понял — его старое и немощное тело просто оплело какое-то немыслимое количество конечностей, щупалец, клешней, и всё это в момент начало его с немыслимой злобой раздаваливать, разрывать на части. Он пытался сопротивляться. Боролся. Брыкался. Лапами пытался исцарапать своего обидчика. Хотел вырваться. Он на миг понял, что всё же хочет жить. Но тварь была больше и сильнее.

Рогач уже не ощущал ни собственного тела, ни боли. Но зато он ощутил утечку энергии. Утекала его собственная жизнь. Его тело пожиралось, становилось для другого, так как и другие становились всю его жизнь пищей для него. Обычно он выходил победителем из борьбы, но сейчас…он ошибся. Выбрал не то дерево, не то дупло, не то место для своего сна. В нем оставались крохи жизни. Последние крохи.

Мир исчезал. Окончательно темнел. Исчезли запахи. Ощущения. Совсем неожиданно вспыхнул СТРАХ. Но и он через миг испарился.

Странная легкость и одновременно тяжесть затопили его сознание. Он будто по-новому вздохнул. Исчез физический мир. Его тела больше не было. Началось странное, жуткое растворение.

Зур’дах ощутил, что их с жуком сознания на мгновения слились окончательно, а потом разделились и от этого соприкосновения в нем осталась часть жизни жука.

Через мгновение он четко видел его и ощущал вне этого пространства СЕБЯ.

И теперь уже Зур’дах наблюдал как понемногу угасает сознание жука и наступает тьма, из которой нет возврата. УХОД. РАСПАД.

Гоблиненок стал сторонним наблюдателем. То немногое, что составляло сознание жука, растворилось. Тьма стерла его воспоминания, — понял он.

Однако сам слепок, словно пустая оболочка, завис перед бездной.

Туда уходят жизни всех, — понял он, наблюдая чистым осколком разума жука. Однако, совсем неожиданно, осколок потащило сквозь тьму вниз на бешеной скорости, и его уволокло следом.

Он хотел закричать, но не мог. Остановиться, но не мог.

На какой-то немыслимой скорости его несло и несло сквозь глубины тьмы и он вдруг понял. То, что должно было растворить сознание и его, и жука, не могло это сделать. Тьма не могла их поглотить.

Мы — неуничтожимы! Смерть-не конец.

Они неслись словно в водовороте тьмы, который настойчиво их куда-то толкал. У этого блуждания была цель. Искра от жука, в которой не осталось ни воспоминаний, ни сознания куда-то стремилась.

Через секунду случилось то, чего Зур’дах никак не мог ожидать.

Тьма закончилась вспышкой боли и света.

Нахлынувшие на него со всех сторон ярчайшие ощущения было нельзя ни с чем спутать — он родился. Вернее, не он — а та часть жука, за которой он следил.

И через миг, который был растянут по времени, он увидел перед собой огромные глаза. Глаза насекомого. А сам он вылазил…из какой-то норы? Нет, — ячейки удивительно правильной, шестиугольной формы…

Отовсюду он слышал жужжание, бесконечную вибрацию и кучу запахов. Он начала теряться. Голова закружилась. Вокруг были тысячи и тысячи таких как он. Существ с фасечтатыми глазами. И он начинал понимать их громкое жужжание. А еще у него были крылья. Однако не было брони. Исчезла неповоротливость рогача из прошлой жизни. Рогача в принципе больше не было, о нем помнил только он сам — Зур’дах.

Я-ОН-ПЕРЕРОДИЛСЯ!

Однако через мгновение его выдернуло из этого осколка памяти.

Вернуло в реальность. Настоящую. Теперешнюю.

Его тряс Маэль.

— Да сколько можно дрыхнуть, Зур’дах? Мы уже приехали. Ты всю дорогу проспал!

Гоблиненок распахнул глаза и внутри был такой раздрай, что он не сразу понял где он, кто он и что вокруг.

Повозка. Маэль. Гоблинята. Дроу. Они выезжали из тоннеля и впереди были Ямы Айгура.

Мы приехали, — понял гоблиненок, — Я действительно проспал всю дорогу.

Однако, несмотря на то, что глаза фиксировали все вокруг, происходящее словно доходило до него с опозданием. Он до сих пор не мог отойти от увиденного и понять что это было.

В отличии от первого видения, это было практически полное погружение и переживание. Зур’дах точно знал, что прожил последние мгновения жизни жука-рогача. Это был только кусочек жизни и…перерождения. Но и этого было достаточно. Это пугало. О таком нельзя было никому рассказать. Еще и потому, что он сам не знал что это, а попробуй он это произнести вслух — это звучало бы как бред сумасшедшей старухи. Он сразу вспомнил видения, образы, которые он увидел во Тьме, — там, где было показано как работать с Тьмой, — а еще те два видения с Праматерью, — и они резко отличались от того, что он увидел сегодня. То было полунастоящее, а вот жук-рогач было РЕАЛЬНОЕ. СУЩЕСТВУЮЩЕЕ.

Однако сейчас ему не дали достаточно времени подумать об ПРОЖИТОМ.

Они выгружались из повозки и возвращались в казармы. Все начали говорить, перебивая друг друга, будто их наконец после долгой дороги прорвало. Зур’дах видел на лицах остальных детей радость от того, что они вернулись в Ямы Айгура. Кругом ходили рабы, дроу, на площадке тренировались бойцы — пещера продолжала жить своей жизнью. И не прекращала ни на миг. Это у них семерых произошло куча событий за день. А тут всё было по-прежнему. Всё текло размеренно и неторопливо.

Впрочем, когда они вернулись к своим казармам, их встретили как раз закончившие тренировку дети и однорукий. Кайра кинулась обнимать Зур’даха и Маэля. Другие дети тоже начала заглядывать на их руки, в поисках меток, и Маэль высоко воздел руку показывая свои. Даже Саркх подошел и пожал руку Зур’даху, рассматривая символ черепа на его руке.

— Смотрите, сосунки! У вас таких еще нет!

Он искренне наслаждался этим моментом. Даже у Зур’даха вылетели все посторонние мысли из головы. Он понял вдруг, что тоже рад видеть всех. Особенно Кайру и…однорукого.

— Молодец… м совсем неожиданно похлопал его по спине однорукий.

Впрочем, на лице его вообще не было радости, оно было не просто в напряжении, а будто аж почернело от каких-то внутренних тревог, которым он не давал выхода.

— Ладно, — сказал он, — Порадовались, поприветствовали и хватит. Пора на новую тренировку, иначе подохнете в Яме от лап тварей. Вы семеро, — указал он на прибывших, — Можете отдохнуть тут, у казарм. Остальные — за мной!

Зур’дах с Маэлем сели. Хотелось просто посидеть и ничего не делать. Просто смотреть на медленно текущую жизнь пещеры.

Однако прежде чем пойти на тренировку, к ним подскочила Кайра.

— Слушайте, — тихо сказала она, склонившись к ним, — Вы не представляете что случилось пока вас не было!

— Что, — хмыкнул Маэль, — Кто-то обосрался? Больно интересно.

— Пошел ты. — отмахнулась от него девочка, и побледнела, — Все надсмотрщики говорят, что Даха казнят.

— Даха? — переспросил Зур’дах. От этой фразы ему будто кто-то вышиб весь воздух из груди.

— Твою мать! Ты не шутишь? — вскочил Маэль, — Не может быть!

— Может, — мрачно кивнула Кайра.

— Но за что? Что он сделал? — выдохнул гоблиненок.

— Не знаю. Но это точно. Видели однорукого? Он сам не свой, хоть и делает вид, что в порядке.

Кайра умолкла, а потом добавила.

— А еще они вызывали Саркха. Он долго разговаривал с другими надсмотрщиками и с дроу.

Вот эта информация Зур’даху совсем не понравилась.

— Не знаю, связано ли это. Но Саркх молчит об этом. Я пыталась его разговорить но бесполезно.

Наверное неожиданнее новости для Зур’даха было и не найти. Дах…тот, кто их первыми встретил тут, тот, кто рассказывал много такого, о чем другие не говорили. Тот, кто относился к ним…по-другому. Не так как другие надсмотрщики. Всё потому, что он сам был когда-то Диким, пойманным в Подземелье. И теперь вот это…Еще и Саркх, которого непонятно зачем расспрашивали.

Одного Зур’дах не понимал, что такого тут, в Ямах, можно сделать, чтобы тебя должны были казнить? Ведь даже за серьезные проступки обычно сажали просто в Яму Тьмы.