Подземелье

Глава 40

— Я ни разу не видел твои глаза в действии, — сказал Драмар в пещере с жуками, — Сможешь по собственному желанию их изменить?

Зур’дах кивнул, хотя тут же засомневался что получится.

Мгновение напряжения, и он попытался вспомнить это ощущение, когда все вокруг пронзают и расчерчивают симметричные линии. Он так давно этого не делал, что почти забыл, каково это.

Вот!

Все пространство изменилось, тени стали гуще, чернее, остальное светлее, грани предметов тоже стали четче.

— Интересно… — пробормотал Драмар, — Никогда такого не видел. Но это ведь не те глаза, которые видели опасность, ты говоришь эти два состояния различаются? Все было иначе?

Зур’дах кивнул. Разница действительно была, и он о ней рассказал старику. Тогда, во втором случае, изнутри него смотрел другое существо, — паук, и появлялось оно в ответ на прямую опасность. По собственной воле появлялись просто прямоугольники, и то, через раз.

— Тогда попробуем использовать опасность. Настоящую.

Что имел в виду Драмар, гоблиненок не понял.

Старик подтащил к себе одну из корзинок, где в маленьких плетеных отсеках, размером с длину пальца, — располагались насекомые.

Оттуда всегда шло беспрестанное жужжание и легкий, тихий гул.

— Твоя задача не шевелиться, понял?

Зур’дах кивнул.

— А заодно и проверим твои знания. Закрепим на деле, так сказать. Итак, я достаю насекомое, ты мне говоришь, ядовитое оно или нет, понял?

Гоблиненок согласно кивнул. Собственно, выбора то у него и не было.

Драмар достал какого-то жука из корзинки.

Ладонь раскрылась перед мальчиком. Там сидел желтый в крапинку жук с длиннющими усами.

— Ядовитый или нет?

Зур’дах замялся.

Он не знал!

Несколько секунд он думал. Жук, несмотря на яркую расцветку, выглядел безопасным. Не станет же Драмар сразу доставать ядовитых, — подумал гоблиненок. Да и сам старик без опаски держал его на ладони.

— Неядовитый. — попытался уверенно сказать Зур’дах.

— Что ж, — улыбнулся Драмар, — Тогда… ничего ведь страшного не произойдет, если он немного поползает по твоей руке?

В секунду старик посадил на его руку жука.

Зур’дах вздрогнул.

— Двигаться нельзя. — напомнил старик.

Маленькие цепкие лапки поползли по нему. Насекомое было легким, но ощущалось каждый раз, когда коготочки на лапках цеплялась за его кожу, чтобы подняться выше и выше.

Зур’дах смотрел на него.

Ядовитое или нет?

Ядовитое старик бы наверняка не посадил? Или наоборот, наверняка посадил бы?

Вдруг легкая дрожь прошла по руке.

Насекомое остановилось, а старик вдруг издал резкий низкий звук, словно призывая жука к чему-то.

Словно взбесившись, насекомое встрепенулось, и в этот же момент зрение Зур’дах кардинально изменилось.

Вот она разница между просто расчерченным пространством и этим.

Глаза словно изменили свою структуру, гоблиненок ощутил небольшую боль, будто их выкрутили. Все стало не просто резким и четким, все стало непривычно увеличенным, но самое любопытное…время начало растягиваться. А сердце хоть и стало колотиться быстрее в два раза, ощущалось наоборот, — в два раза медленнее, а его стук стал отдаваться барабанами в ушах.

Да и сам слух…раньше гоблиненок этого не замечал, но он буквально слышал как шевелятся лапки у этого жука, как со скрипом двигаются и опускаются жвалы.

От нахлынувших и обостренных ощущений нахлынула короткая эйфория.

В те разы все было по-другому.

Увидев в долю мгновений пасть насекомого, он разглядел борозди, крошечные царапинки на его хитине, да и сам жук двигался замедленно. Весь мир сузился только до этого жука, который казался огромным.

Клычки-жвала медленно опускались к его коже, намереваясь прокусить ее.

Опасность волной мурашек промчалась по руке вызывая дрожь.

В последний момент Зур’дах разглядел главное — на жвалах блестели две крошечные, даже не капли, еще меньше, мутного-серого цвета.

Яд! — Моментально понял он.

Насекомое ядовитое. Никаких сомнений.

Рука сама дернулась, стряхивая насекомое куда-то вбок.

Старик хохотнул.

— Сработали, глаза-то, сработали! — довольно сказал Драмар, — А если б получше запоминал то, что я говорю, и сам знал бы, что насекомое ядовитое, без использования всяких глаз.

Он встал, осторожно подобрал насекомое, и положил обратно в корзину.

Глаза Зур’дах вернулись в исходное состояние, а сердце перестало бешено колотиться. Все вокруг вернулось к привычным, нормальным размерам.

Гоблиненок вытер пот и ощупал руку. Нет, жук не успел его укусить.

Драмар покачал головой.

— И все равно, я еще ни разу не видел, чтобы поглощенные ядра работали так странно…Глаза ведь устают?

Гоблиненок кивнул. Усталость опустилась не сразу, но сразу после слов старика, он ощутил как глаза будто начинают печь и слезиться. Да и раньше, в тоннелях они действительно сильно уставали. Об этом Драмар он забыл сказать.

— Вот это нам нужно и проверить. Как долго ты можешь находиться в таком состоянии.

Они продолжили проверять то, что начали ранее, — зрение Зур’даха. И одновременно старик опытным путем натаскивал в знаниях о насекомых.

Зур’дах достаточно часто ошибался в выборе насекомых, чтобы глаза срабатывали. С каждым разом активация происходила легче, и одновременно с тем глаза уставали все быстрее. На восьмом разу он начали вновь гореть, только в разы сильнее, боль стала слишком ощутимой, чтобы продолжать опыты дальше.

Поэтому после восьмого раза они остановились и Зур’дах просто лег. Глаза будто высасывали в себя всю силу из организма.

Для восстановления глаз, потребовалось всего несколько часов спокойствия, и все болевые ощущения прошли.

В тот день Драмар еще раз испытал предел глаз гоблиненка, но второй заход не вышел больше четырех раз. После этого голову Зур’даха пронзила такая боль, что ни о каком продолжении идти речи не могло.

— Хорошо-хорошо… — сказал Драмар, — Значит на сегодня хватит. Продолжим завтра.

После этого он захватив посох поковылял прочь от жилища. Зур’дах не следил за ним, но знал, что тот уходит куда-то очень далеко, может даже за пределы родной пещеры. Возвращался он обычно через полдня, валящийся с ног и весь в черной пыли.

Впрочем, теперь Зур’даху было чем заняться и в отсутствии старика. После той драки, к нему стали приходить напавшие него четверо мальчишек. Они признали в нем своего, и начали знакомить его с Окраинами, и со всеми теми местами, которые были незнакомы Зур’даху прежде.

Гоблиненок узнал о различных мелких нычках и потайных пещерках, которые дети-изгои использовали для игр в прятки и других забав. Показывали ему также места, где они, подобно Драмару, ловили наиболее редких в пещере насекомых. Если жук был редкий — оставляли себе, обычных, не представляющих ценности просто ели.

Они со знанием дела показывали ему, какие из них вкуснее, а какие горьковаты и не годятся для еды. Самому Зур’даху до того не приходилось есть насекомых, мама всегда приносила достаточно другой еды, хотя он, конечно, слышал, что бедные гоблины на окраинах питаются подобным, но всегда почему-то думал что это шутки.

— Ну же, — подгоняли его мальчишки, всунув в руки жука, — Давай, слопай его.

Зур’дах держал в руке лениво шевелящегося белого жука, — редкий цвет, — и никак не мог заставить себя это есть. Возможно что и вышло бы, будь тот мертвый, или зажаренный на огне. Но шевелящегося….Лицо его непроизвольно скривилось.

— Сначала откусываешь голову, потом закидываешь остальное. Очень вкусно. — мальчишка облизнулся.

Это был Дракх, тот, кто первый на него напал, и первый же откатился в сторону.

Так надо! — Пытался убедить себя Зур’дах.

Он сначала подумал что они решили над ним подшутить, когда предложили ему подобное.

Но затем…затем он увидел как они действительно едят жуков, одного за другим, и не как что-то ужасно неприятное, а с удовольствием, как обычную еду.

— Ладно… — скрепя сердце, все же согласился Зур’дах.

Сердце заколотилось, и он чуть не сорвался в то состояние, когда меняются его глаза. С каждым разом это происходило все легче.

Удержался.

Хрусть!

Челюсти сделали одно мощное движение.

— Жуй-жуй. — подгоняли его изгои.

Зур’дах сделал еще несколько движений челюстями.

Боже! Да он еще живой! Шевелится!

Во рту противно шевелились лапки мешая жевать.

— Не могу… — тихо простонал он, и выплюнул жука одновременно выблевав все, что ел до того.

— Эх… — разочарованно протянули все трое, — Ты еще не можешь считаться изгоем, — надувшись сказал Кракх, самый старший из их компании, ему уже исполнилось восемь.

Вдруг поддала голос Кая.

— У него получиться. У меня тоже не сразу получалось. Нужно просто быстро-быстро жевать. Чтобы не чувствовать как он шевелится, и все!

Голос ее был полон уверенности и задора.

Зур’дах же, — исторгнув из желудка все, — поднялся.

Но у него не было уверенности в том, что следующая попытка съесть подобное насекомое завершится успешно.

— Надо было дать ему поджаренного. Она еще лучше хрустят. — добавил Скарик, битый.

Кракх же махнул рукой и подобрал остаток жука, ту часть, которая не успела побывать во рту Зур’даха, и вместе с остальной компанией двинулся дальше, ловить жуков.

Зур’даху было стыдно и обидно за то, что он не смог есть жуков так же как и они — без отвращения.

Он решил, что надо будет отдельно от них, все-таки попробовать преодолеть рвотный рефлекс, и съесть жука.

Сразу после этой неудачной попытки поесть, гоблиненок пошел пробовать вызывать свое зрение в одну из пещерок. Теперь, когда вокруг не было детей, это можно было делать без опаски. Место находилось чуть в отдалении от основного скопления жилищ изгоев, и представляло из себя небольшой тупиковый тоннель в стене, который никем не охранялся — надобности не было.

Там он и продолжил попытки пробудить глаза, но при этом без ощущения опасности. Однако, без реальной, или хотя бы ощутимой угрозы, они, похоже, не собирались работать.

Зур’дах вновь начал рисовать. Тогда сразу после Поглощения ядра, глаза работали как — то аномально хорошо, а сейчас будто половина их способностей спряталась, оставив только расчерченные на прямоугольники пространство. Даже исчезли те линии которые показывали траектории движения. Зато, гоблиненок вновь научился возвращать этот необычный эффект объема, которые помогал в рисовании. Теперь, когда на душе стало спокойнее, а рядом находились такие же по возрасту гоблинята, которые не избегали его, и теперь уже не били, к нему вернулся интерес к рисункам. Потому что последние две недели о рисовании Зур’дах даже не думал.

Сейчас желание взять камешек в руку стало почти нестерпимым.

Подобрав подходящих камней, Зур’дах за жилищем старика нашел свободное пространство в несколько десятков шагов. Там не было ни дыр, ни нор, ни подземных пещерок где жили изгои, — просто небольшой пустынный участок пола, почти чистый, если не считать сотен мелких камней. Их, гоблиненок заранее убрал в сторону, вымел небольшим пучком сухих трав — чтобы не мешали.

Рисовал Зур’дах по памяти, начал с обычных ящером. Ему стало интересно, насколько хорошо у него выйдет без живого ящера перед глазами. Камешек приходилось сильно прожимать, чтобы он оставлял четкую и различимую линию на полу.

Скоро линии начали складываться во вполне узнаваемый, сначала просто силуэт, а затем и полноценный рисунок ящера. Появились детали, тени, те который раньше Зур’дах не замечал, но теперь вдруг припомнил и сумел отобразить. И самое главное, — у него наконец получились глаза ящера, — совсем как живые, — с глубиной.

Уже через два дня, все пространство вокруг жилища Драмара было испещрено рисунками и набросками. И если за старые рисунки Зур’дах получал порции насмешек со стороны Сарха и его дружков, — то сейчас…сейчас бы никто не стал смеяться. Просто потому, что они были слишком хороши.

Новые знакомые Зур’даха, четверка изгоев стали приходить и смотреть на это. Рисовал он все что видел, от простых вещей, до живых существ, от насекомых до конкретных гоблинов.

Лица ему раньше давались тяжело, да и похожи была на оригиналы с которых их срисовывали мало. Сейчас же Зур’дах решил начать с лица старого Драмара.

Вспомнить характерные черты, хмурые брови, складки морщин, — хоть он и видел его каждый день, вспомнить его лица в деталях оказалось непросто. Постепенно процесс так захватил его что он, как это бывало с ним раньше, — перестал замечать что-либо вокруг. Поэтому, прозвучавший сзади голос заставил его инстинктивно дернуться и всего напрячься.

— Ничего себе! Почти как настоящий.

Из-за спины Зур’даха выглядывала Кая.

Поняв, что это всего лишь она, гоблиненок успокоился и выдохнул.

Вместе с ней стояли и остальные мальчишки, изумленно рассматривая все те рисунки, которые появились тут за два дня. Но больше всего их поразило изображенное лицо Драмара, — им и в голову не приходило что можно нарисовать кого-то, и он будет ну совсем как живой. Они какое-то время наблюдали как он дорисовывает портрет старика, а затем начали засыпать его просьбами нарисовать их.

На одну только Каю ушло слишком много времени, несколько часов, поэтому остальных Зур’дах собирался нарисовать в другой день. Не потому что сам устал, а потому, что вернулся из своих странствий измученный, еле ковыляющий Драмар.

Детям не пришлось даже ничего говорить, Драмар, они и сами немного побаивались, хоть и уважали, поэтому завидев его дружной компанией убежали.

Кая осталась довольна. Как и сам Зур’дах своим рисунком.

— Что тут у тебя… — спросил подошедший старик.

Увидев изображение Каи удивленно закивал головой, ящеров и остальных он видел, а вот лица…их до этого дня гоблиненок тут не рисовал.

А потом…потом старик увидел свое лицо, и застыл. Несколько минут разглядывал себя, особой радости при этом не испытывая.

— Да… — протянул он, — Я уже и позабыл как выгляжу. У тебя дар, малец. И думаю тут дело не в твои обновленных глазах.

Зур’дах довольно поглядывал на рисунки.

— Но рисунки тебе не помогут выжить в подземельях. Сейчас я передохну немного, и пойдем учить тебя действительно полезным умениям.

Гоблиненок скривился от такого продолжения, но похвала была приятна.

Жаль, — подумал он, — мама не видит как я теперь рисую. Его глаза теперь, даже без включения, стали лучше запоминать правильные пропорции и очертания.

В следующие несколько дней, в свободное от изучения жуков время, которое включало в себя и активацию глаз, — гоблиненок рисовал. Он отрисовал остальную троицу детей, и…Кайру.

Придя в очередной раз за нужными ингредиентами для знахарки, она застыла, внимательно рассматривая появившиеся за несколько дней рисунки на полу.

Она, какое-то время не решалась попросить нарисовать и ее, но увидев как Зур’дах рисует одного из детей-изгоев — не смогла удержатся.

— Нарисуй и меня тоже. — смущаясь и немного робея попросила она.

Ей тоже захотелось увидеть себя изображенной.

Зур’дах, скрывая радость, праздновал свою маленькую, как он считал, победу.

Первые линии вышли смазанными, — рука немного дрожала, но потом вытерев ладонью неудачное Зур’дах начал заново.

Несколько десятков мгновений, он просто любовался смущающейся от такого пристального взгляда Кайрой. Так долго и непрерывно он еще ни разу не смотрел на нее, но затем…Затем он уже не любовался, а занимался тем, что переносил линии которые замечали глаза на пол перед собой. Эмоции исчезли, остались только линии и пол на которых они появлялись. Он вообще забыл кто сидит передним, что это Кайра которая ему нравится. Сидело просто существо, которое он пытался срисовать.

Вокруг расселись дети-изгои, которые раззявив рты, наблюдали за его работой.

Через час рисунок был закончен, и Кайра просто засияла от радости. Да и сам Зур’дах был тоже доволен рисунком.

С этого момента между ними словно исчезла какая-то незримая преграда. Без всей этой компании Саркха, она сама начала с ним разговаривать, будто это была совсем другая Кайра, не та что гуляла с этими извергами.

С интересом расспрашивала детей-изгоев, и про Окраины, и про Испытание, про все то, чего она не видела, но видел либо Зур’дах, либо эти дети.

Наконец-то в его жизни появилось что-то приятное, думал Зур’дах. Что-то изменилось к лучшему. Он теперь не один.