Сначала гоблиненок боялся смотреть на труп матери.
А потом…потом Драмар и силой не смог бы его оторвать от нее. Гоблиненок сидел, обняв мать и тихо плакал. Он уже привык к тому, что она мертва и неподвижна. Теперь, это уже не вызывало ни страха, ни отвращения.
Драмар нашел успокаивающую, расслабляющую настойку и силой влил ребенку в горло. Так было надо. Иначе…мало ли что…
Подействовало. Пусть теперь мальчик и двигался как заторможенный, но так даже лучше. Самые тяжелые моменты, — первые. Когда еще не пришло осознание бесповоротности случившегося.
Драмар редко видел подобную ситуацию за все те годы своей жизни, которые помнил в племени. Всегда было так — матери хоронили младенцев. Детская смертность была очень высока, но и рождаемость не меньше, поэтому ситуация, когда мать хоронит ребенка, случалась сплошь и рядом.
И вот…пожалуйста, — подумал Драмар, — ситуация с точностью до наоборот. Ребенок будет хоронить мертвую мать.
Даже его, видавшего множество смертей это погрузило в довольно мрачное настроение.
— Если со мной что-то случится, если вдруг меня не станет, прошу тебя, позаботься о нем, Драмар. Позаботься о моем сыне.
Отказать этому молящему взгляду, и страшной безысходности в голосе он не мог…и кивнул в знак согласия.
Вот только он не думал, что она покончит с собой. Не такой вариант прокрутился у него в голове.
Он сразу почему-то решил, что она знает, кто это с ней сделал, и собирается мстить. И уже наперед осознает, что это может плохо закончиться. А оно обернулось вот как…
Драмар цокнул языком, покачивая головой. Она ему даже не сказала кто это с ней сделал. Неужели не знала?
А малец-то ведь не успокоится пока не отомстит. Это по его обозленному взгляду видно сразу.
Что ж, — подумал Драмар, — посмотрим что из этого выйдет. Может придется ему и помочь. Если конечно, он будет точно знать кто это сделал, а не строить догадки как этот ребенок.
Присмотреть за мальчишкой было лишней просьбой со стороны Айры. Старый Драмар и так помогал многим брошенным детям изгоев, калекам. Всем, кому мог, и как мог. В силу своих скромных возможностей.
Теперь ему стало понятно, что она попросила о чем-то большем, чем о простой заботе. Она просила, чтобы он был рядом ее сыном, и помог ему выжить после того, как она умрет.
И все же….просить об этом такого дряхлого старика как он?
Впрочем, даже знай он тогда что именно она собирается сделать, — ничего изменить он бы не мог.
Такие решение обычно бесповоротные.
Кто Айра без своего лица? Просто кусок мяса. Кусок ни на что непригодного тела, потому что любой мужчина взглянувший на то, что осталось от лица, не будет способен с ней делать ничего.
Драмар это понимал. Он сделал все что мог, все что в его силах, но такие раны даже с его широкими познаниями в целебных мазях заживить без последствий невозможно.
Ее жизнь действительно разрушили жестоко, безжалостно, и в один миг.
Драмар вздохнул, прогоняя эти мысли. Сейчас они были лишние, ненужные. Мешали.
Нужно решить что делать с телом. Провести обряд сожжения. А вот этот обряд Драмар делал уже не один десяток раз.
Мальчишка сейчас успокоиться под действием зелья, но вечно пичкать его зельями тоже невозможно.
Единственное, что было во всем этом хорошего — это то, что мальчишка выжил на Испытании.
— Хорошо, — сказал Драмар, — Мне нужно сообщить другим.
Мальчишка, даром что под действием зелья, крепко ухватился за его одежду, не отпуская. Его немного качало, а глаза смотрели умоляюще.
— Я скоро вернусь. — убедительно сказал Драмар, и через мгновение рука мальчика разжалась.
Зур’дах долгое время находился в прострации и растерянности. То, что насильно влил ему в глотку старый Драмар, подействовало практически моментально. Словно кто-то плеснул холодной воды в его мозг, притушив его эмоции.
Он видел тело матери, и знал что она умерла. Но эмоции…их будто бы не было, их куда-то заткнули, закупорили в отдельную бутылку, которая лежала и дожидалась своего часа.
Поэтому, все это время гоблиненок ходил как в тумане. То к одному предмету, то к другому, то вновь возвращался к матери, садился перед ней и смотрел.
До тех пор, пока вновь не пришел Драмар с незнакомым Зур’даху гоблином в обмотках, тот притащил с собой носилки.
— Вот она. — указал Драмар на тело Айры.
Они наклонились и вместе подняли мать за руки и за ноги и положили на носилки.
— Куда вы ее несете? — тихо спросил Зур’дах, поднимаясь с пола.
— Устроить ей погребение, — ответил Драмар, — Иди с нами.
Погребение…что-то знакомое. Знакомое слово. Мозг заторможено выдавал информацию.
А потом пришло осознание. Да, мертвых ведь сжигали, как он мог об этом забыть, мама же говорила об этом.
Но сам процесс как-то не укладывался в его голове рядом с его мамой. Погребение — отдельно, мама — отдельно. Не вместе.
Тем не менее Зур’дах кивнул. Ему было сейчас все равно куда идти.
Он поплелся за ними. Шли они в любом случае не быстро.
Выйдя из шатра он оглянулся вокруг.
Кругом жилища зур, а возле них и сами зуры. Он узнавал каждую, мысленно перечислял их одна за другой, Сайка, Тумын, Ташка…переводил взгляд с одной на другую.
Твари! Конченные твари!
Все высыпали наружу, смотреть как его маму выносят.
Взгляд вновь вернулся к Ташке.
Брошенный на нее взгляд, и мальчика словно обожгло ударом плетки от закипевшей в нем ненависти. На несколько мгновений даже сонливость и затуманенность от зелья исчезли.
У кого на лице было сожаление, у кого-то растерянность от такого поворота событий, — неясно, показные или нет. А вот у Ташки…
Радость ведь не скроешь. А глаза гоблиненка, даром, что сейчас спящие, сразу заметили эту нескрываемую злую радость.
Ты пожалеешь об этом сука.
Он сжал кулак закрепляя для самого себя эту маленькую клятву.
Потом он перевел глаза на другую зуру.
И ты тоже.
Потом окинул глазами всех высыпавших из жилищ гоблинш.
Вы все ей помогали. Твари.
На лице его, правда, ничего не отразилось. Он тупо и безэмоционально смотрел на них. На мгновение застыл, а потом побежал и догнал Драмар с носилками, от которого подотстал.
Никто ничего не крикнул и не сказал вслед им. Позади стояла немая тишина.
Зур’дах обогнав старика, теперь шел рядом, справа от матери. Несколько раз рука матери вываливалась и начинала свисать с носилок. Гоблиненок совершенно машинально возвращал ее обратно, под покрывало.
Пятнадцать минут пути — и они оказались за пределами основных кругов племени. Шли теперь почти у края пещеры. Слева стена, справа же шли хаотично разбросанные жилища изгоев, без какого-либо порядка и идеи.
Просто выстроенные кое-где шалаши, из камней, старых покрывал, засохших растений, обломков костей, и всего того, что могло служить материалом для постройки жилища. Где-то виднелись ничем неприкрытые норы в полу с подземными пещерками под ними — жилища изгоев.
Одной рукой Зур’дах держался за носилки, а вторая сжимала светлячка, он достал его из кармашка. Вскоре ладонь разжалась, и светлячок взлетел.
К удивлению гоблиненка он не улетел прочь. Остался, кружа вокруг него, садясь на одежды и взлетая, без всякого принуждения. Сейчас Зур’дах погладил его, и тот пополз вверх по руке, остановился на плече, тихонько потрескивая и мигая вокруг тусклым светом.
Гоблиненок хотел помочь Драмару нести носилки, но старик на него шикнул, чтобы тот не мешал, и он отошел на шаг.
Драмару со вторым гоблином пришлось изрядно попотеть. Если вначале они передвигались довольно бодро, то теперь обоим приходилось смахивать пот со лба.
Зелье попустило, туман в голове гоблиненка прояснился, но эмоции все еще находились где-то в другом месте, будто запертые глубоко и надежно.
За десяток минут, они прошли большую часть Окраин и пошли еще дальше. И вот сюда уже, в эту часть пещеры, Зур’дах захаживал редко.
Дальше пошли стоянки ящеров, тут их выращивали, обучали, объезжали, отбирали. Серия небольших загончиков, огороженных каменными стенами в пару локтей высоты.
На их троицу, Зур’даха со стариком и другим гоблином, ни погонщики, ни сами ящеры, внимания не обращали. Ну идет странная компания — пусть себе идет.
Маленькие ящеры стайками бегали от одной стенки к другой, резвясь и гонясь друг за другом. Взрослые же особи стояли в неподвижных позах, словно тренируясь в искусстве не совершать ни единого движения, даже не моргать глазом.
Пройдя загоны, они оказались у края пещеры и одновременно небольшого прохода. Десяток локтей в высоту, и четыре в ширину.
Он был прямой и ровный, явно вырубленный в стене, в отличии от большинства тоннелей вокруг пещеры, созданных природой.
В этот проход Зур’дах никогда не ходил, просто потому, что внутрь, его никто не пустил бы. По бокам прохода стояли два стражника довольно сурового вида с копьями в руках.
Из прохода как раз выходили четверо гоблинов,судя по одежде в каменной пыли и мощным рукам — типичные камнетесы. Все с унылым, подавленным видом и двумя пустыми носилками.
Тем временем Драмар уже с носилками был возле стражи. Зур’дах снова плелся позади.
Один из стражников заглянул под покрывало, а затем кивнул, пропуская троицу внутрь прохода.
Вблизи прохода Зур’дах ощутил резкое повышение температуры. Из тоннеля несло жарким воздухом, и странным неприятным запахом. Едва они вошли внутрь, как все это в несколько раз усилилось.
Зур’дах закашлялся. Он сразу понял, чем воняло. Воняло горелым мясом. Отвратительный запах. Невыносимый запах. Он закрыл нос и рот свой одеждой, ее запах хоть немного перебивало зловоние тоннеля. Дышать стало еще тяжелее.
Взрослые, похоже, особых неудобств от вони и гари, которая уже виднелась в воздухе не испытывали. Ни старик, ни второй гоблин, даже не моргнули. Впрочем, прикрыть рот ничем они и не могли, — руки были заняты носилками.
Проход был длинным и прямым, больше двух сотен шагов. С каждым пройденным шагом, жар в тоннеле нарастал, стало жарко в пятки. Скоро показался выход. Из него в тоннель пробивался мигающий алый свет озаряющий стены, и черные облака дыма накрывающие целиком их троицу. Даже ткань не помогала когда такое облако попадало на Зур’даха, — он закашливался до хрипоты.
Два десятка шагов и они оказались внутри.
Гоблиненок, хоть и находился все еще под действием зелья, застыл от открывшегося зрелища с раскрытым ртом. Ткань которой он прикрывался свалилась вниз.
Впрочем, рот он быстро прикрыл, так как стоять с открытым ртом было невозможно. Слишком горячий воздух, и слишком много, серы….пыли….И не понять чего еще.
Так вот оно какое — Пепелище.
Он знал как называется это место, и для чего оно используется — для сжигания умерших. Но как оно выглядит, конечно не знал. Кто б его сюда пустил, маленького гоблиненка?
За три десятка шагов от начала пещеры текли потоки странной, густой субстанции красного цвета с черными прожилками, они шипели, толкали друг друга, загустевали, образуя причудливые формы, вспыхивали снопами искр.
Пещера уходила куда — то вглубь, и похоже спускалась куда-то еще ниже.
— Лава, — пояснил Драмар, положив носилки с телом на пол, — Не подходи близко, и не наступи, понял? В миг сожжет. Ничего не останется.
Гоблиненок кивнул.
Субстанция внушала страх.
В шаге от потоков лавы, над ней возвышалось в два гоблинских роста, пять высоких скалистых образований. неровных, кривых, одно меньше, другое больше, — но все с плоскими вершинами.
Потоки лавы омывали скалы, но расплавить не могли, плескались у самого подножия.
Теперь гоблиненок заметил и других. Напротив двух торчащих среди лавы камней, стояли две пары гоблинов.
Там, наверху, что-то лежало. Присмотревшись, Зур’дах четко различил обугленные тела. Женщин или мужчин непонятно.
Гоблиненок вновь начал закашливаться, ступням стало очень горячо. А дышать без повязки на рту было невозможно.
— Быстрее! — поторопил Драмар второго гоблина.
Подхватив лежащие на полу длинные каменные шесты, они подцепили носилки и подняли тело матери сразу на десяток локтей в высоту.
Зур’дах хотел рвануться, остановить их, но уже через пару мгновений стало поздно.
В мгновение ока, старик и незнакомый гоблин, почти бегом преодолели расстояние в два десятка шагов, и опустили тело матери прямо на камень-постамент. Сделав это, они бегом вернулись обратно, к краю пещеры, к Зур’даху, подальше бушующей лавы. Оба стояли возле мальчика в гари, в поту, запыханные.
Каменные шесты они откинули в сторону.
— Встань рядом. — подозвал его Драмар.
Гоблиненок прошел десяток шагов к старику ощущая всем телом исходящий от лавы жар. Глаза слезились, а одежда, казалось, готова загореться в любой момент.
Драмар взял его за руку. Они стояли по-прежнему стояли с краю пещеры, не приближаясь к вспыхивающей снопами искр лаве. Гоблины справа и слева, кого-то сжигавшие до них, уже покинули пещеру. Гоблиненок сделал десяток шагов завороженного и отупело впершись в камень с матерью.
Прошла всего пара мгновений, и покрывало укрывающее тело матери, вспыхнуло ярким пламенем.
Зур’дах вздрогнул. Жар отрезвлял его, ослаблял действие зелья. Сознание потихоньку прояснялось.
Драмар крепко его держал. Не отпуская.
Мальчишка бессознательно пытался вырваться, рвануть куда-то вперед, к лаве, к маме, совершенно не думая о том, что случится, если он вдруг наступит в это огненную реку, и только крепкая ладонь старика не позволяла мальчику совершить этот глупый поступок.
Глаза гоблиненка испуганно расширились, потому что через несколько мгновений тело начало гореть так, будто под ним пылал огромный костер, в который все подкладывали и подкладывали дров. Легко представить, какой бешеный жар там стоял.
Пошли клубы дыма, и еще через пару секунд они дошли до Зур’даха.
Запах горящего тела,горящей плоти, заставил его желудок содрогнуться.
И когда до него дошло окончательно и бесповоротно, что сейчас, на его глазах горит, исчезая, его мама — гоблиненка моментально вывернуло наизнанку.
Плач и рвота выходили из него единым потоком.
Ногой он топал в пол в бессильной злости.
Почему все так?
Почему именно его мама умерла? Почему не кто-то другой?
Почему не мать Саркха или других ублюдков?
— Тихо-тихо малец. — похлопал его по голове Драмар.
Его лицо, давно выдубленное холодом и временем не выражало ничего. Прочесть на нем какие-либо эмоции было невозможно. Просто морщинистое лицо очень старого гоблина.
Зур’дах дернулся от этой похлопывающей руки. Ему было неприятно что кто-то, кроме мамы похлопывает его по голове.
Да что он знает⁈ Этот старик… Это же не его мать там лежит сейчас и сгорает!
Но вслух он ничего не сказал, губы не слушались.
Несколько раз гоблиненок попытался вырваться. Не чтобы кинутся в огонь. Просто вырваться. Назло старику.
Драмар больше ничего не говорил. Только крепко держал мальчика.
Тело сначала горело, выбрасывая вверх снопы дыма и гари, а затем, как-то в один момент, стало превращаться в уголь. Отсюда, за десяток шагов было видно только чернеющую фигуру на камне. Сморщенный силуэт который скоро начнет превращаться в бесформенные угли. А потом и вовсе превратиться в ничто, в пыль, в гарь. Огонь пожрет все, не оставив и следа от самой красивой женщины племени.
Зур’дах скоро перестал вырываться, и плакать, и рвать. Не было чем, и не было сил на сопротивление.
Он просто обмяк тряпкой и почти сел на обжигающий пол. Вся кожа на теле горела.
Всего на десяток мгновений он вперил пустой взгляд в пол, а когда поднял его к камню, к телу, там не осталось ничего. Горстка черной копоти, которую он и разглядеть толком не мог.
Обида и злость на всех и на вся копошились внутри него.