Тар’лах он же однорукий, был удивлен. И это мягко говоря.
Вредный мальчишка, который покалечил его любого Шустряка отличился. И отличился там, где однорукий совсем не ожидал. Он-то из небольшой мстительности решил проучить мальчишку и наказать за своего броненосца, — измотать на тренировках того до предела, да не так как обычно, а действительно довести тело гоблиненка до полного изнеможения. Это тоже, кстати, могло дать пользу: так всегда бывает — доходя до предела чужеродная кровь внутри может помочь преодолеть пределы тела, укрепляя его.
Изредка от подобного истощения у некоторых детей улучшалось чувство контроля телом и они наконец начинали действительно бить всей массой тела, а не одной рукой, иногда скачком у них возрастала выносливость, иногда — скорость, но всё же подобные случаи были исключением. Да и, по правде говоря, подобных целей Тар’лах перед собой не ставил — он хотел лишь легкой мести и всё. Посмотреть как мальчишка корчится в пыли, пытаясь подняться раз за разом, а он его заставляет продолжать, пока тело не откажет. И остальным хороший пример. Но вышло всё иначе.
Едва он увидел как гоблиненок двигается, из его головы вылетели все мысли о мести.
Мальчишка ощутил Баланс.
То, что это именно он Тар’лах понял уже с пары взглядов. Точно так же двигался слуга-управляющий Хозяина, и…Старший Наставник. Вернее, не так же, но сходство было поразительное. И конечно же лучшие бойцы, которых однорукий знал, тоже обладали этим редким навыком. Натренировать и приобрести его было невозможно. Он либо был в тебе, либо нет. Баланс можно только раскрыть и научиться использовать, если он изначально в тебе есть. Сам Тарлах им не обладал, хоть и пытался посредством тяжелых тренировок получить подобный навык, но определить использование Баланса он мог, в том числе и потому, что не раз в деле видел тех редких бойцов, которые им владели. Спутать его было невозможно ни с чем. Совсем неважно какой расы был боец: гнолл, гоблин, дроу, или человек, проявления одинаковы — в движениях появлялась плавность, мягкость, и тело будто бы переставало ощущать себя как раньше, словно переставало делать все эти лишние микродвижения, двигаясь как надо.
Даже у диких зверей не было такого полного ощущения тела как у бойца с Балансом.
Кто-то считал, что это чувство возникает только после сотен и сотен смертельных боев. Однако Тарлах, как участник сотен смертельных боев в Ямах и на Арене знал, — это не так. Иначе бы все успешные бойцы им обладали.
Именно поэтому, увидев как Зур’дах закрыв глаза пошел вперед, шатаясь, будто пьяный, он не поверил своим глазам. Это было самое начальное проявление Баланса. Со стороны могло показаться, что у мальчишки просто заплетаются ноги, но уже на второй круг он двигался иначе — увереннее, легче, словно в его теле появились силы и он привык к новому, прежде незнакомому ощущению.
Собственно, все эти плавные движения полукругом, уходы, увороты, были жалким подобием Баланса, которое он пытался развить в детях с помощью Шустряка. Но даже такие урезанные движения, только с виду похожие, — сильно помогали детям в схватках, особенно в первое время, когда реального боевого опыта просто нет.
Тарлах не мешал мальчишке, и только когда тот сам остановился поговорил с ним. Ведь если прервать такую вот первую попытку, можно сбить ощущения, а так — чем дольше длится первая проба, тем проще ему потом будет вспомнить ощущения, вернутся к ним, и уже начать постигать Баланс осознанно, в полном его проявлении.
Едва гоблиненок остановился, как ощущение ушло, — нужны долгие тренировки, чтобы баланс вошел в привычку и стал использоваться даже в обычной походке.
Но теперь его отношение к мальчишке изменилось моментально — подобный навык ставил его еще выше, чем он был раньше. Теперь он знал, — Зур’даха нужно гонять еще сильнее, еще интенсивнее, выжимать все семь кругов его мутации.
Была только одна проблема — Тар’лах не знал как тренировать Баланс, это знал только Главный Наставник. А черного гоблина как назло сейчас не было в Ямах.
Зур’даху никто не мешал и он сделал наверное кругов двадцать вокруг площадки, прежде чем это необыкновенное, особое ощущение пространства и тела покинуло его. Он как-то разом расстроился и сник, ощутив привычное, знакомое с детства чувство когда передвигаешься именно ногами. В ощущениях изменилось всё. Исчезла легкость, исчез воображаемый центр тяжести внизу живота. Вернулась тяжеловесность движений и усталость.
Раньше он этого не понимал, не понимал насколько двигался грузно и неправильно, но теперь гоблиненок знал, что такое действительно правильные движения.
Однако тренировка была закончена, сил не было ни у Зур’даха, ни у остальных, и после разговора однорукий провел их в казармы. Впрочем, гоблиненок далеко не ушел, буквально через десяток пройденных шагов он резко рухнул, теряя сознание. Усталость до поры до времени не показывалась, зато потом нанесла по телу сокрушительный удар.
На следующий день, едва Зур’дах проснулся, как попытался вспомнить то самое ощущение, которое однорукий в разговоре с ним назвал Балансом. Тот сказал, что необходимо приучиться использовать его всегда и везде, но предупредил, что придется с этим повременить до приезда Старшего Наставника.
Про Наставника Зур’дах услышал впервые, но очевидно, это был кто-то, стоящий выше однорукого и других тренеров и надсмотрщиков.
Вспомнить это новое ощущение гоблиненку не удавалось как он не пытался. Возможно, ключом к нему было то самое предельное изнеможение, а может дело было вообще в другом — Зур’дах не знал. Однако все попытки сознательно вернуть ту легкость в тело, которую он ощутил вчера провалились. Из-за этого настроение его упало ниже некуда, а еда в рот не лезла. Не хотелось ни с кем разговаривать.
Продолжились обычные тренировки, их никто не отменял. Более того, повторно доводить до полного изнеможения однорукий его, похоже, не собирался.
В общем, после дня тяжелых тренировок, Зур’дах возвращался в казармы мрачнее обычного.
— Под ноги смотри. — буркнула Кайра, когда он в очередной раз споткнулся.
Она обижалась, что он с ней не разговаривал.
— Вот… др…
В этот раз он споткнулся сильнее обычного и на миг потерял равновесие. Дыхание перехватило, и он чуть не упал лишь в последнее мгновение обретя твердую почву под ногами.
Вот оно! — вдруг понял гоблиненок.
Не баланс, но что-то очень похожее.
Будто ключом к тем ощущениям была именно потеря равновесия.
Поэтому весь обратный путь Зур’дах спотыкался. Но сознательное спотыкание не работало — тело оставалось зажатым и закрепощенным.
Дети странно косились на его ходьбу, но никто из них смеяться не вздумал. Они видели силу Зур’даха когда он победил Турхуса. И хоть дети крепко усвоили, что драки запрещены, кто знает…всегда может найтись бесшабашный, который может пойти против правил, даже зная о наказании.
Да и никто из тех, кто присутствовал в драке с Турхусом не забыл страшной ауры хищника, которая опутала их сетями. Ну и в дополнение ко всему Зур’дах рисовал: часть детей просила изобразить их, и он делал это, за что получал….благодарность — больше эти дети дать ничего не могли. Рисунки у казармы, кстати, никто не трогал; не стирал, не размазывал, до сих пор портрет Даха сохранял свои очертания. Возможно Дах запретил трогать рисунки, на них иногда приходили посмотреть другие надсмотрщики, и мимо проходящие рабы тоже с интересом поглядывали на ряд портретов, выполненных белыми мелками на полу.
Рисовать, впрочем, особо времени теперь не было, хоть мелков Дах раздобыл предостаточно. Многие из детей, после того как увидели рисунки Зур’даха, и сами попытались рисовать. Ожидаемо, рисунки получились либо плохими, либо очень плохими, так что дети сами их сразу стирали. Но на короткое время пол вокруг казарм испещрили неумелые детские каракули. Скоро все поняли — рисовать тяжело, несмотря на кажущуюся простоту.
Рисунки сейчас Зур’даха не волновали, волновал только Баланс. С полсотни раз он намеренно спотыкался, уже возле казармы, но тело не обманешь — оно не чувствовало настоящей угрозы.
Вышло вновь случайно. Дах через пару дней будил их криком и гонгом, но в этот раз Зур’дах крепко спал, и вскочил совершенно не понимая где он и кто он. Тело еще не проснулось и было после сна расслабленным. Тут он и ощутил вновь легкость в конечностях и теле, и новый центр тяжести — ядро, которое притягивало его к земле.
Увы, ощущение быстро пропало.
В нем возникла идея проделать тоже самое, что заставил его безухий на той тренировке, — приседать и отжиматься до полного отказа рук и ног, но скоро он решил, что нужно поискать другой вариант, менее тяжелый. Очередная мысль пришла неожиданно, когда он наблюдал за тем, как один из детей балансировал на ступеньках казарм, расправив руки словно птица.
А почему бы и мне так не попробовать? Может это поможет?
К сожалению высота одной лишь ступеньки была слишком мала, чтобы тело ощутило настоящую потерю равновесия, хотя Зур’дах почувствовал, что двигается он в правильном направлении.
То, что Баланс важен, он ясно понял из разговора с одноруким. А еще у тренера после того случая будто поменялось отношение к гоблиненку. Нет, гонял он его так же нещадно, может даже больше остальных, но из взгляда исчезла какая-то злая искра.
Найти более высокую возвышенность, чтобы проверить свою теорию не удавалось — таким место могла стать гора булыжников, с которыми они тренировались, но во время тренировки попробовать он этого не мог, а уже после не было ни сил ни времени, — их сразу уводили либо есть, либо отдыхать в казарму. Других же мест просто не было.
Так Зур’дах думал, пока в один день не взглянул на казарму.
Вот оно!
Одноэтажное строение с плоской крышей — идеальное место. Булыжники, из которых она состояла, были достаточно крупными, чтобы между ними можно чуть просунуть пальцы.
Гоблиненок решил быстро забраться наверх, пока внимание всех не обращено на него. Хоть казарма была одноэтажная, по высоте она, пожалуй, равнялась двухэтажному зданию. Падать вроде не слишком высоко — в родной пещере Зур’дах лазил по стенам гораздо выше, но даже с этой высоты можно хорошенько навернуться, а может даже что-то сломать. Тем не менее, он полез наверх, пока не было видно надсмотрщика. Сегодня вместо ДАха дежурил какой-то молодой, и он почему-то особенно не любил детей.
Незамеченным залезть не удалось.
Часть детей сразу повернула головы в его сторону и недоуменно смотрела на его попытку взобраться. Другая часть просто перешептывалась.
— Зур’дах, ты что, с ума сошел! зачем ты туда полез⁈ — донесся до него голос Кайры.
— Зур’дах, если решил убиться, то это не лучший способ, — хмыкнул Саркх, — Тут не так уж и высоко. Максимум руку сломаешь…или ногу.
Чувствовалось, что он прямо-таки желал этого Зур’даху.
— Ой, заткнитесь, — отмахнулся гоблиненок, — Не мешайте!
Он стал на самом краю крыши и у него аж дух захватило. Достаточно было шевельнуться влево и полетишь птичкой вниз. Зур’дах застыл, прислушиваясь к собственным ощущениям. На миг захотелось шагнуть влево, вниз, просто чтобы поймать ощущение невесомости, и только мышечное усилие не позволяло этого сделать.
Это может и не сработать…
Зур’дах расставил руки, совсем как тот мальчишка на ступеньках казарм, и попытался покачаться вправо-влево, как маятник.
— Смотри, Кайра, он убиться хочет, не выдержал тренировок! — хохотнул Саркх.
Вот идиот! Заткнулся бы лучше, вечно мешает!
— Помолчи, Саркх! Зур’дах, ну слазь уже! Надсмотрщик может вернуться в любой момент и тебе не поздоровится.
Гоблиненок закрыл глаза и все его чувства обострились — особенно чувство равновесия. Но его телу совсем не нравилось стоять на краю крыши, и несмотря на то, что страха в гоблиненке не было, он не сразу заставил себя сделать первый шаг. Несколько минут он просто покачивался из стороны в сторону, улавливая шаткий момент потери равновесия. Вот оно есть, а вот его нет. Есть-нет. Есть-нет.
Удивительно…
С каждым покачивание он погружался все глубже в себя и скоро не осталось ничего кроме легкого ветерка и узкой полоски крыши под ногами. В какой-то момент внутри просто возникло то самое ядро тяжести.
Это тоже самое что и тогда! — вдруг понял Зур’дах, ощутив внутри себя неподвижное ядро нового центра тяжести.
Руки-ноги стали совсем легкими. Дыхание более плавным.
Шаг…
Он шагнул и остался на одной ноге. Одна на крыше, вторая — в пустоте. Бояться теперь было нечего. Ядро внутри стабилизировало его тело. Он даже на одной ноге балансировал и ощущал себя так же прочно, как если бы стоял двумя.
Гоблиненок сделал еще три шага, иногда зависая вот так, на одной ноге, чтобы усилить ощущения. И к нему стало приходить понимание. Нельзя зажимать дыхание, тело. Нельзя бояться. Нужно расслабиться так, как если бы сил совсем не осталось и убрать любое мускульное усилие. Но всё равно оставалось чувство, что делает он что-то неправильно.
Тем не менее, он продолжил.
Окружающие звуки, как и тогда, на площадке, будто пропали, приглушились невидимой подушкой. Зато теперь он слышал как никогда громко и четко каждый удар своего сердца.
Как медленно бьется. — подумал он вдруг.
А потом внезапно понял, что сердце бьется-то по старому. Это он по-другому воспринимает время. Медленнее. Плавнее. Потому и звуки окружающего мира рассеиваются.
Зур’дах качнулся вправо-влево и пошел дальше, будто шагая по пустоте. В нем крепла уверенность, что упасть он не сможет — не с таким ощущением равновесия в животе. Ощущая Баланс упасть невозможно.
Находясь в этом замедленном, растянутом времени гобилненок запоминал ощущения — они были схожи с теми, что он испытал на площадке, и, тем не менее, отличались чем-то неуловимым.
Нарушил течение его походки резкий окрик:
— Эй, сопляк! А ну живо слазь! — этот звук чужого голоса нарушил растянутость времени и разорвал пелену приглушенных звуков.
Однако Зур’дах не собирался слазить. Он знал, что должен дойти до конца крыши, оставаясь в этом состоянии.
Ему не дали.
Резкий свист плетки понесся прямо к нему.
Вот дерьмо!
Глаза его были закрыты, но он будто наяву видел плетку, летящую навстречу его телу.
Я могу уклониться. — вдруг понял он, — Даже не видя ее.
Плетка пыталась схватить его за ногу.
Однако он уже знал, что так просто ухватить его невозможно. Тело само сделало нужный поворот. Полушаг. И кончик плети выбивает искру из камня крыши.
Удар надсмотрщика был сильный.
Баланс все еще был с ним, но готов был вот-вот исчезнуть.
Ладно, — решил Зур’дах, понимая что ему не дадут довести начатое до конца.
Он не оттолкнулся, не прыгнул, а будто шагнул вниз, рухнув совсем как самоубийца.
Главное, — понял он в момент падения, — Погасить скорость.
Руки и ноги сами знали что делать. Достаточно было подстелить их в расслабленном состоянии, словно мягкую вату, и одновременно перекатиться шаром вперед. И всё — даже ушибов не останется. Если сделать всё правильно. Больше всего ему это напоминало катающийся куда угодно шар, не ограниченный никакими конечностями. Упал и покатился дальше как ни в чем не бывало.
А вот для остальных всё произошло моментально.
Зур’дах просто камнем упал вниз, и вдруг в самом конце бесшумно перекатился. Будто приземлилась кошка, а не гоблиненок — будто веса в нем не было вообще.
Лишь скатившись вниз гоблиненок открыл глаза. И сразу увидел негодующего молодого надсмотрщика, который через секунду отвесил ему смачный подзатыльник.
Зур’дах не уклонялся. Хотя ему достаточно было чуть наклонить голову и подзатыльник даже не ощутится, пройдет вскользь, как легкое поглаживание.
Да, — подумал гоблиненок, — А ведь однорукий или Дах ни за что бы мне не помешали — они бы поняли, что я делаю что-то важное, что я что-то понял. А вот этот…
Впрочем, как раз таки после подзатыльника время окончательно пошло по-прежнему и ощущение небывалой легкости в теле испарилось безвозвратно.
Он тихо вздохнул, разочарованный…и довольный.
— Руки-ноги покажи. — потребовал молодой надсмотрщик, и ошеломленно убедился, что на мальчишке нет ни малейшей царапины или синяка. Ничего. Только чуть пыли на руках, на которые он приземлился.
Хоть это успокоило надсмотрщика, но после случившегося он загнал всех детей в казарму, от греха подальше, и уложил спать, сократив тем самым их свободное время перед сном.
Зур’дах разочарованно укладывался спать, вспоминая необыкновенное ощущение, а Кайра допытывалась у него, что же это такое было? Зачем полез, и почему так странно двигался? И вообще — как он так спрыгнул без малейшего вреда для себя?
Он молчал. Говорить не хотелось, хотелось подумать как следует.
Если я так легко уклонился и так легко двигался — что я тогда смогу в бою?
Не зря у однорукого была такая реакция — это важный навык… — понял он засыпая.