Пс. 41:1. В конец, в разум сынов Кореовых.
[В конец. В научение. Сынам Кореевым. Псалом Давида.]
Бог вавилонянам предал согрешивший народ, осудив его на семидесятилетний плен. Посему псалом сей изречен как бы от лица пленников, сетующих и желающих [1169] освобождения. Поелику между ними были благочестивые, как божественный Даниил, как чудный Иезекииль, как добропобедные мученики Анания, Азария и Мисаил, со всею горячностью любившие Бога и желавшие законного служения Ему, то пророческое слово от лица их, что им надлежало говорить во время бедствия, изрекает это еще за много родов, чтобы утешались сим пророчеством и вразумлялись учением. Поэтому псалом и подписан в конец, потому что сказанное в нем восприяло конец по истечении многого времени. А также присовокуплено в разум, потому что впадающим в бедствия особенно нужен разум.
Пс. 41:2. И́мже о́бразом жела́ет еле́нь на исто́чники водны́я, си́це жела́ет душа́ моя́ к Тебе́, Бо́же.
[Как лань охотно стремится к источникам вод, так душа моя стремится к Тебе, Боже.]
Говорят, что олени пожирают ядовитых животных, и от того палит их сильная жажда, и со всем жаром устремляются они к воде. Посему и помянутые выше праведники, живя с Вавилонянами, людьми злочестивыми и беззаконными, которые вполне уподоблялись пресмыкающимся животным, справедливо говорили, что подобно еленям жаждут они Бога, желая освобождения себе из Вавилона и ожидая Божественной помощи.
Пс. 41:3. Возжада́ душа́ моя́ к Бо́гу Кре́пкому, Живо́му: когда́ прииду́ и явлю́ся лицу́ Бо́жию?
[Возжаждала душа моя (явиться) к Богу крепкому, живому (говоря): когда приду и явлюсь лицу Божию?]
Желаю и жажду служения живому Богу моему, ибо явиться лицу Божию значит служить Ему по закону, а таковое служение ограничено было Иерусалимом. И сему научают не один блаженный Моисей, но и три блаженные мученика, Анания, Азария и Мисаил, молившиеся Богу в пещи. Весьма же прилично называют Бога крепким и живым, имея в виду неодушевленных и недвижущихся вавилонских идолов.
Пс. 41:4. Бы́ша сле́зы моя́ мне хлеб день и нощь, внегда́ глаго́латися мне на всяк день: где есть Бог твой?
Пс. 41:5. Сия́ помяну́х и излия́х на мя ду́шу мою́, я́ко пройду́ в ме́сто селе́ния ди́вна, да́же до до́му Бо́жия, во гла́се ра́дования и испове́дания шу́ма пра́зднующаго.
[Слезы мои были мне хлебом день и ночь, когда говорили мне ежедневно: «где Бог твой?» Это я вспоминал и изливал душу мою в себя. Как пройду я к месту дивного селения, до дома Божия, при гласе радости и исповедания (Бога), при праздничном восклицании!]
Бы́ша сле́зы моя́ мне хлеб день и нощь, внегда́ глаго́латися мне на всяк день: где есть Бог твой? Сия́ помяну́х и излия́х на мя ду́шу мою́. День и ночь сетуя, говорит пророк, не мог я насытиться плачем, но как бы в некую пищу обращаю слезы, слыша делаемые Тебе укоризны, потому что неприязненные мне издеваются надо мною, представляя попечение Твое о мне столько слабым, что не может преодолеть силы их. Посему, размышляя о сем непрестанно, не прекращаю я плача. Сие значат слова излиях на мя душу мою, [1172] то есть, истек я слезами и подвигся к рыданию.
Я́ко пройду́ в ме́сто селе́ния ди́вна, да́же до до́му Бо́жия, во гла́се ра́дования и испове́дания шу́ма пра́зднующаго. Селением называет пророк Божие покровительство. Посему возвещает после скорбного приятное, и наперед дает знать, что вскоре будут воззваны, путеводимые Божественною благодатию, возвратятся в вожделенную для них землю, воссозиждут дом Божий и будут совершать обычные торжества, и слух их огласится празднественным шумом и духовным сладкопением. Предвещает же и блаженный Исаия, что возвратятся с великою честью, что повезут их мски в колесницах, и сверху будут они прикрыты сенями, не обеспокоиваемые лучами солнечными (Ис. 66:20). Сию мысль выражает и Акила: «войду в осененное место, изводя их до дому Божия, со гласом хваления и благодарения празднующего народа», – то есть, ликуя, песнословя Бога Спасителя, и наслаждаясь тенью во время шествия, дойдем мы до дому Божия, возвращаясь как бы торжественным каким ходом. Услышав сие предречение, будут сами себя утешать, говоря:
Пс. 41:6. Вску́ю приско́рбна еси́, душе́ моя́? И вску́ю смуща́еши мя? Упова́й на Бо́га, я́ко испове́мся Ему́, спасе́ние лица́ моего́, и Бог мой.
[Почему прискорбна ты, душа моя? И почему смущаешь меня? Уповай на Бога! Ибо я исповедаюсь Ему (говоря): (Ты) спасение лица моего и Бог мой!]
Вняв сим обетованиям, перестань душа смущаться и скорбеть, но, подкрепляемая упованием, ожидай исполнения предречения, в котором увидев совершившееся спасение, возгласишь песнопения спасшему Богу.
Пс. 41:7. Ко мне самому́ душа́ моя́ смяте́ся: сего́ ра́ди помяну́х Тя от земли́ Иорда́нски и Ермонии́мски, от горы́ ма́лыя.
[Во мне самом душа моя смущена, посему я буду воспоминать о Тебе с земли Иорданской и Ермониимской, от горы Малой.]
Здесь представляется душа разговаривающею сама с собою. И поелику сказано: «перестань печалиться, вняв обетованиям благ», – то ответствует на сие, говоря: «не напрасно смущаюсь и предаюсь, как описано выше, плачу, потому что воспоминание об отечественной земле извлекает у меня слезы». Землею Иорданскою называет пророк обетованную землю, а Ермониимскою – гору Аермон; обозначает же всю оную землю горою и рекою. Так перевел и Симмах: «душа моя истаевает, когда вспоминаю о тебе от земли Иорданской и от самой малой горы Ермониимской».
Пс. 41:8. Бе́здна бе́здну призыва́ет во гла́се хля́бий Твои́х, вся высоты́ Твоя́ и во́лны Твоя́ на мне преидо́ша.
[Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих: все валы Твои и волны Твои прошли надо мною.]
[1173] Живя в земле той, был я предан множеству неприязненных мне и как бы погружен в какой-то бездне. Бездною же называет пророк воинские ряды, и чрезмерное их множество уподобляет неизмеримым водам, сделанное ими – древнему потопу, опустошившему целую вселенную. И сие Симмах перевел яснее: «бездна встретилась с бездной от шума потоков Твоих, потому что Ты их навел, наказывая меня за беззаконие. Бури Твои и волны Твои прошли надо мною». Поелику воинство уподобил бездне, то удержал то же иносказание, и нападения воинства назвал волнами и бурями. О сем-то и болезную, говорит пророк. Вспоминание об этом уязвляет меня. Однакож утешением для себя имею Твое человеколюбие. Ибо присовокупил он следующее:
Пс. 41:9. В день запове́сть Госпо́дь ми́лость Свою́, и но́щию песнь Его́ от мене́, моли́тва Бо́гу живота́ моего́.
[Днем явит Господь милость Свою, а ночью – песнь Ему от меня, молитва Богу жизни моей.]
Зная ниспосылаемую всегда Богом милость и ночью размышляя о сем сам с собою, пою и песнословлю так Промышляющего о нас. Но приношу Ему и прошения, умоляя о том, чтобы мне не быть лишену сего человеколюбия. Потом передает нам и слова молитвы.
Пс. 41:10. Реку́ Бо́гу: Засту́пник мой еси́, почто́ мя забы́л еси́? И вску́ю се́туя хожду́, внегда́ оскорбля́ет враг?
Пс. 41:11. Внегда́ сокруша́тися косте́м мои́м, поноша́ху ми врази́ мои́, внегда́ глаго́лати им мне на всяк день: где есть Бог твой?
[Скажу Богу: Ты – заступник мой, почему Ты меня позабыл? И почему я сетуя хожу, когда оскорбляет враг? Когда сокрушались кости мои, поносили меня враги мои, говоря мне ежедневно: «где Бог твой?»]
Вещая сие Владыке моему Господу, всегда пользовался я Твоим промышлением. Почему же ныне лишил меня оного, так что принужден я непрестанно смущаться и плакать, слыша укоризны неприязненных мне? Ибо, оскорбляя меня, и ударами и узами сокрушая кости мои, смеются они надо мною, говоря: где есть Бог Твой? Говорят же сие предполагая, что терплю сие по Твоему бессилию. Сказано же забыл мя еси, – т. е. не являешь на мне Твоего промышления. Ибо забвение есть человеческая немощь, Богу же свойственно бесстрастие.
Пс. 41:12. Вску́ю приско́рбна еси́, душе́ моя́? И вску́ю смуща́еши мя? Упова́й на Бо́га, я́ко испове́мся Ему́, спасе́ние лица́ моего́, и Бог мой.
[Почему прискорбна ты, душа моя? И почему смущаешь меня? Уповай на Бога, ибо исповедаюсь Ему (говоря): (Ты) спасение лица моего и Бог мой!]
[1176] Не отчаивайся, душа, во спасении, говорит пророк, ты имеешь Спасителя Бога; стяжав твердое на Него упование, истреби в себе боязнь и приими утешение.