Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах

Что прорицает звездочет,

О царствах, тронах речь ведет?

Я тоже сам не так-то прост,

Мудрей, чем наблюдатель звезд;

Зрю я всегда глубже пруда

Иль рек, нахлынувших в поля.

Минует беда; минует когда?

В день возвращенья короля.

Нет ласточек иль голубков,

Парящих выше облаков,

Светила не подскажут нам,

Быть миру или мятежам;

Зол на язык лунный мужик,

Срамя монарха и хуля,

Но будет и он превозможен

В день возвращенья короля.

Теперь заброшен Уайтхолл,

Он паутиной изошел,

Где было злато и шелка,

Теперь обитель паука.

Средь пышных палат плыл аромат,

Собою свиту веселя…

Всё это вернем прекраснейшим днем —

Днем возвращенья короля.

Носили сорок лет венец

Король и короля отец;

Найдется ли хотя б один

Другой законный властелин?

Один только он получит свой трон,

Займет он место у руля;

«Вернулся к нам мир», воскликнет весь мир

В день возвращенья короля.

Надежды якорь нужно мне

На Араратской вышине

Держать, покуда голубь мой

Мне ветвь не принесет домой;

Я ждать буду, чтоб отхлынул потоп

И вновь очистилась земля;

Нет для меня желаннее дня —

Дня возвращенья короля.

Читатель, йомен ты иль лорд,

Где б ни был ты сейчас,

О тех, кто горд и духом тверд,

Послушай славный сказ.

Предмет нерядовой возьму:

О Робин Гуде речь;

Авось, придется по уму

И сможет поразвлечь.

А был изрядно славен он,

И правил графский суд

Как эрл законный Хантингтон,

Прозваньем Робин Гуд.

Имел учтивость, стать и пыл,

Не прятался в тени

В чести у сюзерена был

Неслыханной в те дни.

Будь то богач или бедняк,

Был Робин всех щедрей,

Ценил превыше прочих благ

Отчаянных парней.

Любя пиры, легко мотал

Немалый свой доход

И метких лучников держал

Не менее трехсот.

Но ни один в забаве сей

Сравниться с ним не мог,

Искусный был с младых ногтей

Из лука он стрелок.

Но вот в итоге разорясь,

В долги большие влез,

Фавора был лишён тотчас

И скрылся в темный лес.

Аббат Сент-Мэри был богат

И зол на должника,

И Робина сгубил аббат,

Отмстив наверняка.

Тогда, переступив закон,

Отверженный изгой,

С ватагой лесорубов он

Отправился в разбой.

Был Крошка Джон один из них,

Ему не прекословь:

Легко он побивал троих,

Когда взыграет кровь.

Их было ровным счетом сто,

И каждый был смельчак,

Их не сломил бы ни за что

И троекратный враг.

Они шерстили Ланкашир

И в Йоркширских лесах

Гуляли, весь окрестный мир

Вводя в немалый страх.

Там без охраны нипочем

Не смела ездить знать,

А все ж разбойники и днем

Могли их пощипать.

Попов же более всего

Он не любил за спесь,

Не пропускал ни одного,

Что проезжали здесь.

Сперва он вел их на обед,

На исповедь потом;

И угостил за много лет

Их тьмы таким путем.

Священник иль монах не мог

Уйти, не разорясь:

На четки Робин ввел налог

И пошлину брал с ряс.

И видя, что страна в те дни

Полна детей-сирот

Всех оскопляли впрок они

Попавших в оборот.

Но коль к кому пришла беда,

Тех Робин Гуд жалел,

Ведь сердцем добр он был всегда,

Душой широк и смел.

Помочь он делом мог за так

И денег дать добром;

Молился за него бедняк

И пособлял тайком.

Он слал дары, любя сирот

И ободряя вдов;

Кого в баранку голод гнет,

Врагом был их врагов.

Ни пальцем он не трогал дам,

И, не жалея сил,

Он помогал всем тем, кто сам

Подмоги попросил.

Однажды ехал, говорят,

Аббат Сент-Мэри злой,

С ним в двести человек отряд

С богатою казной.

И Робин, подстерегши их

В лесу в ночной часок,

Двенадцать тысяч золотых

В добычу уволок.

Аббата к дубу привязал

(Надежен крепкий ствол)

И, усмехнувшись, приказал,

Чтоб мессу им прочел.

Затем на лошади верхом

Пустил его домой,

Но к заду конскому лицом

И к голове спиной.

И дал людей в поводыри,

Чтоб путь найти назад.

Кипел от злости до зари

Униженный аббат.

Так был наказал алчный поп,

А виноват он в том,

Что земли Робина загреб

Предательским путем.

И вот аббат, не ев, не спав,

Лелея в сердце месть,

Помчался к королю стремглав,

Чтоб жалобу принесть.

И говорил, что дерзкий тать

Разбойничать горазд,

И коль живьем его не взять,

Он продыху не даст.

На это возразил король,

Что мерзкий Робин Гуд

Не даст покою им, доколь

Злодея не убьют.

Но прежде, чем король успел

Послать за ним людей,

Наделал Робин новых дел,

И дерзче, и буйней.

В те дни как раз случился срок

Чтоб дань платить с земли,

И с севера гонцы налог

В столицу повезли.

А Робин Гуд и Крошка Джон

С ватагой удальцов,

Презрев порядок и закон,

Ограбили гонцов.

Немало короля потряс

Сей дерзостный налет,

И вот на всю страну указ

Он грозный издает:

«Того, кто Гуда привезет

Хоть мертвым, хоть живым,

От королевских мы щедрот

За службу наградим».

Немало йоменов, такой

Наградой соблазнясь,

Пошли на Робина войной,

Чтоб выполнить заказ.

Но там, где Робин Гуда дом,

Густого леса сень,

Их ждал приветливый прием

И жареный олень.

И так их Робин восхищал

Искусством звонких стрел,

Что йомен слухи распущал

Повсюду, как умел:

Мол, жаль, что этот бывший граф,

Столь честен и незлобен,

Лишенный всех земель и прав,

Скрываться должен Робин.

Меж тем, на Робина озлясь,

Король в его оплот

Отряды слал за разом раз,

Но отбивался тот.

И, дружелюбен и учтив,

Он находил порой

Ответный в их сердцах порыв —

И уводил с собой.

Так жили грабежом они

На страх округе всей,

Ведь крепче не было в те дни

И нынче нет парней.

Однако, и аббат пока

Не забывал вражду,

Мечтая взять бунтовщика

И всю его орду.

Пятьсот бойцов он снарядил

На Робина напасть,

Но тот часть в бегство обратил,

Другую выбил часть.

Стрелкам привычен долгий лук

И стрел тугой колчан,

И лес зелёный был им друг,

Надёжный дом и стан.

Аббатских дюжину людей

В плен Робин захватил —

Из тех, кто бился похрабрей —

И пир им закатил.

И эль, и пение баллад,

И коромыслом дым,

Потом отправил их назад

С посланием таким:

«Мол, если соблаговолит

Он короля просить,

Чтоб прежний был раздор забыт,

Чтоб Робина простить

Он cмог и снова взять в фавор,

Тогда ему вернут

Награбленное до сих пор,

Не будь я Робин Гуд».

Не сторонился лишь бедняк

Глухих лесных дорог;

Шел сам, бывало, нищ и наг,

Чтоб Робин Гуд помог.

Но коль скупец и самодур

Был с бедняками крут,

Таких ощипывал, как кур

Разбойник Робин Гуд.

А если был негуст улов

С дороги столбовой,

То к богачам без лишних слов

Являлись и домой.

Так припекло их наконец,

Что Робина страшась,

Охрану должен был скупец

Усилить в десять раз.

А Ричард вел в ту пору рать,

Король Кёр-де-Лион[15],

В святой поход, дабы забрать

У нехристей Сион.

Епископу отдал король

Роль вице-короля;

Такого деспота дотоль

Не видела земля.

Когда передвигался меж

Дворцов епископ Или,

Любил, чтоб тысячный кортеж

В дорогу снарядили.

Таким макаром ехал поп

На север — вдруг навстречь

Стрелки и Робин вышли, чтоб

Их малость поразвлечь.

Такой устроили тотчас

Веселый праздник стрел,

Что на конях, пошедших в пляс,

Никто не усидел.

Скакал епископ наугад

Через разбойный лес,

И ноги унести был рад,

Со свитой или без.

Из них две сотни полегли

И сотня лошадей,

И в плен сдалось десятка три

Епископских людей.

Недолог с ними разговор:

За жизнь плати залог;

А прочие во весь опор

Пустились наутёк.

Епископ, злобой обуян,

Во имя короля

Сбирал отряд из северян,

Злодеям смерть суля.

Но Робин был любим среди

Отчаянных голов,

И на него войной идти

Никто был не готов.

И продолжал дела свои

Наш Робин, невредим,

Покуда Ричард вел бои

За Иерусалим.

Про Робина прослышал он,

Лишь воротясь домой,

И был немало восхищен

Разбойничьей судьбой,

Что он любим во всех краях

Был многие года,

Преступникам внушая страх,

А честным — никогда,

Что почитал он короля,

Хотя и не был льстив,

И, Бога за него моля,

Не шел насупротив.

И лишь в одном он был неправ:

От злобного попа

Изрядно в прошлом пострадав, —

Ведь ненависть слепа —

Свое направил удальство

И острый ум на месть

И за злодейство одного

Всех норовил известь.

Чтоб грех с души кровавый снять,

Разбойный свой доход

Пустил он в ход, построив пять

Приютов для сирот.

Вот благочестье прежних дней!

Коль это не обман,

В сравненьи с ними мы, ей-ей,

Не лучше басурман.

Но мы напраслиной его

Зазря не очерним:

Не погубил он никого,

Кто б сам не вторгся к ним.

Ни пастуха, ни плугаря

Не трогал Робин Гуд,

Ведь только им благодаря

Все прочие живут.

Король, взяв лордов, в Ноттингам

Отправился скорей —

Ужель ему не по деньгам

Отвадить бунтарей?

Как прежде, он издал указ:

Мол, если Робин Гуд

Доставлен будет в добрый час

На королевский суд,

Кто приведет его живьём,

Пусть и крестьянский сын,

Тот будет принят королем,

Как кровный дворянин.

И вскоре, будто бы само,

Привязано к стреле,

Влетевши в Ноттингам, письмо

Лежало на земле.

От Робин Гуда письмецо!

Подняв его с земли,

Скорее слуги пред лицо

Монарха принесли.

Там Робин Гуд ему писал,

Что сдастся не за страх

И будет преданный вассал

Во всех его делах,

Когда король его к себе

Приблизит и простит;

А нет, так покорясь судьбе,

В лесу пересидит.

Его простить король бы рад,

Но разгорелся спор:

«Сей случай, — лорды говорят, —

Не встал бы Вам в укор».

Не в силах дело разобрать,

Дебаты вел синклит,

А часть разбойников уж, глядь,

В Шотландию бежит,

Ведь если к Ричарду уйдет

Иль будет схвачен Гуд,

Тогда на них пойдет народ,

И всех их перебьют.

Осталось их из ста стрелков

Не боле сорока,

Кто был связать судьбу готов

С судьбою вожака.

Король же ради Робина

Их миловать хотел,

Благоволя особенно

К умельцам звонких стрел.

Но не успел узнать о том,

Сам Робин Гуд, увы!

Погиб он, а каким путем,

Сейчас поймете вы.

Он тем был сильно удручен,

Что утекли друзья,

Тоска взяла его в полон,

И жаля, и грызя.

«Предатели!» — он горько рек,

Судьбу свою кляня, —

«Ведь я от худа вас берег,

Вы ж бросили меня».

И от таких душевных мук,

Как люди говорят,

Его неведомый недуг

Бросал то в жар, то в хлад.

Того гляди, загонит в гроб.

И Робин поспешил

К монахиням в обитель, чтоб

Пустили кровь из жил.

Да только, другом притворясь,

Коварный брат-чернец

Столь крови выпустил зараз,

Что уморил вконец.

По слухам, отомстил монах

За то, что много лет

Он с вольницей своей в лесах

Чинил священству вред.

Изменой был стрелок сражен,

Не побежден в бою;

А проживи подольше он,

Король ему свою,

Конечно б, милость даровал

И братии лесной;

Как жаль, что от руки он пал

Столь злостной и дурной.

Сей врач его в могилу свел,

И скажем по уму,

Что Робин, право, был осел,

Доверившись ему.

Он похоронен был потом

По слову аббатисы

У тракта в край, в гробу простом,

Сколоченном из тиса.

Поставив камень в головах,

Означили, что тут

Покоится смиренный прах,

Что звался Робин Гуд.

И месяц, и число, и год,

Чтоб путник мог прочесть,

Коль мимо едет иль идёт,

Кто похоронен здесь,

Как промышлял он грабежом

В теченье многих лет,

И лес зеленый, верный дом,

Хранил его от бед.

И хоть священству он претит,

Поскольку был им враг,

Негоже, чтоб он был забыт

Навеки ни за так.

Был аббатисе Робин мил,

Хоть злы его дела;

Хотелось ей, пусть он почил, —

Но чтоб молва жила.

За дни, что с этих пор прошли, —

Сто лет, за годом год —

Ту надпись многие прочли,

Но время все сотрет.

Из тех, кто грабил с ним, одни

Всё ж были прощены,

Иные же скончали дни

Вдали родной страны.

Была та женщина умна:

Пускай его могила

И грубовата, и скромна,

Но славу сохранила.

Года бежали и бегут,

Сменялись короли,

Но больше нет таких, как Гуд,

Их времена прошли.

Тринадцать лет гуляли так

Они, уйдя в леса:

Дрожал богач, плясал бедняк —

Ну просто чудеса!

Все так и было, верь — не верь,

А верить мудрено:

Другие времена теперь,

Бедовых нет давно.

Закон главенствует у нас,

И коли есть нужда,

Разбойников возьмем сейчас

Мы к ногтю без труда.

Народ тогда ещё был дик

И страхом не стеснен,

А нынче слушаться привык

И почитать закон.

Им незнаком был пушек гром —

С певучею стрелой,

С гусиным трепетным пером,

Ходил наш предок в бой.

Но в целом свете никого

Не сыщется покуда,

Кто превзошел бы мастерство

Стрелков из братьи Гуда.

И коль, щетинясь лесом пик,

Толпа б на них пошла,

Ее рассеяли бы вмиг —

Так жалила стрела.

Никто не смел им сделать зло,

Но если шли с добром,

Таких всегда ждало тепло,

Радушный ждал прием.

Так он любовь среди людей

Стяжал, а коли б нет,

Не мог бы с вольницей своей

Держаться столько лет.

А нам бы надо наш ценить

Достаток и покой

И грех от сердца отженить

Уверенной рукой.

Да, басен вздорнейших не счесть,

Про то, каким был Гуд,

Но летописи тоже есть,

Они же редко лгут.

И кто воскликнет «Это ложь!»,

Душой не покривив?

Ведь эдак до того дойдешь,

Что Ричард — тоже миф.

Читатель, если есть нужда,

Проверишь мой рассказ,

И убедишься сам тогда:

Правдив он без прикрас.

Я знаю: не напрасен пыл

И не пропал мой труд,

Коль скажут: да, таким и был

Разбойник Робин Гуд!