Где б ни были вы, расы британской сыны,
Охрипшим голосом славя битвы отцов,
Услышьте про подвиг солдат из чужой страны —
Не стыдно равняться нам на туземных бойцов,
Оставшись без подкреплений, среди врагов,
Биться отважно, так, что сердца горят,
И доблестно пасть, как пал Кабульский отряд.
Их семьдесят было — горстка за чахлой стеной.
Голод, и жажда, и люди наперечёт,
Но алчущий нашей крови стотысячный вой
Был залпом сметен, и сметен орудийный расчет.
Вновь залп, и опять, и солнце афганское жжёт,
Но стена снесена, что стрелкам защитой была —
Под ней половина всех егерей полегла.
Дважды защитники пушку сумели отбить,
Дважды пытались назад ее отволочь…
Вспыхнул клинок одинокий, и стал кружить,
Бурей взвился, гоня пораженье прочь —
Гамильтон, англичанин, успел помочь,
Выкрикнул «Не сдаваться!», презрев стрельбу,
И к смерти рванулся — как будто зная судьбу.
Вновь егеря укрылись в казарме своей,
Видят парламентера, и слышат крик:
«Эй, выходи — не осталось белых людей,
Братьев не будем насаживать мы на штык!
Праздник для всех, кто от свободы отвык!»
И тишина воцарилась, ни звука нет.
Потом — презрительный смех прозвучал в ответ.
«Ослышались мы — и те, кто с нас клятву взял?
Хотите чтоб мы сдались, нарушив приказ?
Мы живы — и руки крепко держат кинжал.
Они полегли — но славой связали нас.
Так что, егерям — себя продавать сейчас?
И гордость отцов, честь завещавших нам —
И дух боевой, и верность павшим друзьям?»
Битвы восторг тогда подстегнул егерей,
Последним бурным галопом зашлись сердца,
Отброшены прочь остатки ненужных дверей —
Одною отвагой их не удержать до конца,
И редкою цепью, не потеряв лица,
Не пригибаясь, и не сбивая шаг
Вышли на смерть, на вой, где ярился враг.
Замолк перед площадкой каждый зритель.
Десятому грозит любой бросок[73],
Вот-вот уже решится победитель…
Слепящий свет; стоит один игрок.
Не для награды, многим столь желанной,
Играет он, не для хвалы льстеца,
А потому, что слышал Капитана:
«Играть! Играть! Держаться до конца!»
Песок в крови, пустыня заалела,
Атакой наше прорвано каре,
Убит полковник, пулемет заело,
Ослеп отряд в пыли и на жаре,
Рекою смерти заливает дюны,
А Честь — быть может, выдумка лжеца…
Но строй ведет в атаку голос юный:
«Играть! Играть! Держаться до конца!»
Слова всю жизнь мы повторяем эти,
Что прозвучали в школьные года,
Их в Школе все должны услышать дети,
Чтоб больше не забыть их никогда.
Пылающим светильником сияя,
Сквозь жизнь они ведут к мечте сердца,
И мы передаем их, умирая:
«Играть! Играть! Держаться до конца!»
Дрейк спит в гамаке. До дома тыща верст.
(Капитан, какой вам снится сон?)
Спит в обнимку с ядрами близ Номбре-де-Дьос,
И о Плимутском заливе грезит он.
Вдалеке там остров, вдалеке суда,
Песни, танцы моряков со всех сторон…
Средь огней прибрежных и ночей кромешных
Край родной он видит во сне былых времен.
Был он из Девона, был моряк большой,
(Капитан, какой вам снится сон?)
В плаваньи он умер с легкою душой —
Ведь о Плимутском заливе грезил он.
«В Англию верните мой старый барабан
И ударьте, как придет испанский дон;
Знайте же, сеньоры, — я из рая скоро
В море выйду, прогоню вас под гром былых времен!»
Дрейк спит в гамаке, новой ждет Армады,
(Капитан, какой вам снится сон?),
Ждет он барабана, спит он, где снаряды,
И о Плимутском заливе грезит он.
Бейте в барабан в море иль в проливе,
Бейте громче, если супостат силен…
Если силы с нами, если вьется знамя —
Мы увидим: он проснулся, герой былых времен.
Поднимем стаканы, выпьем до дна
(Услышьте, что ветер шептал…),
Крепкого, ясного выпьем вина…
Да здравствует Смерть-Адмирал!
На сотнях судов обошел он мир,
Сотен расцветок носил он мундир,
Всем кораблям в морях командир,
Зовется он — Смерть-Адмирал!
Службу хотите сыщу я для вас?
(Услышьте, что ветер шептал…)
Правила три — нетрудный наказ
Дает вам Смерть-Адмирал:
Держись, коли шквал налетает шальной,
В сраженьи всегда до последнего стой
И на приказ отзывайся любой:
«Так точно, Смерть-Адмирал!»
Но где его встретить? Попробуй найди…
(Услышьте, что ветер шептал…)
В сиянии звезд у него на груди
Явится Смерть-Адмирал.
По лбу, на котором старинный шрам,
По крику, что громок подобно штормам,
По самым добрым на свете глазам
Узнается Смерть-Адмирал.
А где же бывалых найти моряков?
(Услышьте, что ветер шептал…)
Костьми полегли у чужих берегов,
Покоит их Смерть-Адмирал.
Да! Любили его и старик, и юнец,
С ним шел не салага, а бравый боец,
Но кончился бой, и рассказу конец —
Упокоил их Смерть-Адмирал.
Военные киноленты
О мертвецов живой портрет,
О песня тишины,
О братья, призрачен ваш след
Средь призрачной страны —
В мерцании узнали мы,
Что веры лишены.
Искали Бога в небесех,
На земле упустив Его;
Семь скорбей, семикратный грех,
Усталое торжество
Рваным плащом укрыли от нас
Тайное Рождество.
Брат человеческий, стоило мне
Увидеть тех парней, —
Ты знаешь — о хлебе и вине
Тоскую все сильней,
Ты знаешь — сердце смятено,
Сочтя их смерть своей.