Дональд шел в горы голодный и хмурый,
Дональд спускался вниз тощий и ярый
Гнезда кукушкины вычистить правильно.
Славьтесь, король и Дональд Мак-Гиллаври!
Стань при весах ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Стань при весах ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Уравновесь чаши ты правильно.
Выкинь фальшивку вон, Дональд Мак-Гиллаври.
Дональд вновь в горы бежал, как помешанный,
Как сумасшедший, гадюкой укушенный,
Ждут не дождутся все Дональда лодыри.
Славьтесь, король и Дональд Мак-Гиллаври!
Стань же ткачом ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Стань же ткачом ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Мерою меч свой выбери правильной,
Смерь их по полной, мой Дональд Мак-Гиллаври.
Знают меч Дональда хищники наглые,
Грыз Дональд кости голые с голоду,
Нету вернее всем вигам погибели,
Чем беспощадный Дональд Мак-Гиллаври.
Стань же портным ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Стань же портным ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Крой их, и шей их, и вымечи правильно.
Славьтесь, Иаков и Дональд Мак-Гиллаври!
Дональд не любит слова неповадные,
Вигов, их визга, их нововведения.
Время их вышло; они с ним не справятся.
От его кары они уж не скроются.
Стань чеботарь ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Стань чеботарь ты, Дональд Мак-Гиллаври!
Сшей их, прошей их, подбей их по правилам.
Славьтесь, Иаков и Дональд Мак-Гиллаври!
Дональда смяли посулами льстивыми,
Дональда взяли обширными землями,
Много обетов, да ждется суленое.
То-то скор Дональд на слово соленое.
Стань же ты дьяволом, Дональд Мак-Гиллаври!
Стань же ты дьяволом, Дональд Мак-Гиллаври!
Бей их, отступников, жги, чтобы сгинули.
Славьтесь, Иаков и Дональд Мак-Гиллаври!
Ты видел на обочинах дорог,
Путей английских, чей размах широк,
У бьющего в долине родника,
Среди цветов, колеблемых слегка,
То сборище, что бродит по полям,
Иль дремлет, иль хлопочет по делам,
Чья смирно детвора сидит, мила,
Иль дразнит терпеливого осла?
Старуху дряхлую увидишь ты,
Девицы очи, полны черноты,
Мужчин и юношей, чей смуглый лик
К ветрам и солнцу жаркому привык.
Взгляни на них, когда им станет вновь
Пристанищем пустой амбар иль новь.
Из древности седой они пришли,
Сам убедись, моим словам внемли:
Природа с гением у них слита,
Являет разум каждая черта;
Особый дух в том племени живёт —
Им славен был Израиля народ.
Их род оттуда мудрецы ведут —
Взгляни на них! Предания не лгут.
Когда-то, в стародавние года,
Взвилась Европа, верою горда,
И как потоп, чей ток неодолим,
Нахлынула на Иерусалим.
Был покорён воинственной гурьбой
В Аравии народец кочевой.
Знал тропы хитроумный тот народ,
Знал, где источник, где трава растёт,
И лучше, чем любой христианин,
Умел он одурачить сарацин.
Но схлынуло безумье с христиан,
Они ушли из левантийских стран,
И тот народ вступил на путь мытарств,
Бежав от гнева сопредельных царств.
Вот здесь они. — Но веруй тем словам,
Что с неба слышал древний Авраам:
«С рожденья презираемы они,
Враждуют со всем светом искони».
И так они блуждают без преград,
Как их отцы немало лет назад
В Аравии. Для них простор земной —
Кочевье без пределов, край родной,
И что им попадётся на пути,
Они с собой стремятся унести.
Чудна их летопись, но в этот час
Взгляни на них — не кончен мой рассказ.
Тебя, мой милый ветхий дом,
Где кровля плоская, худая,
С трубой, поросшей щавелём, —
Любя, благословлю всегда я.
В твоих стенах я поседел
Под этой балкой долговечной;
У твоего огня сидел
Не раз слепой или увечный.
С малюткой путница бредёт —
Для всех бедняг, лишенных дома,
Открыта дверь ночь напролёт,
Найдется здесь постель больному.
Пасутся овцы по весне,
Почто не знаю я тревоги? —
Богатый зла не ищет мне,
Благословит меня убогий.
Какой ни ждёт меня уют,
С тобой прощусь не без печали:
Здесь мил у очага закут,
Другой такой найду едва ли.
Тут я сидел в кругу детей,
С женою доброй и исправной,
Над прялкой пела без затей
Она мотив простой и славный.
Был праздник — всякая еда,
Псалом вечерний — утешенье,
Покой в ночи и мир всегда,
Любовь и радость — без смущенья.
Как не скорбеть — душа болит, —
Штормами битое жилище?
Твоих простецких балок вид
По мне — лепнины всякой чище.
Просядет кровля, дрогнешь ты,
Очаг застынет, как могила!
Лишится вскоре теплоты
И сердце, что здесь бодрым было.
Хотел в тебе найти покой
До смерти, не ища замены;
Уйти лишь в дом последний свой,
Где зелен дёрн и тесны стены.
Прощай же, дом и мой родник,
Двор с бузиной и блеклой ивой,
На краткий час к сюда приник,
Но места не найду счастливей!
«Во дела! чудеса! — девка мчит в небеса!
Взмыла ввысь — лишь тонзурой1 сверкнула!» Так что ж?
Я за ней, налегке, на мышастом коньке
Поспешаю-спешу — не уйдешь!
Вижу — Воз[51] золотой; стукну в грядку слегка
(Тпру, конек! — эх, подуздок хорош!)
Да Медведицу-ночь ухвачу за бока.
Поспешаю-спешу — не уйдешь!
Мчи же прочь, наугад — там, у розовых врат,
Гимн заре золотой пропоешь.
Вдосталь конь мой напьется, и сызнова в путь:
Поспешаю-спешу — не уйдешь!
Мчи же, мчи! Пусть бушуют над Файфом ветра,
Зыблют небо, что на́ поле рожь.
Что кручины поэту! Как ты ни быстра —
Поспешаю-спешу, не уйдешь!
Ты устал, устал, устал,
Ты устал, устал идти,
Дух, услышь меня, любезный,
Пред зарею навести.
Мне слышен шепот от холма,
В тумане виснет злая тьма,
В лесах беседа мне слышна,
Кровава ведьмина луна.
Зияет средь небес провал,
Нагой в нем великан восстал —
Как головня, пылает взор,
В деснице меч его остёр.
Нечисто здесь. Моей волшбой
Ад с небом бьются меж собой —
Всю ночь сраженье им вести,
Все духи сбилися с пути.
В багровых каплях быть луне,
Что бродит в полуночном дне,
И кровью ангельской заря
Зардеет, в небесах горя.
Свое я знаю ремесло —
Творю добро, творю и зло;
Нашлю я боль, приворожу
Иль хуже — совесть разбужу!
Еще заклятие — и тут
Придет иль дух, иль Божий люд.
Из моря, ветра иль земли
Явись, Гил-Мулес[52], и внемли!
Князь ветра, спишь ты или бдишь,
Своих коней ко мне помчишь,
Ракету неба, яркий взрыв,
Дракона света упредив.
Мчи над Медведицей, над Псом,
Над радугой сквозь град и гром,
Над океаном, над горой
Ко мне — ко мне — ко мне домой!
Нашлю безумье иль беду,
Стрелою сердце я найду,
Нашлю тоску, приворожу
Иль хуже — совесть разбужу!