Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах

Бог! Эта жизнь — насмешка над людьми!

В крови и муках чревао матерей

Покинув, голые, немые, мы

Льем ливмя слезы, в немощи своей,

Как самый символ слабости, и жить

Для нас одно страдание. Едва

Окрепшие, должны мы захватить

Себе на свете место и права

Дышать, трудиться, жить. Наперебой

Мы лезем, бьем, толкаемся, и вот

Смелеем мы, нам прежний страх далек,

И рвемся мы, напрягши спины, в бой.

И если к нам любовь тогда сойдет,

Мы счастливы бываем и, на срок

Забывши слезы, побеждаем рок.

А там судьба разит нас. Прочтена

Мгновенно повесть юношеских лет.

Мы все бедней, бедней день ото дня.

Любовь остыла, дружбы больше нет,

И тщетно сердце новых ищет уз, —

От смены к смене радость все слабей.

Не веря больше мудрости своей,

Ни силе, потеряв к богатству вкус,

Как в чаще одиноки мы. И вот

На сделку с роком мудрые идут,

Остаток дней за мир продав иной.

И счастлив тот, кто так глаза сомкнет.

Но тем, кого молитвы не спасут,

Что остается, данное судьбой?

Немного мужества и сук с петлей.

И что еще, какой еще подвох

Нам уготован смертью? Подлый страх

Охватит нас в борьбе за каждый вздох,

Мы до мольбы унизимся в слезах,

И будет воля наша сражена

Отчаяньем, затмившим ум, и в час

Последний, о, хотя бы мысль одна

О милой жизни, гаснущей для нас,

Об исходящих кровию сердцах,

О горести собравшихся детей,

Сестер и жен, о славе в небесах, —

Нет, мыслей всех безумных будет суть

Одна — укрыться как-то от болей

Физических, исчезнуть как-нибудь

Из мира прочь и, может быть, заснуть.

Да, и в тюрьме есть радости свои:

В час завтрака немало дней подряд,

Чтобы отведать крошек, воробьи

К решеткам камеры моей летят,

Паук плетет узорных кружев ряд,

Мышонок смелый слушает со мной

Шаги, тревожащие каземат…

С друзьями легок плен унылый мой.

А в сумерки в окне напротив тень,

Когда зажгутся лампы, мне видна —

То надзирателя проходит дочь,

И кажется: мила, добра она, Прекрасна…

Но прошел и этот день,

Мерцают звезды, опустилась ночь.

Творить добро, пока еще я жив,

Быть отзвуком возвышенных идей,

Бороться, в мысль благую превратив

Безумные мечтанья юных дней,

Дать миру исцеленье от скорбей,

С лиц изможденных слезы отирать,

И облегчать страдания людей,

И сделать легкой тягостную кладь,

Став гражданином в братстве мировом,

Готовиться к лишеиьям вместе с ним,

Любовь даря, платя за гнев добром,

Победу одержать над злом земным,—

Свершив все это, умереть готов

Враг богачей, союзник бедняков.

Мы плыли семь недель, и лютый шквал

Дважды семь дней ревел, и вот мы снова

В тиши, где больше не бушует вал,

В объятьях вечера берегового.

Берберия с Испанией готовы

Очам предстать. Скитаниям конец.

Мы радостно Европы слышим зовы,

Земной владычицы людских сердец.

Передо мною — славная гора;

Геракл, гот, мавр оставили в награду

Сей край для англичан, над морем властных;

Восторг — внимать, как резкие ветра

Разносят пенье флейт и канонаду,

И видеть марш солдат в мундирах красных!

День, целый день по дюнам я скакал

С ватагой славных всадников и псов.

Сверкало море вправо от холмов,

И бурным морем слева лес лежал.

В сияньи солнца, в легком ветре дюн,

Сквозь дрок и терн охота вскачь неслась.

Вдруг дрозд запел, и, словно в первый раз

Его услышав, замер мой скакун.

И наступила, понял я, Весна,

И понял то по ясности, с какой

В кустах и на камнях, на небе и в волнах

Твое лицо я видел пред собой.

И гнался я за ним сквозь терн дорог,

Конь окрылен, и сам я — словно бог.