Как ни радушен был Хрущёв с невесткой, отношения в доме были натянутые. Нина Петровна разговаривала сухо, а Рада Никитична старалась вообще не вступать в разговор. Радин муж, Алексей Иванович Аджубей, подражая Никите Сергеевичу, благосклонно кивал, и здоровался с родственницей, и прощался, изредка даже пытался шутить, но в действиях его полностью отсутствовала искренность, всё выглядело примитивно фальшиво, к тому же, став главным редактором «Известий» и уверовав в собственную исключительность, он начал обожествляться, придавая своему поведению покровительственно-назидательный характер, однако при Хрущёве от его напыщенности не оставалось и следа. Лёля ни на кого внимания не обращала, с Серёжей ей было хорошо, она с нетерпеньем ждала мужа с работы, провожала на работу, по выходным они чинно обедали, сидя за общим столом с Серёжиными родителями, но времени друг на друга у них катастрофически не оставалось, с утра до вечера Сергей пропадал в КБ. Лёля снова взялась за краски и стены опять украсились акварелями. С Николиной горы она привезла уже не такого игривого Марсика, кот необычайно распушился и раздобрел и его, невзирая на его лоснящееся великолепие, с оглушительными криками гоняли по правительственному особняку краснощекие Серёжины племянники. Спасаясь от разыгравшихся баловников, кот заскакивал под ближайший диван, запрыгнуть на шкаф у него не получалось от чрезмерной сытости, а точнее, дородности, но и под диваном он успешно отсиживался, поджидая, пока мальчиков уведут воспитатели.
Сегодня ужинали вместе. В этот раз ужин затянулся, у Никиты Сергеевича было прекрасное настроение, и он не торопился выйти из-за стола. Алексея Ивановича будто приклеивали к Хрущёву, редактор неустанно прислушивался к высказываниям тестя, бесшумно шевеля губами, точно повторяя вещие слова для памяти, любовно приглядывался к Радиному отцу, предусмотрительно ухаживая за ним — подавал тарелки, рюмки, чашки, подливал, придвигал блюда с кушаньями.
— Хотя бы Аджубей не лезет с нравоучительными беседами! — радовалась Лёля.
Редактор сделался настоящим попугаем, и хотя блестяще закончил эмгэушное отделение журналистики, говорил теперь исключительно словами и интонациями Никиты Сергеевича.
И пусть он не лез к Лёле, всё равно до озноба раздражал! За столом испанка помалкивала. Нина Петровна недоумевала, почему невестка остыла, почему не суёт везде свой нос, хотя наверняка знала, что Лёлин характер невозможно перекроить.
Улучшив момент, когда Никита Сергеевич ушёл и его неизменный оруженосец Аджубей скрылся, Лёля обратилась к Нине Петровне:
— Можно с вами поговорить?
Жена Хрущёва смерила девушку неодобрительным взглядом, но взяв себя в руки, кивнула.
— Хочу попросить, чтобы нам с Сергеем дали квартиру в Москве, чтобы мы жили отдельно, — проговорила невестка. — Так будет лучше для всех. И для вас, и для нас, — добавила она.
Нина Петровна не стала возражать, предложение показалось ей разумным, в конце концов, молчаливое презрение и раздражение вздорной переводчицей должно рано или поздно вылиться в грандиозный скандал, а отселив чету в квартиру, можно не встречать её нахальную физиономию, а мальчик, в случае чего, всегда вернётся к родителям. Нина Петровна пообещала поговорить с мужем.