Царство. 1958–1960

9 апреля, суббота. Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

— Что, осваивается Вячеслав Михайлович в Вене? — поинтересовался у Микояна Хрущёв.

— Осваивается. Австрия после Монголии рай. Все там Молотова приветствуют, все с уважением, он прямо расцвёл, — рассказывал Анастас Иванович, который на днях вернулся из зарубежной командировки.

— Ты-то с ним виделся?

— А как же, мы даже отобедали.

— Жаловался?

— Молчал, только о работе говорил, да о детях спрашивал. И я с ним о детях и о работе. Напоследок просил тебе привет передать.

— Спасибо. Может, и мне придётся в Вену поехать, тогда увидимся, — задумчиво проговорил Хрущёв. — Я Молотова 32 года знаю, руководитель он был цельный, требовательный, у меня с ним никогда конфликтов не случалось. При случае и ему от меня привет передай.

— При случае.

— А что Егор, не знаешь?

— Георгий Максимилианович?

— Да.

— Ты Маленкова надумал из ссылки вызволить?

— Ничего не надумал, просто спрашиваю! Молотов — то Молотов, он не ПРИ Сталине ходил, а ВМЕСТЕ со Сталиным. А Маленков кто, письмоносец? Бумажник он, вот кто! А ты их сравнил.

— Так ты спросил!

— Он пусть в Усть-Каменогорске сидит, он мне не нужен! Однажды в 52-м, когда мы с Маленковым объезжали подмосковные колхозы, в одном застали двенадцать немощных старух, а колхоз назывался «Новая жизнь», и что сказал об этом товарищ Маленков? Ничего не сказал, как будто всё нормально, будто колхоз как колхоз, а ведь он после Сталина был первое лицо, а часто и за Сталина оставался. Близорукий человек и недалекий!

— Как канцеляристу ему равных нет, — отозвался Микоян.

— Вот ты высказался!

— А что, верно говорю.

— Он подхалим и приспособленец!

— А мы другие?

— По крайней мере, не такие как он, и вообще, это преклонение и чинопочитание надо изжить, надо чтобы честные отношения были, равные!

— Думаешь изжить просто? Это у людей в крови. Вот приходят к тебе и тебя баюкают, обволакивают, тот же Козлов или Суслов, распинаются, да все! — нервно высказался Анастас Иванович.

— С подобными пережитками будем вести решительную борьбу!

— Ты сам её должен начать, не я, не кто-то другой!

— И начну!

— Ты не обиделся, что я так говорю? — с осторожностью спросил Микоян.

— Правильно говоришь, Анастас, по делу! Сплошное у нас лизоблюдство! А как думаешь, Молотов исправился, поменялся внутри или всё тот же неустрашимый молоток?

Микоян кончиками пальцев почесал голову:

— Он со своей колокольни смотрит.

— Нет, ответь!

— Горбатого могила исправит!

— Значит, зря я его в Вену двинул?

— Да нет, не зря, пусть трудится, польза будет. А Лазарь что?

— Этот чёрт душу вытрясет! Мягко мы с Кагановичем обошлись, слишком мягко, он бы меня распял!

— Ты, Никита, человек милосердный, в этом твоё величайшее превосходство!

— Стал милосердным, стал! Раньше, знаешь, как я с плеча рубал? С потягом!

— Как это «с потягом»?

— Это когда на полном скаку шашкой бьёшь, шашка черепок надвое разваливает и в нижних зубах застряёт. А когда её обратно тянешь, как струна гудит. Про то Семен Михайлович Буденный любит вспоминать, он рубака знатный! — объяснился Никита Сергеевич. — Так и они, троглодиты, наши бывшие вожди, каждого «с потягом» на тот свет сплавляли!

— Ты, Никита, слишком образно выражаешься.

— Как есть, так и говорю! — Хрущёв перестал улыбаться. — Вчера Шелепин был, я про Василия стал спрашивать. Пьёт, отвечает. Ну что с ним, с пьяницей, делать? И ещё гундит.

— Гундит?

— Гнусности говорит. Опять заладил, что отца отравили. Форму генеральскую напялит и по ресторанам ездит. Напьётся, уже идти не может, а к рулю лезет!

— Жалко парня!

— Вот и думай, что с ним делать? Хотели как лучше, а получилось как всегда!

— Надо его вразумить.

— Вразумить! Ты с ним говорил, и что?

Микоян пожал плечами.

— И ни-че-го! — Хрущёв передёрнул лицом. — Мне с ним противно разговаривать. Ведь пришёл ко мне плакал, мы обнялись, час сидели, разное вспоминали. Я к нему, как к сыну, а он!

— Поговорить с ним не лишне, может, дойдёт.

— Надо строго поговорить!

— Видно я для этого не гожусь, — заметил Микоян. — Нужен кто-то, кто его с малолетства знает, кого он уважительно воспримет.

— А если Клима пошлём? — оживился Хрущёв.

— Ворошилов в самый раз будет, он старый товарищ Иосифа, Ваську мальцом тискал!

— Пускай он ему мозги вправит!