Царство. 1958–1960

14 февраля, воскресенье. Коломна

Органы прознали про Марфу быстро. В любом небольшом городке земля слухами обрастает, а коломенские бабуси наперебой старались, на все лады расхваливали молитвенницу, каких только чудес ей не приписывали, да и народа на улицу Советская тянулось немало. Отца Василия подобная ситуация тревожила, недавно его вызывали в райком и там велели быть скромнее, не выпячиваться, из продажи в церковной лавке изъяли православные книги и даже библию грозились отобрать. Райкомовский работник несколько раз во время службы приходил к храму, пересчитывал прихожан, записывал что-то в тетрадку и как-то уж очень заинтересованно поглядывал на соседнюю сторону улицу, где проживала Марфа и куда наперегонки торопился народ. Печальными обстоятельствами священник делился с супругой, вздыхал, качая головой, грустно отхлебывал из пузатой чашки наваристый бульон.

— Сейчас власти для автошколы место подбирают, — совсем погасшим голосом произнес он. — Может, этот райкомовский тип для того здесь и крутится.

Попадья Наталья напряглась:

— Неужто на нашу церковь нацелились?

— Не дай бог! Ещё за Марфу меня спрашивали, мол, кто такая, откуда взялась?

— Накликает на нас Марфуша беду! — перекрестила лоб попадья. — Если церковь отберут, по миру пойдём!

— Не срамись! — пристыдил попадью Василий, хотя в душе был с женою согласен.

Но бог миловал, автошколу разместили у вокзала, сразу за площадью Двух Революций, и вроде бы можно было успокоиться, но тут в милиции всерьёз заинтересовались немощной старицей. Вызвал батюшку к себе новый милицейский начальник Старого неизвестно за какие прегрешения с поста подвинули, и не потому, что пил беспробудно, — другие разве не пьют? — а вроде бы не угодил он главному райкомовскому секретарю. Сейчас, не как раньше, кругом командовал райком, а никакая не милиция. Но милицейская власть после райкомовской в городе была самая первая, железная, ведь за порядком кто следит? Милиционер. Новый начальник милиции без предисловий велел попу выселить Марфу.

— Пригрели нечисть! На хера мне здесь всякие кудесницы! Подобру-поздорову пусть из района убирается! А ты, — тыкнул начальник Василию, — поменьше по городу шастай, а то напялит рясу и дефилирует! Тебе ясно?

— Ясно! — потупился поп.

— Смотри, а то сам вслед за старухой вылетишь! Я социализм марать не позволю!

— Хорошо, удосужился на разговор позвать, а то бы схватили за шиворот и выкинули вон! — после встречи с милиционером крестился перепуганный протоирей. К Марфе он шёл, понурив голову, как говорить, с чего начинать? Но только переступил порог, немощная сходу сказала:

— Я, Васенька, уехать от тебя решила.

— Да что ты, живи! — запричитал священник. — Ежели тебя выгонят, после и меня турнут, лучше уж всех скопом! — причитал он.

К обеду у ворот появился сам начальник милиции. Он громко стучал в дверь кулаком:

— Открывай!

Надя приоткрыла щёлку, хотела узнать, зачем пришли, но милиционер с силой толкнул дверь и влетел в комнату, за ним — ещё двое.

— Где старуха?! — начальник милиции рыскал по комнате глазами. А ну, выходи!

— Я, милый, я! Не шуми! — со своей лежанки у окошка отозвалась Марфа. Малюсенькая она была и до того жалкая, что смотреть больно! Не ожидал увидеть такую горемыку ретивый милиционер.

— Вставай, собирайся! — скомандовал он.

— Не ходит она, — проговорила бледная со страху Надя. — Мы по-скорому соберёмся и уйдём! — взмолилась набожная женщина.

— При нас собирайтесь! — понизил голос начальник, но увиденному удивился: нарассказывали всякой дури! Представлял он, что какая-то аферистка головы людям морочит, а тут еле живая карлица!

— Кто небылицы по колдунью рассказывал, она ж инвалид? — капитан строго взглянул на подчинённых.

— Люди так говорили, — смущенно оправдывался участковый.

— Люди, люди! Лучше ворье ловите! — рыкнул начальник и ещё раз посмотрел на старушку, которая при поддержке Нади с трудом поднялась на ноги, но раз пришли — то надо выселять!

— Подведи к нему! — попросила бабушка.

Надя сделала с Марфой шаг к милиционеру.

— Ты не шуми! — произнесла Марфа и поманила офицера.

— Чего тебе? — нахмурился он.

— Ты, братец, беги скорее домой. Пожар у тебя начинается, а там дитя малое под замком. Беги, милый, ещё успеешь, а мы пока будем собираться. Беги, некогда рассуждать!

— Какой пожар?! Где? — не понял милиционер.

— Пожар, пожар! В доме твоём!

— У меня?

— Да, на улице Лазорева! Дитятко, Лиза, плачет, уже дымы чувствует.

— Лиза! — охнул капитан, сорвался с места и исчез, и вовремя. То ли труба в печи прохудилась, то ли ещё что, но полыхнул факелом соседний дом. С него пламя перекинулось на ближнюю крышу, обхватило деревянные стены, балки, фронтон, жаром обожгла стропила. В доме кроме девочки-малютки никого не было, жена сдавала экзамен в техникуме, а бабка, схватив молочный бидончик, побежала за угол, куда из колхоза приезжала подвода с молоком.

Выбив дверь, капитан ворвался внутрь и чудом вытащил дочурку на улицу. Тут же потолок с треском рухнул, подняв в воздух вихри яростных искр. Огонь полыхал, дожигая всё, что осталось от дома. Отец прижал к груди испуганное дитя и зарыдал в голос, точно баба:

— Успел, успел! Лизанька, родимая! Золотце моё!

Он исцеловывал хныкающую дочурку, которая не могла понять, что произошло и почему отец так плакал.

— Лизанька моя! — не мог нарадоваться счастливый отец: — Спасибо тебе, мать, спасибо! — прошептал капитан, обращая слова к плохонькой, ничего не видевшей старушке, спасшей единственное его дитя. Ваня и Алёша утонули, перевернувшись на реке в лодке прошлым летом. В толпе, которая пыталась тушить пожар, показалась перепуганная женщина с бидончиком молока — капитанская мать. Испустив крик, она бросилась к сыну. Бидончик выпал, молоко выплеснулось и потекло по булыжной мостовой. Лизанька, прижав покрепче тряпочную куклу Марусю, прильнула к бабусе.