Царство. 1958–1960

12 марта, четверг. Москва, Кремль, кабинет Хрущёва

Своими докладами Шелепин только расстраивал. Сначала стал говорить о сбитом в воздушном коридоре, связывающим Западную Германию и Западный Берлин, американском самолёте:

— Хотели его на наш аэродром посадить, но летчик подчиняться требованиям истребителей не стал, его атаковали. Шум поднялся неимоверный!

— Уже знаю, уже Малиновский сказал! — оборвал генерала Первый. — Всё геройствовать хотим, а геройствовать не получается!

Следующее сообщение было о Китае. В Тибете вспыхнуло восстание местного населения. Оккупированный китайцами Тибет, испокон веков управлявшийся духовным отцом и правителем Далай-ламой, не хотел подчиняться коммунистическому режиму. Далай-лама тайно бежал в Индию. После Шелепин заговорил о подписанном трехстороннем соглашении между Турцией, Грецией и Великобританией, которым образовывалась республика Кипр.

— Кипры всякие создают, а признать Демократическую Германию не желают! — рыкнул Хрущёв.

По каждому вопросу Александр Николаевич выкладывал на стол сложенные в папочки подборки материалов.

— Только и делаю, что читаю, скоро глаза сломаю! — забирая бумаги, недовольно ворчал Никита Сергеевич. — Всё?

— Ещё про маршала Жукова хотел сказать. Хоронили генерала Крюкова, его близкого друга. Народа собралось немного: был маршал Буденный, несколько отставных генералов, в прошлом подчиненные Крюкова, бывший командующий ВДВ Магрелов, певица Русланова, жена Крюкова, с тремя подругами и Жуков приехал.

— Явился не запылился! Ты чего в ступе воду толчёшь, ты суть говори! — прикрикнул Никита Сергеевич.

— На поминках выпили хорошенько, и, конечно, все вокруг Жукова кучкуются, — излагал Александр Николаевич.

— Нашёлся, Мессия!

— Маршал в резких выражениях отзывался о существующем руководстве Министерства обороны.

— По Родиону прошелся?

— Прошёлся. А потом по вам. Говорил, что недостойно вы его сняли, а чистым обманом, и если б он был в Москве, ещё б посмотрели… — Шелепин замялся.

— Чего б посмотрели?

— Посмотрели б, кто кого.

— Бузит, значит?

— Бузит.

— И дачи ему оставил, и машины, и обслугу, и почёт, — грозно проговорил Никита Сергеевич. — А он огрызается!

— Не ценит! — поддакнул Шелепин.

— У кого желчь во рту, тому всё горько! — зло выговорил Хрущёв. — Ты дом его слушаешь?

— Слушаю.

— И что?

— Раньше маршал был сдержанней.

— Вот умник! Я его что, должен по шерстке гладить? Он сам меня опрокинуть хотел, сам козни строил! Ну ладно, пусть бубнит, всё равно никто его слушать не будет! Держи меня, Александр Николаевич, по Жукову в курсе. Если не угомонится, мы его так отделаем! — повысил голос Председатель Правительства. — Понял я про Жукова, можешь идти! — закончил аудиенцию Первый.

Как только Шелепин ушёл, Хрущёв поднял трубку телефона и вызвал Брежнева.

— Жуков язык распустил, — сухо заговорил Хрущёв. — Говорит, обманом его сняли, ругает ЦК, меня чистит и всё такое. Ты его вызови и мозги промой, так чтоб понял. И с Буденным надо беседу провести, чего он всякую ахинею слушает, Жукову поддакивает, тоже хочет по мордасам схлопотать?!

— Переговорю с Буденным.

— Главное, Жукова пугани! А если откажется понимать, я его распну! — Никита Сергеевич сжал кулаки. — Ишь, распоясался!

— Не беспокойтесь, Никита Сергеевич, по-партийному разъясним, — пообещал Леонид Ильич, правда, ему совсем не хотелось в резкой форме беседовать с маршалом Победы.

— Можешь Суслова в помощь взять, он-то душу вывернет!