Царство. 1958–1960

16 июня, понедельник. Москва, Кремль, кабинет Хрущёва

Известие было крайне неприятное. Хрущёв кипел, он потребовал к себе Брежнева, Громыко и Микояна. Расселись.

— Догадались, чего позвал? — хмуро начал он.

— Из-за Надя, — за всех ответил Брежнев.

— Из-за Надя! — с перекошенным лицом выкрикнул председатель правительства. — Ты венгерского посла в ЦК протянул, а он на самотёк пустил!

— Я…

— Молчи! — Хрущёв жёг Брежнева взглядом. — А главным у венгров кого сделали, мне голову заморочили? Не пойми кого, сделали! Говорил, давайте Мюнниха, а они долдонят — Кадар, Кадар! И чего ваш Кадар устроил? Чего?! — гремел Никита Сергеевич. — Надя убил — вот чего! Офонарел Кадар! Кто в Будапешт ездил, а потом восторгался: какой хороший человек, какой преданный! Кто Кадаром хвалился?! — злые глаза Хрущёва нацелились на Брежнева.

— Я хвалился, — обреченно протянул тот.

— Какой он, к ебеней матери, хороший, если стреляет без спроса?! Почему проворонили?! — Хрущёв нервно скинул пиджак, казалось, он засучит рукава и кинется на подчинённых! — Почему из Румынии пленников в Венгрию перевезли? Чего мычите?

— Не спокойно в Румынии было, могли выкрасть их, отбить.

— С ума сошли, выкрасть! Хватит придумывать! Я ещё тогда заподозрил неладное, а вы опять в свою дуду дуете: всё под контролем, не надо беспокоиться! Да под каким контролем? Кто контролирует?! Брежнев или ты, Анастас?! — лютовал Никита Сергеевич. — Громыко, тот ничего не контролирует! — Первый бросил убийственный взгляд на министра иностранных дел. — Что теперь Тито скажет? На хер пошлёт?!

— На хер не пошлёт, — глухо отозвался Брежнев.

— А я пошлю! — Хрущёв выставил под нос Брежневу кулак.

Леонид Ильич смертельно побледнел. Первый Секретарь развернулся к Громыко:

— Ты будешь перед Тито оправдываться?

— Не зная официальную позицию, за поручение не возьмусь! — пробормотал Громыко. — Вы должны линию определить.

— Опять на меня киваете? А вы кто?! — Хрущёв принялся нервно расхаживать по кабинету.

— Успокойся, Никита! — примирительным тоном проговорил Микоян. — Ни нам, ни Кадару, ни по большому счету Тито, Надь не интересен. Югослав успокоится.

— Как успокоится?! Он меня за Надя просил, я обещание дал, безопасность гарантировал!

— Но убили его не мы, — осмелился вставить Брежнев.

— А кто, я?! — позеленел от возмущения Никита Сергеевич.

— Кадар убил.

— Скажут, по нашему зданию, — предположил Громыко.

— За расстрел венгр на себя ответственность взял. А изменник Надь — язва социализма! — заключил Анастас Иванович. — По большому счету, избавились от мерзавца.

Хрущёв несколько успокоился, спустил пар:

— Я хочу, чтоб без движения моего пальца ничто ни в Венгрии, ни в другой братской стране не происходило! Хорошенько это запомните!

— Надь был бомбой замедленного действия. Под его именем снова могла смута начаться, а так нет его, значит, и мутить некому, — несмело проговорил Брежнев.

— Я тебе и твоему Андропову жопу надеру!