Царство. 1958–1960

7 января, среда. Коломна

Первым делом отец Василий поспешил к Марфе, хотел ей обо всём рассказать. Марфуша спала, тихо посапывая в кроватке, стоящей около теплой печной стены. Не стал священник её будить, но только уселся пить чай, предложенный хлопотливой Надей, старушка очнулась, приподнялась на локотке:

— Пришёл?

— Выполнил, матушка, всё как ты велела! — отставляя чашку и перебираясь поближе, отрапортовал протоирей.

— Знаю уже, — отозвалась та. — Но всё равно сказывай, пусть Надя послушает.

Отец Василий перевёл дух, готовясь начать рассказ, но в голове роилась сумятица, с чего начинать, с какого места? Как ехал в поезде, или как пришёл к месту, или просто — с Зои, как узрел её? Всё в голове перемешалось!

— Чего, отдала тебе Зоя икону? — спросила Марфа.

— Отдала.

— Ну и славненько!

— Скажете тоже! — несколько обиженно проговорил отец Василий, он хотел подробно, с деталями рассказать обо всём, а тут раз — и уже рассказывать нечего!

— Не серчай, отец, говори! — примирительно сказала Марфа.

Батюшка подсел на кровать. Как хорошо было ему рядом с Марфушей!

— Сказывай, сказывай! — торопила та.

Священник вздохнул и заговорил:

— Приезжаю я, значит, в Самару, с поезда сошёл и только заикнулся про Зою, а мне сразу улицу указывают — вон там живёт! Но, объясняют, не пройдёшь к ней, там милиционера поставили, никого он не пускает.

«Сейчас в горкоме решают, как с ней поступить, ведь ужас какой — комсомолка с иконой в руках! Мать доказывает, что дочь больная, а в горкоме — нет, враг она, утверждают, провокацию, устроила! Исключить из комсомола! Отправить в тюрьму!»

«Лучше, батя, туда не суйся! — извозчик советует и начинает как-то пристально ко мне присматриваться. — А ты, случаем, не священник?»

«Священник», — не стал лукавить я.

«Тем более не ходи, а то и тебя в оборот возьмут!»

— Но я всё равно пошёл, как тобой велено было, — обращаясь к Марфе, продолжал поп. — Подхожу к переулочку, где домик был, там действительно милиционер стоит и много народа кучкуется, и все на Зоины окна поглядывают, но дальше милиционера никто не идёт. И я к толпе пристроился, стою. В толпе поговаривают, что сегодня милиция Зою из дома заберёт. Я постоял, постоял, но делать нечего, прямиком к дому направился. Иду, значит, а милиционера никак не обойти. Хоть я и в мирском облачении, а до смерти боязно, вдруг спросит: «Ты кто?» Милиционер на меня бычьим взглядом уставился, и люди из толпы смотрят. Я прямо похолодел, перекрестил себя незаметно — полегчало. Милиционер остановил меня и строго спрашивает:

«Куда идёшь?»

«К Зое!» — отвечаю.

«Зачем?»

«Икону забрать».

«Тогда проходи!» — говорит он, и без звука меня пропустил.

Я и прошёл. Подхожу к дому, дверь заперта, я постучал.

«Не открою! — мать из-за двери кричит. — Не отдам дочь!»

Я опять стучу, настойчивей:

«Я не из милиции!» — объясняю.

«А откуда?»

Тут я больше воздуха в легкие набрал и прямо крикнул:

«Меня послали икону забрать!»

Замок звякнул, дверь распахнулась, на пороге Зоина мать стоит. «Входи!» — упавшим голосом отвечает.

Я сразу к Зое. Она меня приметила, глазами чудно так смотрит. Я ей:

«Здравствуй, Зоя!»

Головою в ответ кивает. Мать рядом застыла, за руку ребёнка непутевого взяла.

«Натанцевалась?» — спрашиваю. Уж и не знаю, почему я такое спросил.

«Натанцевалась!» — сквозь слезы несчастная отвечает, а до этого все дни как рыба молчала. Мать, услышав дочкин голос, заголосила:

«Милая, наконец-то слово проронила!»

«Давай мне икону, на место её поставлю!» — снова я говорю, протянул руки и забрал Чудотворца.

«Где образ стоял?» — уже к матери обращаюсь.

Она место указывает. Поставил, значит, Николая на место, лампадку зажёг, перекрестился, мать измученную перекрестил и к Зое подхожу с такими словами:

«Мир тебе, дитя Божье!»

Она схватила меня за руку, целует, прижалась мокрыми глазами и шепчет:

«Есть, Господь, есть! Кайтеся!»

— Благословил её, заблудшую душу! — признался отец Василий. — Ничего не напутал я, матушка?

— Ничего, родимый мой человек, ничего не напутал! — закивала ему Марфа.

— А люди-то что? — спросила сердобольная Надя.

— Что люди? — пожал плечами священник. — Как узнали они, что никакого чуда не происходит, разошлись.

— Так всегда с людями! — нравоучительно проговорила старица.