23 сентября, вторник Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

— Сначала коты, потом собаки! Когда эта дурость прекратится?! — выговаривала Нина Петровна несчастному сыну. — Твоя жена ни о ком не думает, только о себе! Собаки, как любое животное, — переносчики заразы! А вдруг они Лёшку или Никитку покусают?!

На прошлой неделе Лёля принесла в дом двух симпатичных щенков-пекинесов, рыжего и белого, и теперь с ними не расставалась: разгуливала по двору, брала на руки, целовала, даже в гости ездила в сопровождении урчащих коротконожек с приплюснутыми носиками. Рядом с кроватью, правда со своей стороны, она поставила им низенькую корзинку, положив вниз тёплое одеялко. Собачки сразу подружились с котом и уютно затихали, устроившись на мягком ложе.

— Сегодня в столовой нассали, а кто вытирать будет, прислуга?! Её собаки, так пусть саки и трёт! Так она — нет! Что, не обучена?! — лютовала Нина Петровна.

— Вот заладила! — услышав жалобы мужа, пожала плечами Лёля. — Ты на них посмотри, Сержик, милые существа! Кого они укусят? Они только лижутся!

Этих доселе невиданных существ прислали Пал Палычу из Китая.

Сергей отмалчивался, с одной стороны его атаковала мать, с другой — отстраивала жена. Лёля была беременна, и муж не хотел милую расстраивать. Она округлилась, стала носить широкие сарафаны и просторные кофты.

— Маскируюсь! — утопая в очередном наряде, улыбалась испанка. — Не хочу выглядеть жирной!

На вздорную Нину Петровну невестка внимания не обращала, не примечала Раду, повторявшую всё слово в слово за противным выскочкой Аджубеем. Единственным человеком, к которому молодая женщина воспылала любовью, стала престарелая бабушка, мама Никиты Сергеевича. У Ксении Ивановны она могла сидеть часами, и к ребятишкам, к малышам — к Лёше и Никитке, к рассудительному школьнику Илюше, да и к заметно повзрослевшей и вытянувшейся за последний год Ирочке — Лёля относилась с симпатией, всегда была доброжелательна, с малышами любила поиграть, порисовать, загадывала загадки, и Ире с Илюшей чем могла помогала. Такое отношение обезоруживало разгоряченную Нину Петровну и положительно отмечалось Никитой Сергеевичем. Если бы не искренняя любовь к детям, участливое отношение к ним, давно бы строптивую Лёльку выгнали. Но собаки? Как быть с собаками?

В очередной раз Нина Петровна сорвалась, когда, перенося из столовой в гостиную вязание (она доканчивала вязать Рад очке кофту), наткнулась на вертлявого пса и оступилась.

— Чёрт бы тебя взял! — выронив спицы и, главное, не удержав клубки с шестью, которые покатились в разные стороны, подпрыгнула Нина Петровна. Само вязание она лихорадочно прижала к груди. — Терпеть проклятых псов я не намерена! Возьму и выкину!

— Мама, успокойся! Они даже лаять не могут! — отдувался за Лёлю Сергей. С появлением в доме пекинесов он ходил зелёный.

— Это со-ба-ки, со-ба-ки! Сколько раз повторять? А твоя жена… — Нина Петровна запнулась. На языке вертелось нехорошее слово, она еле сдержалась, чтоб его не сказать.

— Она же беременная, мама! — тихо проговорил Сергей.

— Беременные голышом в реке не купаются! — жестко выдала мать.

Никиту Сергеевича стала донимать нездоровая обстановка, с молодожёнами, он сделался неразговорчивым, иногда даже грубым. Уступив настойчивым требованиям жены, Сергей согласился переехать из Москвы в загородный Огарёвский особняк.

— Пусть сама едет, а ты здесь оставайся! — приказывала ему мать.

— Я так не могу!

Сергей не знал, что делать: мать разговаривает с ним на повышенных тонах, жена обижается. В последний раз Нина Петровна чуть не накинулась на невестку с кулаками.

— Ты думаешь, я её боюсь? Я не боюсь! — грозно сказала Лёля. — Хотела снять тапок и запустить, но снять тапок быстро не получилось! Если я ей наподдам — она развалится!

— Лёлечка, давай собачек отдадим, ведь у нас скоро малыш появится! — взмолился супруг.

— Здесь не в собаках дело! — жена с тоской посмотрела на несчастного мужа, но в результате отдать собак согласилась, ведь и вправду рожать скоро. — На Николину гору щенков увезу, там их никто не обидит!

И с переездом в Огарёво решили повременить.

Загрузка...