Царство. 1958–1960

14 апреля, четверг. Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

Апрельское солнце так и сияло, так и било в окна. Давно такого солнца не случалось. Целый месяц облачно, хмуро, промозгло, ни лучика с неба, а сегодня будто праздник — всё сверкает, всё лучится, город шумит весной! Птицы, сорвавшись с небес, гоняют, чирикают, радуются на все голоса: «Весна идёт! Весна идёт!». Улицы подсохли, только в оврагах да под косматыми ёлками грязные остатки сугробов неприглядной коркой топорщатся и сырость разводят.

Сегодня у Нины Петровны день рожденья, шестьдесят лет! Никита Сергеевич с утра нарядный, при костюме, при галстуке, спешит к жене букет роз вручить. Расцеловал, обнял:

— Поздравляю, моя синичка!

Кроме роз, подарил гребешок позолоченный с цветной эмалью, духи в гранатовом флаконе, купленные по совету генерала де Голля в Париже. Ещё преподнёс набор диоровских платков ярких расцветок, также прорекламированных французским президентом. От подарков, а скорее от мужнего внимания, у Нины Петровна приятно кружилась голова. Но особо понравился ей гребешок тончайшей работы, выполненный ярославскими умельцами.

— Заколи-ка, посмотрю на тебя! — попросил Никита Сергеевич. Волосы у жены были густые, пышные. Заколола.

— Просто прелесть! — и снова муж целовал свою Нину.

Нина Петровна сегодня принарядилась, пошила к празднику шёлковое фисташковое платье и приобрела новые туфельки.

— Ты у меня модница! — расплылся в улыбке Никита Сергеевич.

К обеду стали собираться гости. Первыми маму поздравили дети, Сережа и Рада. Радочку под ручку вёл Алексей Иванович Аджубей. Серёжа был один, грустный, конечно, но что делать, так и не помирился он со своей своенравной женой-испанкой. Илюша с Ирой поздравляли, Илюша так вытянулся за последний год, повзрослел! И конечно, ворвались в столовую неудержимым вихрем громкоголосые внуки! Вот они, вот, глядите — стремглав по комнате несутся!

— Бабуля! — кричит Никитка. — Бабуля! Дай поцелую! — и с разбега в неё! А за ним Лёшка хвостом летит! — хохочет, сорванец, прямо захлёбывается смехом, такой весельчак! И он в бабушку уткнулся. Как стали за столом рассаживаться, появились соседи: Анастас Иванович Микоян с Ашхен Лазаревной, им места рядом с хрущёвской четой были заготовлены. Буквально за Микоянами подъехал Леонид Ильич Брежнев с Викторией Петровной, вслед за ними явилась чета Козловых, Фрол Романович и Александра Константиновна, а за Козловыми Елена Михайловна Булганина подъехала. За Булганиной самолично Никита Сергеевич ухаживал, помогал снять пальто, провожал к столу. Последним влетел в зал Владимир Ефимович Семичастный, за последние 12 лет он не пропускал ни одного праздника у Хрущёвых, настолько для хрущёвской семьи был своим. Официантки ловко управлялись с массивными блюдами, из которых раскладывали по тарелкам закуски. Слово «подавальщица» наконец отошло в прошлое. Не дождавшись тоста, Никита Сергеевич схватил вилку, подцепил малосольную рыбку сёмушку и отправил в рот — проголодался! Пили в этот раз умеренно и некрепкое, обходились сухими винами, гости говорили теплые слова Нине Петровне, которую Никита Сергеевич при каждом удобном случае целовал и называл ненаглядною. Одним словом, вечер получился славный. Кремлёвские кондитеры приготовили для жены Первого торт в виде кареты с кремовой девушкой, подразумевая героиню известной сказки Шарля Перро «Золушка». Нина Петровна была до слёз тронута вниманием. После чая Хрущёв перешёл в гостиную и сел у камина, вокруг него сразу возникло движение, расположились Микоян, Козлов, Семичастный, Аджубей и Брежнев. Женщины остались в столовой, только из-за стола перебрались на мягкие диваны. Сергея Никитича отозвал дежурный офицер и сообщил, что его в прихожей ждёт Вано Микоян. Хрущёв-младший заторопился к товарищу.

— Серж! Ты со мной в город поедешь?

— Когда?

— Сейчас.

— А куда?

— В «Шестигранник», там джаз играют!

— Мне отпроситься надо, я с дня рожденья так просто уйти не могу.

— Ну так иди, отпрашивайся!

— Пошли со мной, заодно маму поздравишь.

Они прошли в столовую и подошли к Нине Петровне, Вано поздравил именинницу с днём рожденья и попросил разрешения забрать с собой Серёжу.

— Пусть едут, — сказала Ашхен Лазаревна. — Серёжа развеется.

— Пусть! — дала согласие Хрущёва.

— Так что, идём? — развернулся к другу Сергей.

Вано отрицательно покачал головой:

— Ты куда собрался, на защиту диссертации?!

— А что? — развел руками Сергей. На нём был чёрный костюм, белая рубашка, галстук, а на лацкане пиджака поблёскивала медаль лауреата Ленинской премии.

— Мы на танцы идём, очнись! Надень что-нибудь менее официальное, брюки, свитер!

— Понял, — проговорил Сергей и побежал переодеваться.

— Куда они, не знаешь? — спросила подругу Нина Петровна.

— Известно куда, или в гостиницу «Москва», или в «Шестигранник», в парк Горького. Напляшутся и вернутся.

— Ну хорошо, пусть Сережа отвлечётся! Он очень из-за Лёльки расстраивается! — пожаловалась Ашхен Лазоревне Хрущёва.

Везла молодых людей дежурная «Волга». Сначала Вано решил заехать к телеграфу.

— Меня там две подружки ждут. Такие прикольные! Мы их с собой заберём!