Царство. 1958–1960

14 мая, среда. ЦК, Старая площадь

В здании ЦК Хрущёв появлялся редко, его основным местом пребывания сделался Кремль, но сегодня с утра приехал на Старую площадь и его тотчас перехватил Брежнев.

— Что у тебя, Леонид? — очутившись в своём рабочем кабинете спросил Никита Сергеевич.

— Минуту! — Леонид Ильич выглянув за дверь, и скомадовал: — Костя, заноси!

При помощи Букина Черненко заволок в хрущёвский кабинет три неподъемные коробки. Никита Сергеевич, уткнув руки в бока, уставился на картонные ящики.

— Чего напридумывал?

— Это не я, это ваши односельчане, — разъяснил Леонид Ильич. — Какие ещё односельчане?

— С Калиновки.

— Ка-ли-нов-ка! — протянул Хрущёв, глаза его потеплели. — Был там?

— Был, Никита Сергеевич. Ездил в Курск и дай, думаю, в Калиновку загляну, узнаю, что как.

Вспомнив про родную деревню Хрущёв умиленно улыбался. Он похлопал рукой по ближайшей коробке:

— Зачем только всё это пёр, не нужно было!

— Отказать не мог. Люди, как про мой приезд услышали, толпой пошли. «Как там, — спрашивают, — наш Никита Сергеевич?» — Я и по домам ходил, и на улице меня останавливали, всё про вас интересовались. Пожилые вас хорошо помнят. Вечером в клубе собрались, про дела государственные колхозникам рассказал, обступили кольцом, слушают. А один тракторист, по фамилии Журый, тот так сказал: «Благодаря Никите Сергеевичу страна с колен поднялась!».

— Журый? Сашка?! — всплеснул руками председатель правительства.

— Он. Много теплых слов про вас говорили.

Лицо Хрущёва просияло.

— А как уезжать собрался, один меда принёс, другой — склянки с компотами, третий — сало. Так коробки и собрались.

— Сало-то зачем брал, в деревне пока голодно! — распереживался Никита Сергеевич.

— Ваш сосед, Митрич, передал.

— Митрич?! Жив ещё крикун?

— Жив! Он и на сходке громче других рассусоливал! — улыбался Брежнев.

— Хоть трезвый был?

— Навеселе.

— Эх, люди! Ничего на деревне не меняется!

— Сознание меняется, за социализм сейчас крестьянин горло перегрызёт, — заметил Леонид Ильич.

— Сознательный крестьянин стал, то точно! — радовался Первый.

— Социалистическое сознание мелочность и жадность перевешивает.

— Ты курское начальство тряхнул?

— А как же!

— Надо, чтоб про мою Калиновку не забывали!

— Помнят.

— Калиновка, Калиновка, родная сторона! — закатив глаза, проговорил Никита Сергеевич. — Спасибо тебе, родной! — и троекратно расцеловал Брежнева.