Царство. 1958–1960

2 января 1960 года, суббота. Москва, Малая Бронная, квартира Лёли и Сергея

Лёля сняла с плиты вскипевший чайник и запарила шиповник, последнее время она пристрастилась к шиповнику, заваривала плоды в термосе и пила вместо чая. Пользы от шиповника было куда больше: во первых, он содержал много витамина С, а во-вторых, благотворно влиял на кровь, чистил её, это ещё Ксения Ивановна объясняла.

— Интересно, как она там? И ведь не съездить, не проведать! — ни под каким видом строптивую невестку к бабушке не пускали. Лёля решила написать Ксении Ивановне письмо, но точно знала, что и письмо бабуле не передадут.

В прихожей звякнул звонок, девушка подошла к двери и спросила:

— Кто там?

— Лёля! — раздался голос, — Лёлечка, это я, Сергей!

Испанка нахмурилась, но дверь открыла. Сергей стоял перед ней без шапки, с заглаженными, слипшимися от постоянного ношения шапки редкими волосами, и несчастно смотрел на жену:

— Здравствуй! — выдавил он. — Можно войти? — муж глядел робко, жалостно, и сам казался каким-то жалким.

Лёля отступила, пропуская нежданного гостя в прихожую:

— Входи!

Сергей протянул ей три розочки, которые прятал за спиной, она взяла цветы и положила на тумбу у вешалки. Муж топтался в прихожей и нелепо смотрел на обожаемую Лёлю.

— Ты пальто снимешь?

— Сейчас! — он принялся суетливо снимать пальто.

— На вешалку вешай.

Они сидели на кухне друг против друга. Лёля поставила на стол чашки и разлила шиповник.

— Я очень скучаю по тебе, очень! — начал Сергей. — Я измучатся!

Лёля не отвечала.

— Ты не скучала без меня? — несчастно произнес муж.

— Я на тебя сердилась.

— А сейчас сердишься?

— Сейчас не знаю, сержусь и не сержусь. Когда не думаю, что ты меня предал, укатил без меня в Америку, когда просто вспоминаю тебя — не сержусь, а когда думаю, как ты гадко поступил, — лютую!

— Я не нарочно! — он потянулся к любимой и коснулся руки, её тонких пальчиков. — Не сердись, ладно?

Лёля не отняла руки, и Сергей улыбнулся, ласково, беззащитно, совсем по-детски.

— Я ходил вокруг твоего дома кругами, много раз приезжал сюда и всё не решался зайти. Помнишь, как ты меня грозно отсюда отправила?

— Тогда я была очень зла. Ты будешь пить шиповник, а то он остынет?

— Попью, — муж потянулся к чашке. На его пиджаке поблескивала медаль лауреата Ленинской премии.

— Значит, ты решился ко мне прийти? — проговорила Лёля и чуть сжала его ладонь.

— Да! — Сергей потянулся через стол, пытаясь её поцеловать. — Я же твой!

Так, над столом, и случился этот поцелуй. Сергей сиял, он сразу же пересел к любимой и теперь горячо обнимал её.

— Останешься у меня? — спросила она.

— Да, останусь. Я сейчас! — он встал, подошёл к телефону, набрал номер.

— Мама, мамочка! — торопливо заговорил сын. — Вы меня сегодня не ждите, я у Лёли остаюсь, мы помирились! Вот! — повесив трубку, просиял окрылённый супруг. — Знаешь, я совершенно голодный!

— Могу сделать тебе яичницу и бутерброд с сыром.

— Буду!

Хозяйка засуетилась у плиты, худо-бедно, а живя одна, она чему-то училась, например, яичницу делала легко, могла сварить манную кашу и геркулесовую тоже и уже два раза жарила картошку. Ей самой нравилось, как у неё получается, и ведь вкусно получалось! Яичницу он так и не доел, они залегли в кровать и провалялись там до полуночи. В начале первого чета встала и оказалась снова на кухне, теперь уже собираясь поесть основательно. Лёля снова жарила яичницу и нарезала сыр. Действительно у неё была очень вкусная яичница! К чаю открыли банку абрикосового варенья.

— Слушай, Сержик! — обратилась к мужу Лёля. — Ты можешь не носить свою лауреатскую медаль, а то с ней ты похож на старичка?