Царство. 1958–1960

4 июня, среда. Москва, Ленинские горы, дом 40, особняк Хрущёва

Звонко посигналив, на своей белоснежной «Волге» с открывающимся верхом Лёля въехала в особняк на Ленинских горах. Подобных машин выпустили ровно три, и одна досталась Пал Палычу Лобанову. Верх на автомобиле был открыт — молодая девушка сногсшибательно смотрелась за рулём.

— Дикторша приехала! — взглянув в окно, язвительно проговорила Нина Петровна, теперь она называла невестку не иначе как «дикторша».

Платье на Лёле было красное в крупный белый горошек, на голове — в цвет платья широкополая шляпа, остроносые лаковые туфли, изящная белая сумочка.

— Видеть её не могу! — задернув штору, отвернулась Нина Петровна.

— Я тоже! — согласилась Рада.

Мать помогала дочери купать внука, и теперь выкупанного озорника насухо вытирали и одевали. Лёшик рос крепким, звонкоголосым, родители и дед на него нарадоваться не могли. Внучок уже не просто ходил, а безостановочно бегал, дёргал и хватал всё, что попадалось под руки, если натыкался на стекло — плохо, — все стекляшки в его руках стремительно бились, если баловник добирался до буфета, а нижние дверцы шкафа были не заперты, катастрофа случалось неизбежно. В этом случае всем влетало, разумеется, не из-за разбитой чашки или тарелки, а оттого, что ребёнок мог пораниться. Больше всего доставалось пожилой Фросе.

— Ты же знаешь, что мальчик шустрый, прячь всё под замок!

Любые ключи требовалось убирать из замков и прятать. Однажды Лёшка надергал их из каждой дверцы и засунул неизвестно куда. Хватились — нет ключей! Работники обыскались, Фрося немощно разводила руками. Но Нина Петровна ключи нашла, от неё невозможно было ничего скрыть: в широком диване перед телевизором в глубине за подушками лежал один, под ковриком в прихожей нашёлся другой, в вазе, стоящей на подоконнике перед лестницей — третий; целый час на поиски пришлось убить. За разгильдяйство досталось по первое число и нянькам, и горничным, и официанткам, и даже повару, который попался под горячую руку, правда, его ругали за то, что он неопрятный. Заинтересовавшись чем-нибудь, а он всегда чем-нибудь интересовался, Лёшенька показывал пальчиком и произносил: «Этё! Дать! Моё!». Отбирал у старших любые понравившиеся предметы, понимая, что родители и, особо, дед с бабкой не могут перед ним устоять. Второклассник Илья смотрел на шустрого баловника с подозрением и обидой, ведь никого тот не боялся.

«Он маленький, его обижать нельзя!» — бесконечно твердили взрослые.

Лёша был упрямый, смышленый и улыбчивый. Нина Петровна его обожествляла. Настроение в хрущёвском доме омрачалось лишь строптивой Серёжиной женой.

— Кинозвезда никак не родит! — проводив жену брата взглядом, проговорила Рада. — Разоделась и дефилирует!

— На машине по городу раскатывает, штучка! Как нашего Серёжу влюбила? — терзалась мать. — Посмотреть на неё, ведь кожа да кости!

И Никите Сергеевичу приходилось отвечать на неприятные вопросы, хотя его мало интересовала личная жизнь домочадцев.

— Это форменное безобразие! Молодая девушка на собственной машине! Что это, Никита?

— Это, Нина, никем не запрещено.

— Это нескромно! Люди подумают, что у Хрущёва завелись лишние деньги!

— Ничего люди не подумают, Лёля дочь академика, а не слесаря. У академиков денег валом.

— Защищаешь! — злилась супруга.

— Что ты к ней прицепилась? Оно тебе надо?

— Я за сына переживаю!

— И я переживаю, ему с ней жить, не тебе!

— С такой куклой семья не сложится!

— Думаешь, Ладка Кругловская лучше?

— Ничего я не думаю! Вот к Лёше Аджубею у меня претензий нет.

— Да, Алексей Иванович — образец!

— Настоящий муж, серьезный, заботливый, а эта — вертихвостка! Ей бы только вырядиться и покрасоваться! Через день в парикмахерской сидит, то маникюр ей делают, то педикюр! Просто разврат!

— Ты, Нина, не перебарщивай. Отстань!

— Не отстану!