Царство. 1958–1960

16 июля, среда. Москва, Кремль

Андрей Букин часто поглядывал в окно, смотрел на Ивановскую площадь, на вековые здания, булыжные мостовые, которые активно разбирали, закатывая дороги в серый асфальт. Не без интереса разглядывал он старинные церкви, оставленные пока стоять на местах, но, видать, скоро и их черёд подоспеет — рушили храмы нещадно, и самым активным «богоборцем» выступал Никита Сергеевич Хрущёв. И хотя офицер не признавал существование ни бога, ни дьявола, устремленные ввысь колокольни и белокаменные залы с коренастыми приделами в узких оконцах, по-детски жалел — ведь возводили соборы всем миром, столетьями любовались ими. Приходили сюда люди в праздники, тут венчались — заручаясь божьей поддержкой на долгую семейную жизнь, бывали в дни скорби — провожая и поминая усопших. Пусть вера — заблуждение, но чем церкви мешают? Хрущёв, грозивший развенчивать Господа Бога, обещал расправиться с церковным наследием в самом ближайшем будущем. А как Кремль будет смотреться без храмов? «Убого смотреться будет!» — решил Букин.

Для Андрея Ивановича Кремль всегда был местом таинственным, а правильнее — святым. Отсюда исходила великая сила, иногда добрая, а иногда — мстительная, злая. Заезжая в Боровицкие ворота, офицер невольно подтягивался, подбирался, осознавая собственную значимость, сопричастность к кремлёвскому величию, ведь частью несокрушимой государственной машины становился и он, стоящий рядом с правителем. Но всего отчетливей ощущалась ничтожность в сравнении с кремлёвской вечностью и венценосными кремлёвскими хозяевами. Никита Сергеевич, безусловно, сделался правителем, раньше им был Сталин.

— Товарищ Сталин! — с придыханием пробормотал полковник.

Казалось, Сталин занимал Кремль вечно. Как абсолютный монарх он правил бескрайней Россией, и не только Россией — миром правил!

— И Светлана Иосифовна здесь жила! — припомнил Букин.

Андрей отыскал глазами корпус, где располагалась сталинская квартира, комнаты сына и дочери.

— Не представляю, как можно жить в самом сердце Родины? И вправду они — цари, наши властители!

Букин пытался представлять себя обитающим за кирпичными стенами, обитающим безвылазно, ежеминутно отдавая распоряжения, от которых зависела жизнь миллионов людей. От подобных мыслей бешено колотилось сердце.

— Нет, не хочу, не надо! — замотал головой полковник. Почему-то Хрущёва проживающим в Кремле он представить не мог, не получалось.

Но как бы ни был Кремль велик, торжественен, притягателен, он был мрачен и опасен, хранил такие тайны, от которых и мертвецы б содрогнулись. Крови тут пролились реки, и жалости здесь не ведали, только так получалось удерживать власть — безжалостно, ни с кем не церемонясь!

«Светлана Иосифовна радуется, что из Кремля вырвалась! Странная она, и не видно вроде бы в её глазах ласки, но что-то нежное, беззащитное проблёскивает, лучится! Вроде, стальная, как отец, а частенько слеза на глаза наворачивается. Достали её люди, измучили! И детки у неё хорошие…»

Аллилуеве кие дети почему-то нравились Андрею больше хрущёвских, вернее, больше старших хрущевских, больше Сергея и Рады. А вот лобановская Лёля была симпатична, и Аджубей кипучей энергией и целостностью выделялся, но Алексей Иванович не в счет, он не из Хрущёвых, хотя и Лёля не прямая родня.

— Дурацкие мысли! — оборвал рассуждения офицер. — Не моё дело хозяевам оценки давать!

Букин злился на себя за подобные мысли. Какое он имеет право про такое думать, ему что, нечем заняться? Но на ум постоянно приходила Светлана Иосифовна — как она там? Никита Сергеевич сталинскую дочь не забывал, часто про неё спрашивал, просил Андрея звонить, интересоваться. При всех недостатках, сердобольный Хрущёв — человек! Но почему Василий Иосифович в тюрьме — непонятно? Сын вохадя, а его за решётку запрятали, кто скомандовал? Грешили на Молотова, но вот и Молотова в Президиуме нет, а узник сидит. И снова офицер гнал несуразные мысли.

С течением времени охрана главы государства стала пухнуть, обюрокрачиваться. Букин уже не каждый день находился при Первом, чаще сидел на бумагах, работал с кадрами. В его подчинении находились несколько подразделений: выездная охрана, кремлёвская, дачная, охрана особняка на Ленинских горах, группа прикрепленных к членам хрущёвской семьи, первая автотранспортная колона и вторая — семейная, и третья, вспомогательная, что возила хозяйственников и обслугу, отряд физической и огневой подготовки, матчасть и бухгалтерия — вот сколько подразделений на полковника замыкнули! Подчинялся Андрей Иванович генералу Захарову, начальнику Главного управления охраны, Прикреплённого Нины Петровны Гену Литовченко утвердили букинским заместителем. Литовченко Букин недолюбливал — слишком стремительный сделал взлёт, а, спрашивается, почему? Потому, что за Ниной Петровной увивался! Букина Литовченко мало интересовал, за исключением работы, конечно, а какой он там, подхалим или нет, — плевать! Ты, главное, своё дело делай.

Кремль, как ни крути, был Кремль: после обеда голоса во дворе затихали, к трём часам ворота для общей массы посетителей закрывали, пускали внутрь лишь организованные экскурсии, и то до шестнадцати тридцати. До семнадцати часов ходили по Кремлю по выходным и в праздники.

После обеда Хрущёв прямиком направился к строящемуся Дворцу Съездов. Огромное здание уже начали отделывать. Архитектор Посохин обычно приезжал и рассказывал, как продвигаются работы — Съезды партии планировалось проводить именно здесь. Кремлёвский Дворец Съездов должен был поражать. Хрущёв ходил по бетонным этажам и мучил архитектора вопросами.

— Что-то стоящее получается! — под конец похвалил он. — Я в Москве порядок наведу, старье вычищу! — оглядываясь по сторонам обещал Никита Сергеевич.

Посохин умолял кремлёвские храмы не трогать, доказывал, что они бесценное историческое наследие, и только подчёркивают величие советского государства.

— Что вы, как дети с погремушками, прям стыдно! — отмахнулся Первый. — Коммунисты, а несознательные!

На этот раз Букин сопровождал своего начальника.

— А тебе, Андрюха, Дворец Съездов нравится?

— Такого размаха я представить не мог!

— Вот! — сиял Никита Сергеевич. — Моя идея! — Он обернулся к Посохину. — А ты за вшивые колокольни печёшься! Шурупить надо! Пошли отсюда!

Никита Сергеевич увлёк архитектора за собой, они расположились в хрущёвском служебном кабинете, в четырнадцатом корпусе на третьем этаже. Просторное булганинское крыло Первый занимать не стал, хотя маршал сделал там грандиозный ремонт.

«Я гнилым воздухом дышать не могу, после Булганина как следует проветрить надо!» — резко высказывался председатель правительства. К тому же, этажом ниже обосновался Председатель Президиума Верховного Совета Климент Ефремович Ворошилов — второй выродок, принимавший самое непосредственное участие в сговоре против Хрущёва. Потому, Никита Сергеевич перенёс свой кабинет выше. Хрущёв с Посохиным разложили чертежи и углубились в детальное изучение планировок, а Букина отпустили — какая в охраннике польза? — но свободного времени у полковника никогда не оставалось: то он принимал руководителей охранных подразделений; то беседовал с кандидатами на вакантные должности. Переодически Андрей Иванович общался с действующими офицерами хрущёвской охраны, готовил отчёты и рапорта своему непосредственному начальнику — генералу Захарову.

В 18.20 сообщили, что Никита Сергеевич уехал домой. Перебирая нескончаемые документы, Букин одурел, и ещё жара — от жары в голове творился сущий кавардак.

«Всё, домой!» — разминая уставшие от писанины пальцы, решил полковник, но оказавшись на улице, садиться в раскаленную на солнце машину передумал, а решил прогуляться: пересёк Красную площадь, обогнул ГУМ. На улице 25-летия Октября, которая шла к Лубянке, навстречу попалась шумная компания молодежи, наверняка студенты — весёлые, просто солнечные лица! Парни шагали под руки с девчатами, смеялись, шутили. Неожиданно Андрей вспомнил Аню Залетаеву, лучезарную, бойкую, которую так и опоздал полюбить.

— Почему у нас не сложилась? Почему я растерялся, чего ждал? Дурак! — выругался Андрей. — Полный дурак!

Всем своим видом Аня завораживала, звала. Как он прохлопал её? Как упустил? И как завязалось у них с Серовым? — этот вопрос тоже не давал покоя. Как вообще могло подобное произойти?! Узнав про роман с Серовым Нина Петровна разразилась гневной тирадой и долго распекала мужа за беспардонность и разнузданность людей. При этом все шишки достались пятидесятилетнему Ивану Александровичу, будто бесстыдник-генерал совратил глупую девчонку! Об этом неравном браке долго судачили. Но теперь всё пересуды позади, никто уже не вспоминал о той неоднозначной свадьбе. Как-то Букину сказали, что Аня родила.

— Одним бы глазком взглянуть на неё, на Анечку, какая она теперь?

Перед глазами офицера стояло открытое лицо, смеющиеся глаза. При подобных воспоминаниях в груди Андрея ныло, сознание охватывали пьянящие воспоминания: как он впервые увидел её, как ходили гулять к берегу Москвы-реки, как восторженно держались за руки, какими широко раскрытыми глазами Аня смотрела на мир, на людей. Безусловно, Букин ей нравился. А что он? Упустил девку, вот что!

— Дурак! — ещё раз определил Букин.

Служба у Хрущёва высосала, измочалила, ни о чём другом, как только о работе, думать не получалось. Точно часовой, он стоял на посту и был предан Никите Сергеевичу до заикания. Хрущёв это ценил. Букина сделали начальником охраны, полковником, дали большую квартиру. Получил он, казалось, всё, однако, самого главного не хватало — семьи, звонкоголосых детишек.

— А дальше что, что дальше? Дурак-дураком! — сокрушался военный.

Полковник дошёл до Лубянки, сел в чёрный автомобиль, постовой перекрыл для разворота ЗИМа движение, и Букин покатил домой.