Царство. 1958–1960

13 июня, суббота. Калчуга, госдача «Москва-река 1», дача Фурцевой

— У меня, Коля, голова кругом! — жаловалась мужу Фурцева. — С Американской выставкой задергали, здание СЭВ строю, Останкинская телебашня на мне, первый Московский кинофестиваль вот-вот откроется! — хозяйка Москвы в бессилье рухнула на диван. — Он измучил меня! Я объясняю, по щучьему веленью ничего не строится! Стройка — процесс размеренный. А он грубит — не скули, кричит, работай!

— Разозлился?

— Накричал, потом оттаял, позвал, стал про балет рассказывать.

— Про какой балет?

— Про американский балет на льду. В Лужниках во Дворце Спорта балет представление даёт. Хрущёв туда с семьей ходил. За Лужники мне похвала досталась, спасибо, говорит, что искусственный лёд на стадионе предусмотрели, американцы этого не ожидали, думали, только у них искусственный лёд есть.

— Выходит, ты хорошая?

— Да, но мне, Коля, головомойки опротивели! Хрущёв беспощадный! — шепнула в ухо мужу раздосадованная Екатерина Алексеевна.

Фирюбин приложил палец к губам:

— Не говори так никогда! Ясно?

— Ясно! — со стоном вздохнула она. — Но ты-то мой? Ты-то меня любишь?

— Люблю! — он притянул Катеньку к себе. — Успокойся! Что он ещё сказал?

— Да всё про балет! Мы завтра с тобой туда идём. Велел посмотреть. Сказал, что на артистах наряды сногсшибательные, чтоб я внимание обратила. На женщинах стразы блестящие, пышные страусовые перья, сумасшедшая красота, и само представленье сказочное, публика обмирает. У наших, сказал, мастерство вроде есть, да всё как-то механически получается. Потом его Сергей пришёл и заявил, что отечественное фигурное катание больше похоже на производственную гимнастику.

— Тоже мне, умник выискался!

— Ага, двадцать лет, а всё знает! Так он его слушает, поощряет. Велел мне фигурным катанием заняться, министру культуры помочь. С Михайловым туда и пойдем.

— Дался Хрущёву этот балет на льду!

— «Холидэй он айс», так называется.

— Да как бы ни назывался! — выпятил губу Фирюбин, ему не нравилось, что Хрущёв незаслуженно обижает жену.

— Хрущёву всё надо, — обиженно продолжала Катя, — только людей на всё нет. Я многочисленными делами занимаюсь, и в Верховном Совете сижу, и в пяти комиссиях! Ну как так, набрасывать и набрасывать, как в грузовике! Что я, грузовик?

— Ты мо-я хо-ро-ша-я! — растягивая слова, проговорил Николай Павлович.

— А через месяц спросит, что сделано? А что через месяц сделаешь, башню Останкинскую построишь? — жаловалась Катерина Алексеевна.

— Зато на балет пойдём! — отшутился супруг. — Поднимайся, давай винца откроем?

— Сил нет!

— Тогда в постельку ложись.

— Не могу двинуться!

— Давай я тебя понесу!

— Неси!