Царство. 1958–1960

20 марта, воскресенье. Завидово

В это воскресенье в Завидово настоящей охоты не получилось — на улице лупил страшный дождь, потому стрельнули с вышки двух кабанов и возвратились в дом. В кинозал, где заготовили к просмотру новый фильм, не пошли, плюнули на кино, а расставив шары и намелив кии, принялись катать пирамиду. Третий час резались, кто кого. Два раза победителем вышел Никита Сергеевич, один раз Брежнев, а вот Родиону Яковлевичу не везло. Шары катались вяло. Леонид Ильич предложил обстановку «сдобрить». С коньяком игра пошла веселей, не то чтобы точнее и быстрее, а задорнее.

— Я слышал, что в Швеции расплодилось множество кроликов, их убивают, высушивают и используют как топливо, — рассказал Леонид Ильич.

— Ладно врать! — уставился на него маршал.

— Что, поверил?! — распльшся в довольной улыбке Брежнев.

— Дурачьё вы, вот я вам что скажу! — недовольно выговорил Хрущёв. — А ещё руководство!

— Так вы ж сами нас ставили! — не унимался шутник.

Родион Яковлевич топтался возле стола, приседал, целился, но ударил вкривь и вкось!

— Присядь, Родион, отдохни! Леня тебе сейчас стопку поднесёт, — заботливо проговорил Никита Сергеевич.

Брежнев тотчас налил расстроенному маршалу.

— Последнее время у меня страшно болит голова, просто раскалывается! — пожаловался Никита Сергеевич.

— А меня голова не беспокоит, — пожал плечами Брежнев.

— Чего она должна беспокоить — это же кость! — выдал повеселевший после коньяка Малиновский.

— Мне один рецепт дали, настоечка на меду. Как стал это дело пить — полный порядок! — похвастался Леонид Ильич.

— Что особенного в твоей настоечке? — поинтересовался Никита Сергеевич.

— Рецепт такой: берешь имбирь примерно с палец толщиной, мелко натираешь, кладешь туда три дольки лимона, столовую ложку мёда, так, чтобы с горкой была, заливаешь кипяченой водой и хорошенько размешиваешь. Сутки всё это должно настаиваться, а дальше пьёшь по столовой ложке перед сном — и никакой головной боли! На Дальнем Востоке порекомендовали.

— И вправду голова не болит? — недоверчиво спросил Хрущев.

— И хуй всегда стоит! — за Леонида Ильича ответил маршал.

— А у тебя не стоит? — зло отозвался Брежнев.

— Главное, чтоб не стоял, а блестел! — заявил Родион Яковлевич, потом взял кий, ударил, но снова промазал, хотя шар докатился практически до самой лузы.

— Что-то ты всё мимо, да мимо! — обратился к нему Хрущёв.

— Я два забил!

— А надо восемь! — ехидно хмыкнул Брежнев. Пирамида всех утомила, потому эту партию играли обычную. У Первого на полке стояло уже шесть шаров.

Хрущевский удар также не увенчался успехом.

— Чтобы забить, Никита Сергеевич, кий требуется немножко вздрачнуть, — издевался над противником Малиновский и принялся усердно тереть рукой кий, показывая, как надо «вздрачивать», потом стал целиться, но удар снова вышел косой.

— Промазал, задрота! — радовался Брежнев.

— Видать, плохо вздрачнул! — лыбился Малиновский. — Без усердия тёр!

Брежнев с Малиновским покатывались со смеху, один Никита Сергеевич был сосредоточен, на шутки не отвлекался, цет лился долго, пристрастно и уверенно положил последние два шара.

— Вот так! — просиял Первый.

— Просрал! — швырнув кий, горестно проскулил маршал. — Больше играть с вами не буду, не зовите!

— Опять Родиону под стол лезть и кукарекать! — ухмыльнулся Хрущёв. Сам же он никогда проигравшим не был.

— Полезу! — обреченно ответил министр.

— Кукарекай громче, а то тебя не слышно! — подмигнул министру обороны Никита Сергеевич.

Через секунду все услышали отрывистое:

— Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Смешно было смотреть на пузатого военачальника, ползающего на карачках под бильярдным столом.

— Все, откуковал! — поднимаясь, выговорил он.

— Давай налью? — Брежнев держал коньяк наготове.

— Раньше надо было наливать! Пойду драчилки свои помою, — показав присутствующим испачканные пылью руки, уныло сказал Малиновский.

Эта компания частенько играла в бильярд, мужчины отпускали друг другу шутливые замечания, толкались. Пока никто не видит, Никита Сергеевич, любил взять и переставить шары. Словом, было весело, с игрой получалась некоторая разрядка после упорной работы, переполненной, как правило, негативными событиями.

— На протяжении года, никто — ни мы, ни американцы, ни одной атомной бомбы не взорвали, а тут Америка объявляет о готовящемся взрыве, — заговорил Хрущёв.

— Давайте и мы на Новой Земле рванём, испытаем своё сверхмощное ядерное оружие! — пробасил министр обороны.

— Думал, ещё годок без взрывов проживём, так нет! — сокрушался Никита Сергеевич. — Придётся и нам взрывать, май фрэнд Айк не способен своих генералов урезонить, они его подзуживают.

— Как приедет к нам, мы с американцами навек замиримся! — успокоил Первого Брежнев.

— Обидно! — с досадой проговорил Никита Сергеевич. — А как хорошо всё шло! Надо Айка так принять, чтоб он закачался!

— Примем! — заверил Брежнев. — Он не представляет, что есть русская душа!

— Скоро узнает, — подвёл итог Малиновский. — А пока надо бомбы взрывать, чтоб неповадно было.

— Ты взрывай, но только так, чтоб у норвегов в домах стёкла не вылетели, — предостерёг Хрущёв.

— Если вылетят, тем лучше!

— Жаль Курчатов умер, ведь какой был талант, какая голова!

— Тут никак не поправим! — произнес Малиновский. — Но и Славский с Харитоном люди знающие, при них осечки быть не должно.

— Эти зубами выгрызут! — поддержал Леонид Ильич.

— Бомбы, бомбы! И ведь никуда без бомб! — со всей серьезностью проговорил Никита Сергеевич.

За чаем Родион Яковлевич начал жаловаться, что сильно храпит.

— И я храплю несносно, Нина меня ночью толкает, — признался Никита Сергеевич.

— У одной женщины муж ужасно храпел, — заговорил Леонид Ильич. — К каким только врачам она его ни водила, всё пустое. Однажды встречает во дворе истопника и ему на мужа жалуется: «Не представляю, как можно так храпеть, просто жуть! Не знаю, что и делать, дом ходуном ходит!». «Тут дело не хитрое, — почесал за ухом истопник. — Ты ему ночью ноги раздвинь, он храпеть и перестанет». И вправду, раздвинула мужу ноги, спит, как мышонок! Встречает на другой день истопника: «Ну, спасибо, выручил, спит теперь замечательно, не слышно его вообще. Как ты до такого догадался, ноги раздвинуть?» «Да как, — отозвался истопник. — Тяги нет, яйца на жопу наползают!»